Что-то личное

Кандомеру чуть больше ста, и он чувствует себя очень старым. Кое-кто считает, что это из-за постоянной работы с людьми, чей век недолог. Злые языки поговаривают, что бастарда легко узнать с возрастом - дурные гены. Кандомер придерживается мысли, что он просто очень устал и теперь, когда одно из самых важных дел, которые он вел, с оговорками, но можно закрывать, ему наконец-то удастся отдохнуть. - Что-то личное? - спрашивает Монтехью настолько деликатно, насколько деликатным может быть человек, знающий эльфа пару лет. Нужно отдать ему должное: при кажущейся неповоротливости и тупости Монтехью может быть очень внимательным. Пожарные тушат горящие трущобы; где-то рушится стена, заглушая их окрики. От огня жарко. Небо над головой коричнево-грязное от всполохов, звёзд не видно. Звёзды в двадцать первом веке - непозволительная роскошь. Даже для эльфа. Ещё столетие назад со звёздами было проще. Кандомер смотрел на них перед сном из окна своей комнате в пансионате при частной школе. Обучение там стоило неприлично дорого, но даже наличие денег не гарантировало поступление. Тем не менее, отец благополучно упёк его туда ровно настолько, насколько позволяли правила. Матери Кандомер не знал. Она то ли умерла родами, то ли не пожелала признавать своим ребенка отцовской любовницы. Может быть обе истории имели место быть - копаться в семейных перепитиях душа не лежала. В школе его не любили: даже если это закрытая школа для равных, в ней всё равно найдутся те, кто ровнее, и те, об кого принято вытирать ноги. Ожидаемо, с его семейными неурядицами, Кандомер принадлежал ко второй группе. Это его почти не угнетало, если бы не Инферни... О, даже среди них Лейла выделялась. Ещё не зная о своей избранности, она умудрялась оставаться в центре внимания. Её любили, почитали, старались угодить. Долгое время Кандомер боялся к ней даже подойти - красота и самоуверенность ослепляли. Его память хранила её смех в закрытых классах, шелест её одежды - всегда близкий, но недосягаемый, её скользящие мимо взгляды - никогда на нём не задерживающиеся. Авторитет отца не давал окружающим свободу на открытые нападки, но Кандомер практически постоянно слышал скабрезные шутки в свой адрес, и потому довольно быстро потерял интерес к любым попыткам завести друзей. Но Лейла была совсем другим делом - он не искал дружбы с ней, ему нужно было больше. Пожалуй, стоит согласиться: первая любовь оказалась слепа. Будь ты хоть эльф, хоть человек, хоть гоблин - ошибки случаются. Когда он признался ей и пригласил на весенний бал в честь окончания школы, она рассмеялась ему в лицо, а потом рассказала об этом всем своим прихвостням, чтоб они тоже могли повеселиться от души. На весеннем балу Кандомер чувствовал себя пугалом. В сущности, даже сто лет назад Лейла была самовлюбленной сукой. Разница заключалась только в том, что тогда у неё ещё не было силы. Нужно признать, в каком-то смысле Кандомер был ей признателен: пытаясь скрыться от позора, он всё чаще оказывался в обществе людей. Люди быстро старились и умирали, и иногда совершенно беспочвенно ненавидели его за собственное несовершенство, завидовали долгожительству. Но с ними оказалось значительно проще. Люди не искали в Кандомере чьего-то бастарда, они искали кого-то, кто выше них по рождению, и иногда использовали для вымещения обиды или прихвастнуть близким знакомством перед соплеменниками. Он нашел себя на поприще правопорядка, и этого ему хватило надолго. А потом снова появилось Лейла - уже с младшей сестрой и жезлом, и Кандомер с удивлением понял, что теперь это дело чести. Она бросала ему вызов, снова смеялась в лицо. Он должен был её поймать. Девятнадцать лет назад он впервые задержал её, и на допросе Лейла оставалась спокойна и самоуверенна - у них ничего на неё не было. Кандомер готов был сдохнуть, но засадить её за террористическую деятельность, массовые убийства и использованием магии... Лейла смотрела на него насмешливо, с притворной жалостью. Когда он отпускал её за недостатком улик, она подошла к нему и прошептала, почти касаясь его уха губами: - Я и сейчас тебе отказала. Досадно, да? Больше они не виделись. Кандомер находил косвенные следы её причастности в сводках и на местах преступлений, гнался - и не мог достать. Она ускользала, оставляя ему вместо привета свой запах на телах жертв. Фотографии в папке с её делом - он смотрел на них и понимал, что не может ничего противопоставить. У неё была сила восхищать и порабощать, получать желаемое и стоять на своём. Сила сделать то, чему он должен был помешать. А он, словно мальчишка, каждый раз замирал на мгновение, чувствуя её незримое присутствие. Она играла с ним, и он проигрывал с разгромным счетом... Пламя угасало. От обожженного бетона и металлических конструкций ещё поднимался дым, дотлевали резина и неизвестно откуда взявшиеся тут доски. Удушающий запах гари бил в ноздри. - Что? - Кандомер посмотрел на Монтехью. За двадцать лет он успел сменить уже троих напарников, и все они были людьми. - Личное? - Ну да, - тот встал рядом, покачался с пятки на носок. - Мне показалось, ты хотел сам её поймать. Не обидно? - Нет, - Кандомер выдержал его долгий вопросительный взгляд, не отводя глаз. Это было легко: играть в гляделки с эльфами - сомнительное удовольствие для человека. - Ничего личного. Только работа. Монтехью неуверенно хмыкнул. Кандомер поднял глаза и нашел несколько утренних звёзд на светлеющем небе. Прислушался к себе. В ответе не было лжи: ничего личного, лишь ещё одно не слишком благополучно закрытое дело. А на встречу выпускников он всё равно не собирался. - Разгребать только придется, - тихо добавил он, застегивая пиджак и оборачиваясь к машине. - Наверное, нужно научится работать так же. - Как? - Монтехью поспешил за ним. - Грязно, - Кандомер едва заметно качнул головой в сторону дотлевающих руин, - но максимально эффективно.