Брачные узы

      Мерный стук колес кареты четы Дарси, направлявшейся на бал к Бингли, нарушал отнюдь не мерный ход мыслей обоих супругов. Вот уже несколько дней оба ощущали некоторую холодность и отчужденность между ними, назревавшую на протяжении длительного времени. Причиной тому послужило очередное письмо Лидии к миссис Дарси, в котором та слезно просила сестру вмешаться. Ее дорогой Уикхем был бессовестно, самым наглым образом оболган и осрамлен светом. Его обвиняли в компрометировании одной юной леди, жены командира его полка. Его, примерного семьянина и отца четверых прекрасных малюток! Командир грозился уволить его из части, в свете возник ужасный скандал, и денег совсем не хватало, и увольнение Уикхема, безусловно, могло только усугубить их и без того бедственное положение. И только она, Элизабет, могла повлиять на мистера Дарси, дабы он употребил свое влияние в обществе и спас их семью от этого ужасного, несправедливого обвинения. Элизабет, хотя и подозревавшая, что осрамлен и оболган Уикхем был вовсе не без веских на то причин и что у его командира были все основания освободить свою жену от общества дорогого Уикхема, все же не могла остаться равнодушной к мольбам сестры, сознавая, что без ее поддержки Лидия и вовсе могла впасть в отчаяние, и кто знает, к каким последствиям могла бы привести ее взбалмошная натура. Оставалось только надеяться, что слухи эти еще не дошли до Дербишира и до ее бедной матушки, чьи нервы то и дело норовили расстроиться и без видимых на то причин. Думая обо всем этом, Элизабет попыталась увещевать мужа и вступиться за свояка. Но здесь она наткнулась на его полное неприятие этой ситуации и категоричный отказ каким-либо образом влиять на жизнь Уикхема, который то и дело находит себе неприятности и втягивает в них всю семью. Разногласие в этом вопросе и стало причиной их размолвки и отравляющего молчания, царившего в доме, а теперь и в карете на протяжении всего их пути. Уже на подъезде мистер Дарси вежливо осведомился у своей супруги, знает ли она, что полковник Стивенсон и его благоверная тоже приглашены. Элизабет ответила, что слышала об этом. — Надеюсь, Лиззи, ты не станешь затрагивать эту тему с Уикхемом, — проговорил он, поморщившись при упоминании имени, которое доставило ему столько неприятных мгновений в прошлом и не переставало делать этого и сейчас. — Полковник и так достаточно страдает от излишнего и пристального внимания света, не будем досаждать ему еще больше. — О, разумеется, — воскликнула Элизабет, нервно теребя в руках веер, отчего перья на изгибах уже изрядно потрепались. — Я и не думала досаждать ему, тем более делать это всеобщим достоянием, но я надеялась, что ты поговоришь с ним tet-a-tet, ведь иначе Лидия и дети окажутся в крайне незавидном положении. — Бесспорно, — ответил ее муж, поправляя перчатку, — окажутся. Хотя более незавидного положения невозможно представить. Несмотря на всю ту помощь, что ты оказываешь ей своими заботами, они непременно оказываются в стесненных обстоятельствах. Полагаю, Лидия не могла сделать ничего хуже для счастья своих детей, чем выбрать им в отцы Уикхема. — Ты прекрасно знаешь, что у нее не было иного выхода, — вспыхнула миссис Дарси, уязвленная этим досадным напоминанием о том позоре, что они пережили по вине Лидии и о том скандале, которого удалось избежать лишь стараниями Дарси. — Но я делала свой выбор осознанно и безмерно счастлива, что именно ты являешься отцом наших детей. И мне безумно горько оттого, что ты не хочешь понять мою сестру и облегчить ее страдания, когда сделать это в твоей власти, и единственное, что препятствует этому, это твоя гордость и нежелание просить кого-то об услуге. — Мне очень лестно, дорогая, что ты столь высокого мнения о моих моральных и светских преимуществах, но, поверь, я не могу рисковать нашим счастьем и репутацией в свете из-за такого ничтожного человека, как Уикхем.       Элизабет хотя и разделяла мнение мужа относительно духовных качеств предмета их спора, все же не могла принять такую категоричность и упрямство в деле, касающемся счастья ее сестры. — Если ты действительно не хочешь рисковать нашим счастьем, — проговорила она, краснея от волнения и раздражения суждениями супруга, — не заставляй меня усомниться в моем собственном выборе, когда я, вопреки мнению света и своей семьи, разглядела в тебе человека самого достойного и самого благородного, какого я только встречала. Сейчас же мне кажется, что ты сам становишься похожим на Уикхема!       Такого оскорбления Дарси вынести не мог. Он весь покрылся пятнами, а затем побледнел, выпрямился и всю оставшуюся часть пути не проронил ни слова. Элизабет же, жалея о сказанном в пылу спора, тем не менее не желала признавать свою неправоту, все еще сердясь на неуступчивость мужа.       