Остаточный образ монстра.

Йохан здесь… в этом доме. За последний месяц странной смертью погибли два ребенка из этого приюта. Продавщица цветов видела, как каждую неделю сюда приходил красивый молодой блондин. Час назад он вошел сюда... Приоткрыв старую, плохо смазанную дверь, мужчина осторожно протиснулся в парадную, на ходу вынимая пистолет, — все должно было решиться здесь. Здесь и сейчас. Он уже был в этом приюте полтора месяца назад, оказав первую помощь мальчику, которого сбила машина. Юрген... Смуглое, худое, скуластое лицо, тонкие, некрасивые губы, но глаза у него были добрыми, порой веселыми. Любил носить коричневый свитер с вышитым крестом посередине — мать подарила ему такой на восьмой день рождения, а потом, всего через пару дней, попалась разгорячившемуся насильнику. Юргенс всегда хотел именно такой свитер... Именно этот ребенок умер первым, выбросившись из окна безо всякой записки. Потом был следующий — девочка, мечтавшая стать врачом. Тенма много говорил с ней, рассказывал о том, какая это большая ответственность, временами шутил, делился любопытными случаями из своей жизни. Сероглазая, пепельнокудрая, полная какой-то хрупкой, неземной красоты. Много и долго болела, любила ходить в белом платьице — считала, что так одеваются ангелы... Она повесилась, и было совсем неясно, как маленькая девочка смогла привязать веревку к балке. Йохан... Это он убивал их всех. Холл — нет ни консьержки, ни воспитателей. Только шестеро детей, сгрудившихся в центре и без видимого страха смотревших на вошедшего. Они почти сразу узнали его, зазвучали вопросы, слова... — Мы еще поговорим, хорошо? Но позже... мне нужно найти Йохана. Он очень опасен. И… возьмите это. Если потребуется защищаться... — произнеся эти слова, врач протянул детям второй, припрятанный на всякий случай пистолет. Ему сейчас предстояло обыскивать дом, и он мог не успеть вернуться. Старый, загроможденный чердак, который давно не видывал уборки, украшали самые разнообразные вещи: кресло — некогда бархатное, принадлежавшее, наверное, еще XIX веку, теперь же напоминало скорее свой собственный обглоданный скелет, занавешенное чем-то серым и рваным зеркало в дорогой, старинной оправе, уже, однако, тронутой плесенью. Ничего. Ни следа Йохана, как и во всех прочих комнатах и закоулках этого здания. Он ошибся? Выстрел... потом еще один и еще... Со всех ног кинувшись вниз, доктор Тенма уже понимал, что не успеет, понимал, что враг опередил его, но все же был не готов к той сцене, которую увидел, когда вбежал в холл, где оставались дети. Пять тел, лежащих в разных позах, с простреленными головами, и один, стоящий с пистолетом в руке и как-то страшно, отрешенно улыбающийся. Йохан... Он сам только что дал ему оружие, не узнав среди детей этого монстра! Я... я должен покончить с этим. Сейчас. Палец, положенный на спусковой крючок, дрожал. Прозвучавший через десять секунд выстрел гулким эхом раскатился по зданию. Вот и все... Монстр мертв. Он больше не причинит никому боли... Ни Анне, ни Дитеру... — Вы и в самом деле очень необычный преступник, доктор Тенма. Вздрогнув, мужчина стремительно развернулся, поворачиваясь на голос, шедший со стороны двери. — Это Йохан. Я наконец-то... его... Бросив взгляд на указанный мужчиной труп мальчика, инспектор Рунге (а это был именно он) криво усмехнулся. Вот уже два года он вел охоту за этим таинственным «Йоханом» и лишь недавно, две недели назад, разгадал его. И сейчас стоял здесь, у места только что случившегося преступления, опоздав всего на каких-то несколько минут. — Йохан? И что же он, по-вашему, сделал? — Убил... убил Юргена. Убил Анет. Убил Арнольда. Убил Ральфа... Убил моего пациента, Адольфа Юнкерса. Убил своих приемных родителей Либертов. Убил... убил... Он уничтожил пятьсот одиннадцатый детский дом. Мужчина говорил все тише и тише, так, словно бы усталость, накопившаяся за эти годы, вырвалась на свободу, все больше и больше одолевая его. Последние слова он почти прошептал. — И этот мертвый мальчик — Йохан? Доктор кивнул. — Рост, цвет волос... он и в самом деле очень похож на вашего пациента, Йохана Либерта, пропавшего без вести... — здесь инспектор сделал паузу, едва ли не с вожделением смотря на доктора Тенму: именно ради этих минут, ради этого короткого мгновения, когда будет показана истина, он и вел все это многолетние расследование. — Пропавшего без вести девять лет назад. Не находите странным, что он совсем не повзрослел? — Это. Йохан. — Хорошо, я продолжу. Сорок восемь дней назад вы оказали первую помощь мальчику, который жил в этом приюте. Спустя