Играя счастье

Барри Аллену до безумия нравится холодность во взгляде Киллер Фрост. Савитар же чертовски соскучился по тёплым, светлым и спокойным глазам Кейтлин Сноу. Но кто у них спрашивает? Им обоим судьба не даёт права выбора, даря таких похожих на них самих версий Кейтлин-Фрост. Барри расценивает орехово-карамельный взгляд и вьющиеся каштановые волосы исключительно как друга. Савитару беспощадно льдистые радужки и белёсый оттенок волос лишь действуют на нервы, постепенно расшатывая и без того неустойчивую психику. А ведь на руке обоих призывно переливается Кейтлин Сноу — светиться, мигает, заставляет забыть о приближающейся смерти Айрис. Как известно противоположности притягиваются, а такие правильные родственные души, что зеркально отражают свой собственный внутренний мир, как правило абсолютно не интересуют. /// Кейтлин больно. У неё ком в горле и перманентное желание сдохнуть от надоевшей борьбы со своей тёмной стороной и каким-то нездоровым притяжением к Богу Скорости. Савитар тянется к открытой и изрядно подбитой душонке Сноу, потому что своя в разы хуже; потому что в своей лишь огромная дыра насквозь, с кровавыми подтёками по периметру. Киллер сжимает покрепче кулаки и отчаянно пытается не расплакаться, так ведь нельзя — Фрост ведь сильная, а потому и нацепляет на себя осточертелую маску Убийцы, с сумасшедшей, прошибающей навылет ухмылкой и безумными ледяными глазами. Барри боится шального блеска в голубых глазах, что бьёт точно в угольно чёрное сердце, оставляя на языке цианистый калий со смесью собственной тёмно-багровой крови (а чего ещё ожидать-то, сердце ведь насквозь битое-перебитое парнями Айрис и безмолвной ревностью где-то во Френдзоне). Как ни странно, жизнь играет яркими красками и оставляет этим четверым выбор контрастом с неизбежностью, они однобоко судят и не оставляют себе шансов, вереницей шрамов по запястьям пуская электрический ток и заставляя тонуть в омутах голубых-зелёных-карих глаз. /// Савитару давно пора в психушку, диагноз однозначно будет длинным, звучным, ошеломляющим и ему вроде как простительно (шутка ли просидеть кучу времени в ловушке Спидфорса), но его свихнувшийся по фазе рассудок не оттого творит необдуманное сумасшествие — он просто хочет, чтобы Кейт любила его также сильно, как он её. Аллен же всеми силами пытается доказать Фрости, что быть хорошей — тоже выход; что так тоже можно получить кофе, названное в твою честь. Хочет убедить, что чувства к нему — не слабость, а дар (сам не особо веря в адекватность своих суждений). Барри Аллен болен, точно. И ему давно пора перестать отрицать свою отрицательность, принять её и закончить наконец отчаянно пытаться быть героем. Нужно просто окунуться в водоворот крови со смесью ледяных пальцев по коже и перестать ощущать дистиллированный яд меж шейных позвонков. Савитару же давно пора понять, что он лучше чем хочет казаться. Он далеко не злодей и у Кейтлин почти получается убедить его/себя в этом. Аллену необходимо просто перестать пытаться, Савитару нужно просто попробовать. Но опять же — кто у них спрашивает? /// Быть фактически одним человеком и влюбиться в одну и ту же девушку/своего соулмейта, которая к тому же любит тебя — это ли не счастье. Но Савитар слишком фальшивка/подделка/реликт, чтобы получить ванильно-сахарный финал своей сказки, а Фрости слишком не Кейтлин, чтобы победить в этой несуразной борьбе силы воли с напускным безразличием. Аллен с мазохистским удовольствием вспоминает, как проткнул грудь самого себя окровавленной рукой, а Кейтлин с изрядным упорством не даёт Киллер обрести желанный контроль. /// Барри и Кейтлин — соулмейты, что как и предписано поженились (приторно-сладкие поцелуи и милое-милое хождение за ручки под проливным дождём прилагаются). Они каждый день рисуют на лицах счастье, не снимая фальшиво-улыбчивой маски. Они живут по всем правилам и канонам их мира. Но где-то в искалеченном сознании, до дымчатых отпечатков по радужке выведено Киллер Фрост/Савитар, что идёт в разрез с ветиеватыми Кейтлин Сноу/Барри Аллен на запястьях. И они никогда и никому об этом не расскажут, продолжая засыпать в таких родных и одновременно чужих объятьях и признаваться друг другу в любви, играя пресловутое счастье и отпуская механические улыбки направо и налево. Для вселенной они будут счастливы, называя Родство Душ — любовью и ежечасно напоминая себе об отравленном прошлом, что насквозь пропитано острой ухмылкой/шрамом с рваными ранами и съедающим душу «навсегда» отпечатано где-то за переломанными рёбрами.