more than half an hour

      Плохие мальчики носят кожаные куртки и грубые ботинки; плохие мальчики всегда носят при себе складной нож или острую бритву, чтобы никто из окружающих не смог засомневаться в их полной принадлежности к этой самой группе. В этом баре никто даже не смел думать так — посетителей становится поменьше, когда они переступают порог, а бармен только настороженно косится и тут же это прекращает, зная, что эти увальни оставляют в его кассе по меньшей мере двадцать долларов за вечер.       Ноги двигаются в такт рок-н-ролла — тяжёлые ботинки так же тяжело стучат о каменный пол. Он, пританцовывая, движется вперёд и поправляет небрежным жестом волосы — они пружинят и остаются на прежних местах, пока их обладатель продолжает насвистывать мелодию. Уверенный взгляд, напыщенная ухмылка, смазливое лицо, искаженное подобием дикости и полной уверенности. Показушник играет на публику, ждёт её оваций и восторженных криков; девушки, окружающие его, мечтательно вздыхают, парни, сидящие с ними, недовольно хмурят лбы.       Стэнли Урис — гроза Дерри, вот он кто. Тот Стэнли Урис, что катается на своем Мустанге по городу с дружками, курит и живет рок-н-роллом. Пожалуй, у него есть все необходимое — приятная компания, никак иначе банда Отбросов, что вечно шныряет тут и там, размахивая своими складными ножами; машина, резво летящая по дорогам, и ветер в голове, а что ещё нужно для счастья?       Он садится за барную стойку и заказывает себе «как обычно»; он садится за барную стойку и весело чокается холодной бутылкой пива с Большим Биллом, пока остальная банда стоит у музыкального автомата и ласково пинает его своими ботинками, а тот в свою очередь кашляет надрывными звуками. Наконец звучит что-то ритмичное, громыхающее и веселящее — Ричи Тозиер довольно хлопает и кричит, что за это надо выпить. Ну, раз надо, значит выпьют.       Начинаются дикие пляски, танцы на костях под гитарные рифы — кавалеры приглашают дам, а иногда дамы завлекают кавалеров на «кадриль», но Стэнли все сидит за стойкой, только изредка топая ботинком в такт. Он знает, что сейчас придёт Беверли, горячо любимая девушка Большого Билла, что часто каталась с ними по ночному Дерри и всегда имела с собой лишнюю сигаретку на всякий случай; придёт и обязательно будет не одна, а со своей подругой, которая до тошноты ненавидела эти ежедневные вечеринки в баре, но все равно шла, потому что Бев умела хорошо уговаривать.       И вот, он сидит, ждёт, когда дверь резко зазвенит, и в бар зайдут две обворожительные девушки, которые тут же пройдут к стойке, и одна из них повиснет у Билла на шее, а другая только сухо кивнет и будет весь вечер сидеть за столиком, отыгрывая роль третьей-лишней. Они обязательно будут пить молочные коктейли, особые молочные коктейли, в которые бармен капает немного виски и ликера, чтобы было слаще, и тихо переговариваться в перерывах, пока Денбро выйдет покурить или отвлечётся на беседу с кем-нибудь из своей шайки. Но Стэнли обещает себе, что так не будет — сегодня он пригласит ту самую девушку разделить с ним длинный вечер и пару коктейлей заодно; сегодня он пригласит ту самую девушку, которая так нагло украла его сердце, если оно вообще было.       Он не знал, почему она не давала ему покоя, точнее, не мог знать наверняка. Сначала он думал, что все дело в завораживающей красоте и гипнотическом взгляде серо-зелёных глаз, потом решил, что все-таки причиной может служить её отдаленность и неприступность, которую так ясно отражали все те же прекрасные глаза, но засомневался и в этой версии, а потом мысли в его голове кончились, и он чокнулся бутылкой снова, на этот раз с Майком, что успел уже потанцевать с одной из девушек и пригласить на следующий танец другую.       Ночь тянется до неприличия долго, а новые лица все не появляются в заведении, как сильно он бы этого не желал. Уже идёт вторая бутылка пива и, кажется, одиннадцатый час ночи, и тогда Стэнли думает, что какого черта они вообще должны оказаться здесь, тем более так поздно, когда все хорошие девочки сидят дома. И может быть Бев не была той самой хорошей девочкой, что всегда делала уроки, не гуляла с плохими мальчиками и молилась каждый раз перед приёмом пищи и сном, но она её из себя умело строила, чтобы тиран-отец не запер дверь её комнаты на веки вечные; а вот что касалось её спутницы — вопрос спорный. Она определённо была хорошенькой, — не только в плане внешности, конечно, — учила свои уроки, не заговаривала ни с кем из парней и молилась каждый раз самозабвенно, благодаря Господа за ясное небо над головой, и что сегодня оно не упало, но назвать её хорошей девочкой язык, все-таки, не поворачивался. Если она дружила с Беверли и каждый вечер убегала из дома, то это что-то да значило.       Но, к счастью для него, колокольчик на входной двери заливается трелью — небольшие каблучки поочередно стучат по паркету, приближаясь все сильнее и сильнее, пока каждый из Отбросов приветствует их и продолжает заниматься своими делами.       — Эй, Бев, — кричит Тозиер, как всегда насмешливо, — где твои волосы, Бевви?       — Эй, Рич, — вторит ему Марш и, улыбаясь, подходит к Биллу, — где твои манеры, ублюдок Ричи?       Как он и предполагал, девушка была не одна — другая, чьё имя он так любил растягивать, когда был совершенно один, стоит рядом и безучастно смотрит, как Ричи пляшет под безумную музыку с таким же безумным видом, а парни рядом с ним крутят в пальцах складные ножики и пьют огромные пинты пива; другая, которая в упор, почему-то, не видела его и видеть не собиралась. Рядом Беверли заливается смехом, а Билл что-то шепчет ей в самое ухо и обнимает за талию; её подруга в это время опускается на барный стул, и парень чувствует, что удача сегодня лучезарно ему улыбается.       — Один особый коктейль для особой девушки, — говорит Стэн бармену и тут же ловит на себе изучающий взгляд, — Добрый вечер, мисс. Смотрю, вы скучаете?       — Только самую малость. — отвечает девушка вежливо, но нехотя, продолжая рассматривать лицо Уриса; она может сказать, что для еврея у него слишком правильный нос, но это все мелочи, что тут же вылетают из головы.       — Мы с вами официально не знакомы, — он, кажется, в полном экстазе, — Меня зовут Стэнли, Стэнли Урис, а вас?..       — Ким, — она, кажется, в полном замешательстве, — Кимберли Уэбб.       Из привычки она тянет ему руку для рукопожатия, но Урис не может устоять перед таким соблазном — он легко касается её ладони губами и изображает улыбку, но получается только вызывающая усмешка, которая легко дополнила хитрый взгляд.       — Рад нашему знакомству, Кимберли, — ему слишком нравится это имя, он хочет повторять его ещё и ещё.       Кровь приливает к лицу девушки, и её щеки становятся приятного пунцового цвета; Стэнли чувствует, что сегодня удача точно на его стороне.       Опять слышится раскатистый смех — Эдди Каспбрак, Майк Хэнлон и Бен Хэнском взрываются низким хохотом, когда Ричи снова произносит что-то сумасбродное; после к ним присоединяется Большой Билл, и здесь Стэн вынужден отвлечься от столь приятной компании. Они все выпивают за какую-то нелепость, потом снова смеются и выпивают ещё; Отбросы проводят этот ритуал и продолжают заниматься тем, что делали до этого — Тозиер пляшет с воображаемой гитарой, пока звонкий смех Беверли разносится по всему заведению, а Билл все шутит и шутит, кажется, не прекращая.       Урис возвращает свой взгляд к собеседнице, чтобы ещё раз посмотреть на румянец её щёк, но Кимберли больше не смущена. Она потягивает свой коктейль, слушает музыку и сосредоточенно смотрит перед собой, будто боясь, что если она разрешит себе отвечать на его кокетства, то совершит самый страшный грех в своей жизни, и тогда мамочка точно упечёт её в монастырь, а папочка придёт в бешенство и страшно обругает. Возможно сейчас она сбежит — просто так встанет и уйдёт отсюда, — цок-цок-цок, — так ничего не сказав Беверли в своё оправдание. А возможно она останется, продолжит беседу с этим Стэнли, что, может быть, только хочет строить из себя что-то, а на самом деле является простым парнем, что любит азарт и своих друзей; останется и продолжит говорить, отвечать на его вопросы и начнёт задавать их тоже. Но это только возможно, а она слишком сильно чувствует, что эта тарелка явно не для неё.       Автомат кашляет, слышится скрип пластинки — музыка заканчивается, и Ричи недовольно прекращает двигаться; ей на смену приходит другая песня, про парня, что был беден до неприличия, беден, но любим прекрасной девушкой, и вот тогда становится как-то дрянно, паршиво становится Стэну и кошки внутри начинают дико скрестись. Он быстро осушает бутылку и думает: это твой шанс, парень, пригласи её на медленный танец, а потом, может быть, предложишь ей прокатиться по ночному Дерри на своём быстром Мустанге, и она, может быть, согласится, потому что ты ей, может быть, понравишься или понравился уже.       Он набирается смелости и все тем же тоном произносит:       — Потанцуем?       Но она тоже слышит медленную мелодию и тоже умеет думать; девушка отпивает немного коктейля и смотрит прямо ему в глаза, вспоминая монастырь и грозный вид отца. «Я не могу танцевать с ним, — думает Кимберли, когда выпитое немного ударяет её в голову, — Я не могу танцевать с парнем, который курит сигареты и носит при себе острую бритву, иначе родители будут в бешенстве.»       — Я не танцую с хулиганами, — говорит она Стэнли и сомнение начинает шевелиться внутри, — Не сегодня, но, может быть, как-нибудь однажды, когда мы будем знакомы куда больше, чем полчаса.       Стэнли Урис растягивает губы в улыбке, — теперь это точно улыбка, а не ужасная усмешка или ухмылка, — и понимающе кивает.       — Тогда я хочу произвести самое лучшее впечатление.       Осталось только дождаться этого однажды, когда старый автомат треснут тяжёлым ботинком и он начнёт играть все тот же рок-н-ролл, а он все так же будет сидеть на барном стуле и говорить, говорить с ней о всяких разных вещах, пока не дождётся той самой песни про неприлично бедного парня и не пригласит её на танец. И эта самая ночь будет принадлежать только тем, кто чувствует ритм; только тем, кто знаком намного больше, чем полчаса.