пятнадцать дней его нашли мертвым. Еще неделю спустя здесь повесилась девочка. Воспитательница говорила, что вы приходили к детям, помогали утешать их, читали им детские сказки. У них любопытные названия — «Бог мира», «Человек с большими глазами, человек с большим ртом», «Монстр, у которого не было своего имени». Особенно любопытна последняя. Очень странный выбор для детских чтений. А теперь — это... и, знаете, что самое любопытное? Я уверен, что экспертиза не найдет следов пороха на руках вашего «Йохана». Старинный пистолет, шесть пуль в обойме. Первая, — произнеся это, он указал на мертвого ребенка. — Вторая. Третья. Четвертая. Пятая. А где же шестая? В пистолете ее нет. Вот же она, лежит на полу. Знаете, что это мне напомнило? «Русскую рулетку». Дети по очереди стреляли себе в висок, вытащив одну пулю из обоймы. А выживший считался избранником Бога. Именно в такие игры играл в пятьсот одиннадцатом детском доме Йохан. Именно в такие игры играли вы, доктор Тенма. Вы убили Йохана Либерта. Вы убили всех его возможных приемных родителей, вы убили вашего пациента. Вы повторили эксперимент пятьсот одиннадцатого детского дома здесь, в этом приюте. Монстр — это вы. Хотите, расскажу, как я пришел к этому выводу? Инспектор Рунге совершенно не боялся оружия в руках преступника — тот, находясь в близком к шоку состоянии, уже попросту не мог нажать на курок. Рот доктора был чуть приоткрыт, а голова дергалась из стороны в сторону — так, без слов, он все еще пытался отрицать конечный результат расследования. — Я всегда раскрывал преступления, ставя себя на место преступника. Я пробовал стать Йоханом, потом попробовал стать вами. У меня ничего не получалось. Вы оказались очень необычным преступником. Мне казалось, что Йохан — всего лишь плод вашего воображения, но вы сами... ваших действий мне тоже не удавалось просчитать. Каким образом происходили смены ваших личностей? При каких условиях? Что послужило причиной подобной травмы? И только теперь я догадался. Людей, которых бы звали «Йоханом Либертом» и «Кендзо Тенмой» просто не существует. Как не существует и инспектора Рунге. Говоря это, полицейский постепенно приближался к мужчине, неотрывно смотря ему в глаза. Пальцы на правой руке двигались, по мере того, как он проговаривал информацию. Память была одним из главных страхов инспектора. Он слишком хорошо знал, как легко человек может забыть не то, что имя преступника, свое собственное! — Понимаете? Вы такой же, как и я, доктор Тенма. Безымянный ребенок, оборотень, живущий жизнью придуманных им людей. Мы с вами лучшие. Ведь мы оба из пятьсот одиннадцатого детского дома. ...Нарисованный монстр, держащий в руках мясорубку, в которую падают люди. ...Воспитатели с пустыми лицами, читающие детям сказки, после которых тем не хочется возвращаться к людям. ...Беседы, в которых есть один закон — «подчини себе слабого». ...Игры. Первая ступень лестницы — причиняя боль другому, ты испытываешь то же, что и спасая чью-то жизнь. ...Последняя ступень — два ребенка, идущих по краю крыши друг другу навстречу. — Мы оба из пятьсот одиннадцатого детского дома, доктор Тенма... Книга была старой, очень толстой и потрепанной временем, но картинки в ней — совсем-совсем новыми. Словно живыми. — Кем ты хочешь быть? — спросил его воспитатель. У этого человека не было лица, вместо него — пустой серый провал, наполненный проморзглым осенним туманом. Животные, люди, птицы, даже роботы — все было там. Множество лиц, красивых и уродливых, добрых и злых, страшных... живых. Мальчик долго листал книгу, пока не остановился на последней странице. — Я хочу быть Йоханом, — произнес он и посмотрел на воспитателя. На последней картинке был изображен светловолосый мальчик, а сзади, на его фоне, — безымянный монстр, в рот которому падали люди. Падали, падали, падали... а монстр все жевал, жевал, жевал... Кусь-кусь. Чавк-чавк. Хрум! Кусь-кусь. Чавк-чавк. Хрум! С тех пор все стали звать его Йоханом и Монстром, и лишь один человек на свете знал и помнил его настоящее имя. Вздрогнув, доктор Тенма открыл глаза. В больничной палате, на белой простыне, перед ним лежал безымянный ребенок, венец эксперимента Франца Бонапарты. Лучший из выпускников пятьсот одиннадцатого детского дома, так и не вышедший из состояния комы. Прошел уже почти год с тех пор, как выстрел отца Вима поставил многоточие в истории потрясшего публику «ребенка-монстра». «Вы поняли, что такое быть Йоханом, доктор Тенма?» — Я понял. Я был у твоей матери. У тебя есть имя. Чудесное имя. Тебе больше не надо быть Йоханом. Тебя зовут...