Нужно было меньше пить!

      Во владениях одного из семи богов счастья царил порядок. Весенние цветы распустились с самыми первыми лучами солнца, озаряя всё вокруг своими потрясающими цветными лепестками, будто пропускающими свет, создающими чудаковатое преломление, словно яркие витражи. Солнце светило поистине ярко, освещая и ласково пробуждая природу вокруг. Птицы, насекомые, шинки, боги — все уже давно бодрствовали, занимаясь самыми различными делами. Все, кроме одной единственной богини, спящей в самый разгар дня.       В светлой комнате со столиком, большим окном, занавешенным светлыми, нежного фиолетового тона шторами и большой кроватью с балдахином спала величайшая богиня войны, владелица огромной семьи шинки, самая справедливая и обожаемая всеми Бишамонтен. На лице её можно было увидеть хмурость, которая не очень красила её часто спокойное, прекрасное лицо. Внезапный свет, попавший богине в глаза благодаря так удачно образовавшейся щёлке в не плотно занавешенных шторах, ослепил блондинку, пробуждая. Уже не спящая девушка лежала на кровати, проклиная всё на свете. И бога Ято, чьё присутствие вчера заставило её так безудержно пить, а не расслабляться, как все остальные. И саке, которое всё никак не хотело заканчиваться. И Икки Хиёри, что позвала на это торжество алкоголя. Да что там — даже Казуму, который потакал её пьяным просьбам принести ещё! Но, как бы неприятно для Бишамон то ни было, она сама виновата в том, что сейчас страдает.       Адская головная боль, сухость во рту, неприятное чувство тошноты. Одним словом — похмелье. Это было довольно ожидаемо, если учесть, сколько богиня влила в себя саке. И почему Казума не остановил её? Хотя, может и пытался. По крайней мере на данный момент Бишамон не помнила почти ничего. Только то, как они прибыли к той самой сакуре, и то, как она почти силой отобрала несчастную бутылку саке, а потом и ещё одну. А сейчас вот, мучается. — Казума… — тихо позвала богиня хриплым, сиплым голосом.       На зов тут же явился названый священный сосуд. Тихонько постучавшись в комнату Виины, он вошёл, оглядывая лежащую девушку и хмурясь. Он прекрасно помнил, как она себя вела. И, что ещё более важно, он ужасно волновался. Ведь Бишамон спала со вчерашнего дня. Как только вернулись домой, конечно, немного побушевала, но потом всё-таки улеглась и спала до сих пор. Наверняка, она могла даже продолжить спать, не засвети этот треклятый луч в лицо.       А ведь он беспокоился. Мало ли, что может случиться от такого количества алкоголя? То, что Бишамон богиня, не говорит о том, что она не подвержена воздействиям болезней и самых различных недугов. А вдруг алкогольное отравление? В конце концов, девушка вряд ли когда-то пила так много, и с непривычки может случиться интоксикация организма…       К тому же, верный Тёки прекрасно понимал, как плохо его любимой хозяйке будет после пробуждения, даже если бы не произошло отравления. Алкоголь имеет свои последствия, причём весьма неприятные. — Да, Виина? — спросил сосуд у прикрывшей глаза и лежащей на боку девушки. — Казума, не мог бы ты принести немного воды?.. — всё так же тихо попросила Виина, и юноше показалось, что он услышал в этом… толику вины?. — Да, конечно, — он подошёл к столу, на котором располагался графин, почти до краев заполненный водой.       Аккуратно, можно сказать профессионально налив в стакан жидкость, не пролив ни капли из почти полного графина, парень на подносе принёс его богине, на всякий случай прихватив с собой и сосуд: вдруг девушка выпьет всё и попросит ещё. Взглянув сначала на стакан, а потом на графин, девушка не задумываясь резко села, отчего в череп будто молотком ударили.       Схватившись рукой за голову, Бишамон уперлась другой рукой в подушку, морща нос и на этот раз осторожно усаживаясь, отчего Тёки на автомате дернулся, но руки оказались заняты. Как только девушка села, он обеспокоено приблизился к ней, подавая стакан, который богиня тут же жадно осушила. Капли стекали по ее подбородку, утекая в ложбинку между грудей. Парень нервно сглотнул.       