Принц и нищий

Пропустить коронацию Нед не мог. Не мог, даже несмотря на записку с совершенно недвусмысленным требованием убираться ко всем чертям, прилагавшуюся к туго набитому кошелю. Умный человек в подобной ситуации сделал бы только одно: купил на часть полученных денег самого быстрого и выносливого коня и убрался – если не к чертям, то хотя бы в Шотландию. Эдвард Пойнс был умным человеком, но отчего-то поступил, как последний идиот. Нед вообще часто вел себя как дурак, когда дело касалось Хэла. То есть уже не Хэла, а Его Величества, доброго короля Генриха Пятого. Пойнс сам не понимал, что делает на запруженной людьми площади, прячась за широкими спинами двух рослых подмастерьев в кожаных фартуках. Быть может, он хотел убедиться, что несмотря на разрыв порочивших его имя связей Генрих остался все тем же Гарри, которого он успел полюбить сильнее собственных братьев. Быть может, и Нед старательно гнал от себя эту мысль, он надеялся, что Хэл случайно заметит его в толпе и… И что? Раскроет ему объятия прямо на площади? Просто улыбнется, показав, что узнал старого приятеля? Сделает вид, что впервые его видит? Велит страже арестовать ослушника? Вскоре ответ пришел сам собой. Немного правее того место, где прятался Нед, в первых рядах зевак началось движение, медленно переходящее в потасовку. Пойнс едва не застонал, в отчаянии закрывая лицо руками, когда из толпы, расталкивая пытающихся удержать сумасброда солдат, едва ли не под ноги королевской процессии выкатился очень знакомый шумный толстяк с торчащей во все стороны бородой. Фальстаф… Неужели Гарри не предупредил старого дурня?! Или уверенный в своей незаменимости «сэр Джон» решил, что его опала точно не коснется? С того места, где стоял Нед, было невозможно расслышать, о чем говорил король со своим бывшим фаворитом, но выражения лиц придворных были достаточно красноречивы: Генрих либо не признал Фальстафа, либо публично отрекся от него, чем и вызвал одобрительные ухмылки окружавших его герцогов и высших государственных чиновников. Получившие от капитана взбучку стражники с удвоенным усердием принялись разгонять толпу, и Пойнс, вовремя вспомнивший про то, что он смышленый малый, от греха подальше нырнул в грязный переулок, выходящий на соседнюю улицу. Впрочем, назвать себя смышленым парнем Нед явно поспешил. Именно к такому выводу он пришел, пока дыханием отогревал замерзшие пальцы, приплясывая на мартовском морозце под окнами королевской опочивальни, словно влюбленный рыцарь из баллады перед башней своей дамы сердца. Пришедшее в голову сравнение радости не прибавило. Пойнс еще раз обозвал себя дурнем и, попрыгав с ноги на ногу, уже собирался развернуться и пойти в ближайшую харчевню согреться кружечкой хереса, когда из ворот замка появились два факельщика, за которыми на великолепном белом коне гарцевал всадник в алом плаще. Принц Джон Ланкастерский. Один из немногих королевских приближенных, который знал в лицо большинство собутыльников брата и его, Пойнса, в том числе. Нед понял, что надо срочно уносить ноги. – Эй! Развернувшийся и уже намеревавшийся дать деру Эдвард замер под резким окриком, стараясь вызывать как можно меньше подозрений: – К услугам Вашей милости, милорд, – безопасней было не узнать брата короля и получить башмаком в зубы или древком факела по шее, чем проявить излишнюю осведомленность и закончить жизнь в сыром подвале или на виселице. – Ты кто и что здесь делаешь? – Ланкастер тронул жеребца коленями, заставляя его боком наступать на пятящегося в полупоклоне Пойнса. – Открой лицо. Не дожидаясь приказа, один из факельщиков бросился к Неду, стаскивая капюшон с его головы. Скрываться дальше было бессмысленно, и Эдвард, стиснув зубы, решительно выпрямился: если его сейчас поволокут в тюрьму, он не опустится до жалобного вытья и воззваний к былой дружбе с Хэлом. – Потс. – Хоть Ланкастер и спутал фамилию, он явно узнал ночного бродягу. – Так и думал, что крысы, сколько их ни трави и ни разгоняй, все равно потянутся обратно к кормушке. – Пойнс, милорд, – набрался наглости Нед, которому обреченность его положения словно добавила бесшабашной удали. – С позволения Вашей милости. – Ну и что же ты тут делаешь… Пойнс? – Принц сделал стражникам знак, и те, оставив факелы, отступили на несколько шагов. – Разве Его Величество не приказал вам всем убираться подобру-поздорову? Знаешь, чем грозит неповиновение королевскому приказу? Ты понимаешь, что стоит мне сейчас сказать лишь слово, и о тебе не останется даже воспоминания? – Вы мне угрожаете, милорд? – Нед с какой-то мрачной решимостью разглядывал посеребренное стремя около своего плеча. – Ваше право. – Зачем ты здесь? – наклонившись в седле, почти прошипел Ланкастер. – Что тебе еще нужно от Генриха? – Ничего. – Пойнс выдержал взгляд принца, даже из почтительности к его положению не отведя глаз. – Хотел увидеть его хотя бы издали перед тем, как покину Лондон. – Зачем? – А вы, милорд, на моем месте не желали бы всем сердцем того же самого? – Теперь уже Пойнс прожигал собеседника взглядом, вынуждая отвернуться. – Как он, Ваша милость? – А это не твоя забота, – Ланкастер все-таки не выдержал своеобразного поединка и, резко выпрямившись в седле, рванул повод. – Не забывай, кто ты есть, ничтожество, и где твое место. Не смей впредь докучать Генриху. Ваше время прошло, Хэла больше нет. Есть король Генрих Пятый. И вам, голодранцам, с ним не по пути. – Белый жеребец, роняя с морды клочья пены, заплясал на месте, словно переняв настроение своего седока. – Если у тебя есть хоть капля мозгов, убирайся из Англии, Пойнс. Убирайся и не возвращайся никогда. Иначе следующая наша встреча станет для тебя последней. – Принц круто развернул коня, едва не сбив Неда с ног. – Генрих больше не принадлежит вам, как вы не можете этого понять, жалкие тупицы?! – Он никогда нам не принадлежал, – Пойнс снова попятился от наступающего на него жеребца. – Как никогда не будет принадлежать вам, милорд. – Да ты, похоже, лишился рассудка, если осмеливаешься разговаривать со мной в подобном тоне! По выражению глаз принца Неду показалось, что тот сейчас схватится за меч, но Ланкастер все же сдержался, ограничившись лишь тем, что все-таки опрокинул Пойнса в грязь: – Крыса! В презрительно брошенном оскорблении Эдвард уловил легкий оттенок обиды, выдавший принца с головой, и, когда Ланкастер в сопровождении факельщиков, наконец, скрылся за углом, довольно улыбнулся: похоже, спесивому Джону так и не удалось завладеть сердцем своего венценосного брата. И от этой мысли Неду становилось тепло, несмотря на промокшую насквозь одежду и совсем не весенний мороз.