До встречи

Случай ведёт к следующему случаю, точно как риск несёт в себе новый риск, жизнь — новую жизнь, а смерть — новую смерть.

      Я лишь простой рассказчик, который совсем не похож на ваше обыденное представление о самой неизбежности. Я не ношу с собой ни косы, ни серпа. Черный плащ с капюшоном надеваю лишь когда холодно. И этих черт лица, напоминающих череп, которые вам так нравится цеплять на меня издалека, у меня тоже нет. Хотите знать, как я выгляжу на самом деле? Я вам помогу. Найдите себе зеркало, а я пока продолжу рассказ.       Это был холодный день. Свинцовые тучи нависли над городом, исторгая из себя удивительной красоты снег. Он кружился, подхватываемый ветром, а после становился осколками под ногами прохожих. Старый-добрый Бронкс. Снова обветшалая квартира. И я, наблюдающий со стороны за маленькими проблесками тепла, что были так необходимы её обитателям.       Мне довелось сидеть в комнате и лицезреть обоих. Один из них был книжным вором, другой украл небесный арсенал. Такие непохожие по своей натуре, вынужденные составлять компанию друг другу и соседствовать на протяжении двух месяцев. Никто из них не мог предположить, чем эта судьбоносная встреча в скором времени обернется.       Темнота наступала кусками, и когда с ужином было покончено, Мишель с Бальтазаром уединились в комнате. С его болезнью дела шли паршиво. Можно было с легкостью сказать, что все старания нефилима были потрачены впустую. Те таблетки, что принимал он каждый день, не помогали, а денег на что-то лучшее у них не было. Чувство безысходности одолевало каждого из них на протяжении нескольких дней. Болезнь не желала отступать. Тогда на помощь приходили книги. Каждый день, будь-то утро, вечер или ночь, когда ангелу становилось настолько плохо, что ноги не могли удержать тело в равновесии, нефилим провожала его в комнату, садилась рядом и читала. Только лишь тогда Бальтазару становилось легче.       До встречи с ним Мишель никогда не знала о том, что может быть кому-нибудь интересна, а он даже не мог себе представить жизнь в тесной квартире на пару сотен долларов в месяц. До встречи они не знали такое слово, как надежда. Но заставляли друг друга верить в то, что совсем скоро смогут выбраться отсюда, стать лучше, чем сейчас. Оставить жизнь полную боли позади и начать новую. Вместе.       — Невидимость позволяла многого достигнуть, но не позволяла мне пользоваться достигнутым, — тихо прочитала Мишель строчку из книги Герберта Уэллса.       — Какой же он дурак, — с насмешливой улыбкой, будто бы высмеивая нынешнее положение, молвил Бальтазар. — Я бы на его месте столько женщин в сауне уже перетрогал.       — Болван, — чуть с ревностью произнесла Мишель и продолжила.       Она читала неторопливо, с интонацией. Хотела, чтобы ангелу снились удивительные сны, пока его организм и остатки благодати вели борьбу с недугом. Их окружало множество картин, которые всплывали перед глазами, чуть только начиналась новая строка. Они были миром, и мир похлебкой кипел в ней. А она сидела среди прекрасных книг с ухоженными названиями и читала только ему. Все это варилось в ней, а она водила глазами по страницам, до краев своих животиков заполненным абзацами и словами.       «Вы гады, — думала она. — Прекрасные гады. Прошу вас, не смейте наполнять меня и внушать, будто это даст что-то доброе. Смотрите на синяки под глазами. Глядите на эти раны. Видите шрамы внутри? Видите, как они разрастаются, пожирают меня? Я больше не хочу ни на что надеяться. Не хочу никому молиться. Просто хочу, чтобы Бальт остался жив и невредим», — ругалась она на книги, читая строчку за строчкой.       Ей было несладко. Наполненное до краев виной, её тело разрывалось. Мишель корила себя за то, что они отпраздновали то Рождество, напились до беспамятства и уснули без сил под открытым окном. За то, что не досмотрела за ним. И за то, что не могла помочь ему.       Она вырвала страницу и разодрала ее надвое. Потом целую главу. И скоро не осталось ничего, кроме обрывков слов, разбросанных у нее между ног и вокруг. Слова. Зачем им вообще нужно существовать? Без них ничего этого бы не было. Без слов жизнь — пустое место. И не было бы болезни, нужды в утешении или в словесных фокусах, от которых нам становится лучше. Что хорошего в словах?       — Погода. Опиши мне погоду, — взмолился ангел, когда в комнате стало до жути тихо.       Он чувствовал себя не так, как обычно. И понимал, что конец совсем близко. Пережить покушение, разыграть спектакль, но умереть от болезни. Это была очередная злая шутка Судьбы.       — Там рассвет, — ответила девушка.       — Нет, не так, — он громко закашлял. — Если бы твои глаза могли говорить, что бы они сказали?       Она поднялась и подошла к окну, всмотрелась в лазурное небо, разорванное на части лиловыми полосами восходящего солнца.       — Это будто золотое море, волны которого имеют цвет сирени, — она увидела улыбку на лице ангела и поняла, что идёт в верном направлении. — Лиловые полосы исходят от яркого красного солнца, похожего на половинку персика. Они рассекают небо, делая его бескрайним, уходящим в бесконечность…

***

Можно ли украсть счастье? Или это просто ещё один адский людской фокус?