Отстранившись от пустого стакана, богиня вытерла мокрые губы, переводя взор на графин и тут же выхватывая его из рук священного оружия. Широко раскрыв глаза от жгучей жажды, девушка беспардонно припала к носику графина, вновь роняя чистые капли на ночную сорочку. Когда в графине воды осталось меньше, чем на пол стакана, она ослабила хватку и вернула сосуд шинки, который осуждающе глядел на нее, сведя брови к переносице. — Казума, — начала, словно только что сделала все правильно, — я ничего не помню. Что было? — вновь поднесла руку к очень тяжёлой голове богиня, придерживая. — Вчера ты напилась. Ни с кем не говорила. Просто пила, злобно поглядывая на Ято. Потом вы чуть не подрались, и он тебя поцеловал. — Ч-чего?! — от услышанного девушка непроизвольно перешла на крик, отчего голова заболела сильнее. — То было не действительно. Поцелуй через руку. Мы были не в меньшем шоке. После этого «поцелуя» вы всё-таки подрались. Потом вернулись домой. Ты немного покричала что-то в пьяном бреду и уснула. Всё, — спокойно и рассудительно, как, впрочем, всегда. — Серьёзно? Боже, как же стыдно… — закрыло лицо руками, краснея. — Нужно было меньше пить, Виина! — недовольно. — Теперь ещё и мучиться будешь. Похмелье — это не есть хорошо. — Да уж… Ты не мог бы позвать лекаря?.. — Прости, но его нет. Кугаха был главным и единственным знахарем среди всех твоих шинки, Виина, следовало бы помнить это. — Ах, да… Тогда не мог бы ты просто принести мне таблетку от головной боли? — вежливо попросила девушка, мило улыбаясь. — Нет. — П-почему же нет? — погрустнела. — Тебе необходим покой. Никаких таблеток. Я сам о тебе позабочусь, — сказал шинки, бережно укладывая девушку обратно на постель. — Спасибо, Казума, — улыбнулась настолько лучисто, насколько позволило состояние.       Парень улыбнулся в ответ, куда-то отлучаясь. Почему-то в его присутствии Виине было легче. Стоило священному сосуду отойти, недомогание и ужасное состояние вернулись, как будто и не исчезали. С ним всегда легче. Он понимает богиню с полуслова. Он последний из клана «Ма». Он тот, кто находится с Бишамон дольше всех. Он тот, кем она больше всех дорожит. Он не просто шинки. Он друг.       Хотя, для Бишамонтен он уже давно не просто друг. Тайная любовь. Богиня сама сначала не хотела того признавать, но так и было. Связь между богом и его шинки, пускай, не очень-то редкое явление, но всё же как-то не по себе. Могут пойти ненужные слухи об использовании Бишамон своих священных орудий для непристойных целей. Это, конечно же, будет откровенной клеветой.       Виина любит и дорожит каждым своим шинки. Каждый для неё особенный. Каждого, пускай раненого или бесполезного, пускай ворчливого или дружелюбного, любит и оберегает. И они отплачивают ей тем же. Живут беззаботной жизнью, ни о чём не переживают и не волнуются, стараясь не нанести зло скверны своей госпоже. Но самым главным и дорогим священным орудием для Бишамонтен является её священный сосуд.       Тот, кто сейчас вновь стучится в дверь её комнаты и входит после позволения с большим подносом, на котором чего только нет. Вода в миске и графине, повязка, бульон, ложка, чай и ещё что-то.       Поставив свою ношу на стол, парень намочил повязку в прохладной воде, немного отжимая и прикладывая к горячему лбу девушки. Приятный холодок и дрожь пробежала по телу богини, не то от охлаждающей повязки, не то от нежных прикосновений шинки. Осторожно помогая девушке сесть, Казума также бережно поставил на её колени поднос с горячим бульоном и чаем, предварительно убрав оттуда графин с водой. — Я не хочу есть, Казума, — нахмурилась, словно капризный ребёнок, Виина. — Ешь. Тебе нужно больше пить и есть что-нибудь горячее, что бы организм скорее восстановил силы и вернулся в прежнее русло. — Что ж, ладно, — поняв, что с шинки бесполезно спорить, девушка принялась есть.       Бульон оказался довольно жирным, но от этого не менее вкусным. Головная боль начала немного спадать, но на её место пришёл озноб. Пронизывающий до глубины костей морозец заставлял сильнее кутаться в одеяло и сжиматься, подобно котёнку. Это умилило и побеспокоило парня. — Очень плохо? — заботливо поинтересовался Казума, позволяя себе присесть рядом с замёрзшей хозяйкой. — Голова почти не болит, но я замёрзла. Казума, а т-ты… Т-ты можешь согреть меня? — задала странный и очень смущающий вопрос, моля вглядываясь в изумрудные глаза шинки. — Н-ну, н-наверное могу… — опустил взгляд, из-за чего его красных от смущения щёк Бишамон разглядеть не могла.       