Им это нужно

Худые, тонкие руки бесшумно порхают над огромной сумкой, переодически задерживаясь то на одной, то на другой вещи, секундно сжимая в кулаке, а потом, чуть погодя, без сожалений бросая очередное буйство красок в небольшое отверстие. Теперь, кажущиеся слишком яркими, кофточки и штаны постепенно наполняют сумку, предназначенную для ближайшего приюта, а шкаф стремительно заполняют только черные, темные вещи без единого намёка на жизнерадостность их хозяйки. Они ведь прекрасно подчеркивают заостренные черты такого бледного, изнеможённого лица и выделяют огромные темно-синие круги под глазами. Нужно спать. Нужно хотя бы попытаться. Почти две недели каждую ночь лежать с открытыми глазами и безрезультатно пытаться уснуть, считая так надоевших барашков — уже почти традиция. Вот только несмотря на все попытки желанный отдых приходил лишь под утро, давая истощённому организму малейшие крупицы времени на восстановление и заставляя уже через считанные часы просыпаться в холодном поту и снова пытаться забыть очередной кошмар. Каждый раз новый. И, в тоже время, одинаковый. Всегда о нём. И даже ловить на себе странные взгляды уже стало нормальным. Можно сказать, привычным. Всегда не слишком общительную Молли теперь считали отшельницей, странной девушкой с кожей нездорового оттенка и огромными синяками под глазами. Вот только для неё хуже этих любопытных взглядов были лишь сочувствующие. Она никогда не хотела выглядеть жертвой и совершенно не переносила жалости к своей персоне. Особенно от него. Хупер всегда знала, что сильная, что выдержит многое, если потребуется; пройдёт через многое, если будет знать, что оно того стоит… Но Молли никогда не выдержит, если от неё отрекутся. Да, вот так просто. Для неё никогда не будет выносимым сначала слушать его нежный шепот в полудрёме и обещание, тихое, но такое настоящее, а потом — не важно по какой причине — громкие слова о её безопасности и почти слышное «не люблю». Она не считает дни после случившегося. Не знает, прошло два дня, неделя, месяц, но глаза то и дело натыкаются в зеркале на чуть зажившие порезы по всему телу. И даже это приносит боль… Нет, не воспоминания о случившемся; не острый кухонный нож, грязный подвал и крепкая верёвка на её запястьях… Нет. Больно от того, что она помнит то, что видела сквозь полуприкрытые веки в момент, когда последние крупицы сознания окончательно ускальзывали и находиться в сознании уже было не в её силах. Больно от того, что она помнит его глаза, горящие злобой, и медленно сжимающиеся и разжимающиеся кулаки; помнит бьющуюся с феноменальной скоростью жилку на его длинной, мраморного цвета, шее и тихий вздох облегчения, когда её руки оказываются в его, а большой палец враз нащупывает пульс… Молли похожа на собственных пациентов. Об этом ей говорят участливые взгляды коллег по работе, вдруг ставшее бесплатным жуткое кофе в кафетерии, долгие уговоры подруг сходить «развеяться» и да, об этой ей каждое утро напоминает собственное отражение в большом зеркале, мелькающее туда-сюда, словно привидение. Не спать больше двух недель — это более чем сложно для её истощённого организма и голова такая тяжелая, будто чугунная. Даже на работе Молли не может удержаться и пару раз проваливается в дрёму, положив голову на гору разнообразных папок, сидя прямо за своим рабочим столом. И снова к ней приходят эти образы, снедающие мысли, тянущие на дно. В который раз Молли просыпается с немым криком на устах и широко раскрывает глаза, с ужасом осматривая помещение в попытке, в глубочайшем желании наткнуться взглядом… на него. Живого и невредимого. Родного. Хорошо, что в эти моменты она не знает, как мужчина с силой сжимает телефон в руках, силясь забыть только пришедшие изображения измученной маленькой девушки с испуганными оленьими глазами. Хорошо, что она не знает, что теперь этот образ навсегда укоренится в его сознании и будет приходить бессонными ночами, и всеми силами он будет себя удерживать от того, чтобы бесшумно пробраться в её маленькую квартирку, лишь бы посмотреть на безмятежное дорогое лицо… Молли чувствует, как её исхудавшее тело куда-то несут, но впервые за долгое время совершенно не хочется беспокойно просыпаться и оглядываться, силясь увидеть что-то… кого-то?.. Почему-то ей кажется, что она вдыхает приятный аромат знакомого парфюма, а щёку едва покалывает твидовая материя. Наверное, именно это дарит желанный покой и успокоение. В этот момент высокий бледный мужчина с впалыми глазами садится на небольшую скрипящую кушетку в крохотной каморке Больницы Святого Бартоломея, укачивая на руках маленькую, исхудавшую женщину и, прижимая хрупкое тело как можно ближе к сильному торсу, тихо шепчет: — Спи, Молли, тебе это нужно, — не сумев сдержаться, зарывается носом в шелковистые волосы и проваливается в безмятежный, такой необходимый сон. Ему это нужно ещё больше.