Прибыв во владения мистера Бингли, они по негласному согласию решили не огорчать чувствительных родственников своими распрями и держались друг с другом учтиво и холодно. Мистер Дарси помог Элизабет выйти из экипажа и предложил ей свою руку, но по-прежнему избегал ее взгляда, и она отвечала ему тем же. Первую половину вечера они провели в разных углах комнаты, разделившись на мужскую и женскую половину. Изредка переглядываясь, они, тем не менее, сразу же отводили взгляд, едва кто-нибудь из них замечал взгляд другого. Вскоре, однако, у мистера Дарси появился повод смотреть на свою жену чаще и с довольно ощутимой примесью ревности во взгляде. Причиной столь резкой перемены в его настроении послужило появление на балу сэра Джонатана. Этот молодой человек был дальним родственником Бингли и уже не раз он замечал его восхищенные взгляды на своей жене. К счастью, для миссис Дарси они оставались незаметны, или же она не придавала им никакого значения. Во всяком случае, она никогда не подавала ему никаких надежд и поводов своему мужу думать, что внимание этого джентльмена было ей хоть сколько-нибудь приятно. Однако в этот раз, заметив ревнивый взгляд мужа, Элизабет, все еще находившаяся во власти недавнего чувства досады и обиды, так присущих женскому естеству, приняла настойчивые ухаживания сэра Джонотона, позволив ему пригласить ее на танец. Взгляд мистера Дарси стал еще суровее, а лицо еще мрачнее. Не сводя глаз с танцующей супруги, он думал о тех прекрасных пяти годах брака с Элизабет, омраченных лишь присутствием в их жизни Уикхема и его бесконечными выходками, которые ему, Дарси, приходилось решать за него. Вот и теперь этот ужасный скандал, из-за которого ему пришлось поссориться с Лиззи. Раньше ему казалось, что ссоры неизбежное обстоятельство и, даже можно сказать, условие брака. Они представлялись ему чем-то естественным и неотвратимым. Но ссоры с Элизабет доставляли ему особую боль. Во времена их ссор, весьма нечастых, надо сказать, он иногда впадал в уныние и думал, что их чуства, быть может, уже не так сильны, как прежде, и что те первые их порывы уступили место тихой и размеренной жизни, но это были лишь мимолетные мысли. Стоило ей улыбнуться, как его сердце начинало биться сильнее и он спешил исполнить ее желание, лишь бы заставить эту улыбку застыть на ее губах навечно. Ни пять лет брака, ни двое их малышей не притупили его страсти и нежности, принадлежавших только ей одной. И сейчас, видя ее в объятиях другого, он медленно закипал и успокоить его могла только Элизабет, которая сейчас тоже была поглощена мыслями о супруге. Танцуя со своим партнером, она даже ни разу не взглянула на него, то и дело кидая косой взгляд в сторону Дарси. Видя его грустное и мрачное лицо, она все больше жалела о своем необдуманном поступке. Ей не стоило соглашаться на этот танец, зная, как сильно его это разозлит и опечалит. Ничто в мире так не огорчало ее, как его подавленное состояние. И уж конечно, она не хотела быть причиной его грусти. Досадуя сама на себя, Элизабет мечтала лишь о том, чтобы он подошел к ней и пригласил на танец, как когда-то в гостях у сэра Лукаса. Он, словно прочитав ее мысли, направился к ним. Подойдя вплотную, он учтиво поклонился, хотя взгляд его говорил об обратном, и, обращаясь к сэру Джонатону, произнес: — Могу я украсть у вас мою жену?       Сэр Джонатан даже если и имел какие-то возражения на этот счет, не посмел их выразить в присутствии Дарси, уступив место его законному владельцу. — Надеюсь, миссис Дарси, — сказал он, обхватывая ее за талию, — вы не слишком расстроены тем, что я лишил вас общества сэра Джонотона? — О нет, мистер Дарси, — поспешила ответить она, уловив в его тоне уязвленную гордость и ревность, — я как раз думала о том, как давно мы с вами не танцевали. — До этого момента, — все также холодно продолжил он, сосредоточив все свое внимание на фигуре танца, — вы не танцевали более ни с кем, предпочитая меня всем партнерам. — Я сделала это сейчас лишь с одной единственной целью. — Доставить мне неприятные минуты, показавшиеся мне часами? — осведомился он, ближе прижимая ее к себе. — Еще раз доказать себе, что вы непревзойденны и ни один партнер на свете не сравнится с вами, — ответила она лукаво, радуясь возможности примирения. — Ну и позлить вас отчасти тоже было моей целью, — после некоторой паузы добавила она, вызвав у него легкую улыбку. — Миссис Дарси, вы не перестаете меня удивлять. — Надеюсь, у меня в будущем будет еще много возможностей сделать это снова, — проговорила она, поддаваясь его шутливому тону. — Фицуильям, — прошептала она уже серьезнее, — мои слова, сказанные сегодня в экипаже, они… Словом, я хочу сказать, что… Ты знаешь, что ты для меня всегда будешь единственным примером и образцом, и то, что я сказала, это… Прости меня, я сама не знала, что говорю.       Он улыбнулся и покачал головой. — Нет, сударыня, это мне впору просить у вас прощения. Зная, как дорога вам ваша сестра, я, в очередной раз поддавшись горделивому упрямству, поставил его выше вашего счастья. Я признаю свою неправоту и готов загладить свою вину сейчас же. — И как же вы намерены это сделать? — к Элизабет вновь вернулся ее шутливый тон и веселое расположение духа.       Он ничего не ответил, и остаток танца они провели безмолвствуя, но тишина эта уже не была тягостной, напротив, она дышала счастьем и умиротворением. Едва лишь танец закончился, он поклонился ей, и в следующую минуту она увидела его рядом с полковником Стивенсоном и его супругой. Почувствовав, как ее глаза увлажнились, Элизабет украдкой смахнула пару слезинок, грозившихся вот-вот пролиться. Последний раз она была так счастлива, когда вторично получила предложение о замужестве из его уст. Заметив ее взгляд на себе, Дарси повернулся и улыбнулся ей краешком губ. Это означало, что вопрос с Уикхемом решен, а значит, ничто не мешало им отправиться домой прямо сейчас и посвятить друг другу все внимание и заботу, коих не доставало меж ними в эти дни.