Быстро сняв с себя пиджак и обувь, молодой человек прилёг рядом с богиней, прижимая её к себе. Для шинки это было очень смущающе, чего было не сказать по его хозяйке. Та выглядела спокойно, но так было только снаружи. Внутри бушевал огонь. Огромное пламя, сжигающее всю уверенность. Она сама от себя не ожидала такой решительной просьбы. Пускай Бишамон была не из робкого десятка, но при виде этого юноши, вся отвага испарялась и превращалась в пыль страха быть отверженной. Священному орудию было не лучше. Он очень смущался. Безусловно, ему была приятна близость и такие просьбы любимой хозяйки, но он-то был очень робок, тем более рядом с этой девушкой. Как бы парадоксально это не было, но Казума тоже тайно любил свою богиню. Мало того любил. Он её уважал. Он желал ей всего самого лучшего. И он в число этого «самого лучшего» не входил. Неуверенность в себе и тот же самый страх быть отвергнутым заставляли парня забыть о своей идее признаться во взаимных чувствах. И вот, влюблённые, но боящиеся. Как в дешёвой драме. Но, не ясно с чего и почему, Бишамон всё-таки решила сделать шаг на встречу парню в виде помощи согреться, потому что она действительно очень замёрзла. Этого почему-то очень робкой сейчас девушке оказалось мало. Быстро, что бы не впускать холод, девушка открыла одеяло, забирая под него донельзя смущённого шинки, забавно улыбаясь. Он, конечно же, не смел противиться своей госпоже, обнимая её и нежно грея, чего никак не ожидала блондинка. Тяжко выдохнув и прошептав: «Сейчас, или никогда…», парень прижал девушку поближе, робко целуя в губы. Та широко раскрыла глаза, не веря и не отстраняясь. Не почувствовав сопротивления, юноша неуверенно попытался углубить поцелуй, и ему позволили. Решительно обняв парня за голову, богиня зарылась пальцами в его волосы, целуя более уверенно. Тут прибывать в шоке пришло время Казумы. Он ожидал чего угодно, но не ответа. Такого искреннего ответа. Их языки сплетались в жарком танце, доставляя обоим невероятное, пускай и скоротечное, удовольствие. Осторожно сминая властные, мягкие губы богини, шинки забывал обо всём, как и сама Бишамон. Обстановка накалялась, жар поднимался. Быстро откинув одеяло, девушка сняла с парня очки, чем раззадорила. Воспользовавшись лёгким замешательством своего шинки, богиня начала ослаблять его галстук, не разрывая поцелуй. Тот, будто на инстинктах, оставил нежные губы Бишамон, припадая к её шее, оставляя красные метки. Первый стон вылился из богини сладкой патокой, не щадя дарящего ласки парня. Быстро расстегнув пуговицы на рубашке священного сосуда, девушка откинула её к уже давно валяющемуся на полу галстуку. Быстро стянув с Бишамон её ночную сорочку, под которой находились только чёрные кружевные трусики, парень принялся ласкать грудь богини, вызывая новые и новые стоны удовольствия. Нежно, ласково, страстно. Бишамон же извивалась в руках своего шинки, желая получить больше. И ее желанию тут же последовали. Резко стянув с девушки красивые трусики, юноша развел ее ноги, осторожно пристраиваясь плотью и входя. Девушка стонала все громче и жарче, желая продолжать. И ее просьба была вновь услышана священным сосудом. Казума двигался медленно, позволяя своей хозяйке привыкнуть. Но стоило услышать тихое, молящее скуление девушки, парень начал вдалбливаться в желанное тело с пошлыми звуками. Дойдя до пика, юноша вышел из богини, бурно кончая. Оба откинулись на подушки, переводя дыхание. Тяжело дыша, девушка вглядывалась в мутные, изумрудные глаза своего священного оружия, мозг которого вообще отказывался принимать только что произошедшее за действительность. — Что это было?.. — с тяжёлой одышкой спросила Бишамон. — Тот же вопрос… — ответил выпавший из реальности паренёк. — Не знаю. — Я тоже. Но я люблю тебя, Виина… — прикрыл глаза. — И я люблю тебя, Казума. — Кстати, как твоя голова? Озноб, жар, что-нибудь беспокоит? — взволнованно. — Как ты можешь думать о таких мелочах в такой момент? — возмущенно. — Значит, не болит. — усмехнулся.       Девушка просто взглянула на шинки, улыбаясь и посмеиваясь. Теперь-то они знают о чувствах друг друга. И всего-то надо было немного пострадать похмельем.