      Счастье, может и нет, но вот книгу, да.       Как обнаружила Мишель, хорошему вору необходимо много разных качеств:       Хитрость       Неприметность       Притворство       Но гораздо важнее каждого — одно последнее требование:       Везение       Ей пришлось оставить Бальтазара и прийти в университет. Там над ней никто уже не издевался, но и не разговаривал. Никто не хотел связываться с ней после внезапного отъезда Штрайма, поэтому каждый взял себе за правило держаться подальше от Мишель Спейт. Хотя, особо ничего не поменялось — за одной партой с ней никто никогда не сидел. На обеде тоже. Однако нефилим не сильно огорчалась, ибо у неё в друзьях было не только одиночество, но и Бог.       У Ширли имелась небольшая коллекция. Истории, которые тот хранил под кроватью и запрещал их читать. Но соблазна не одолеть. Она думала завладеть еще одной, самой желанной, той, к которой Ширли никогда не разрешал прикасаться. Мишель утешала себя мыслями, что она делает это ради благополучия Бальтазара, чтобы болезнь отступила. Но она понимала, что это был ее собственный эгоизм.       Сегодня все решилось. Книжная воришка наконец-то сделала свой ход. Она шагнула в бездну. И бездна эта поглотила ее.       Ведомая отвагой, Мишель дождалась пока ее друг покинет каморку. Руки тряслись, и нефилим аккуратно повернула ручку двери, потянув на себя. Дверь подалась с небольшим скрипом, обнажая содержимое маленького мира уборщика: проржавевшая кровать, старый деревянный стол с кучей бумаг на нем, тумбочка и электрический чайник. Скудный арсенал из швабры и ведер, который был предоставлен работающему здесь Ширли. Интерьер комнаты никогда не вызывал у Мишель какого-то шока. Скорее всего, ей было тут даже уютнее, чем в собственном доме. Пустая, одинокая квартира казалась более холодной и безжизненной.       Ноги шагнули в загроможденный проход, и с большой осторожностью она закрыла дверь, чтобы никто не увидел и не осудил. Мишель знала, где искать ту книгу в красивом переплете и с твердой обложкой. В ней имелось чуть меньше ста страниц. Очень тонкая, но желанная. Нефилим чувствовала, что обязана ее прочесть.       Медленными, аккуратными движениями Мишель заглянула под кровать, нащупала там ящик и достала его. Это был деревянный короб доверху набитый книгами. Она не знала почему Чак хранил их в потаенном месте, а не как обычно — на книжных полках. Однако, любопытство взяло верх, рука нащупала тонкую книжонку и вытащила ее из десятков других романов. Спейт начала читать первую страницу, потом вторую, третью.

«Мишель построила жизнь из пепла. Сама. И никто в этом мире не смел ее разрушать».

      В голове промелькнули несколько вопросов. Уж слишком сильно главная героиня напоминала ее саму. Почему она тоже нефилим? Имена были одинаковыми. А жизнь главной героини словно списана с нее? Каждое событие было в точности описано и совпадало вплоть до даты, до каждого чувства, что она испытывала в те или иные моменты жизни.

«Нефилим сидела у кровати мертвого ангела и оплакивала его гибель».

      Слова ранили Мишель до глубины души. Она начала проводить параллели и догадываться. Через силу нефилим продолжала читать. Необходимо было узнать уготованную ей судьбу. Множество вопросов всплывали в голове. Почему именно она? За что ей все это?       «Архангел нанес удар в спину нефилима. Ее звали Мишель Спейт. Она умерла в дождливый день в маленькой квартирке на окраине Бронкса. Все было кончено».       В отчаянии и с нескрываемой злостью она обрушила гнев на книгу. Девушка швырнула ее на пол так сильно, насколько только могла. Из каморки послышался рев, который мог издавать только лишь загнанный в ловушку зверь. Она упала на колени не в силах справиться с нахлынувшими чувствами. Знания легли на ее плечи тяжким грузом. Запретный плод оказался смертельно горьким.       Потом зашёл Ширли. Он сразу понял, что произошло. Подошёл и, подняв книгу, положил ее на письменный стол. На его лице не дрогнул ни один мускул. Он старался быть серьезным и прямолинейным.       — Вот так, да? — начала она сначала тихо, не отрывая взор от пола. — Значит ты Бог? И я нужна тебе только для очередной истории.       — Вижу, что ты уже все узнала. Что же, не вижу смысла больше притворяться, — с необычной для него холодностью произнёс Создатель. Но я заметил, как тяжело давались ему эти слова. — Раскрою все карты, — глубокий вздох. — Да, я действительно написал книгу про тебя, Мишель. Придумал все то, что случилось с тобой. Концовку тоже. Тебе понравилось?       — Ты издеваешься?       Мишель не ушла. Ей было страшно, но она продолжала стоять опустив глаза на старый деревянный пол. Ей хотелось ответов.       — То есть, это ложь? Все мои действия, чувства, мысли… Это просто строчки в гребанной книжке? — руки ее сжались. — У меня даже выбора не было! Я слепо следовала твоему сценарию, — уже сквозь слезы от всей тяжести ситуации продолжила она. — Моя жизнь для тебя всего лишь история? Пара исчерканных страничек. Очередной второсортный, убогий роман! Я ведь живой человек, Чак.       — Наполовину, — пояснил он. — В тебе есть и часть моего сына.       — И? Это не дает тебе права распоряжаться моей судьбой так, как хочется тебе! И все из-за глупой погони написать бестселлер! — она нервно сглотнула. Перед глазами проносились маленькие счастливые мгновения вместе, которые она сжигала внутри себя, стараясь забыть все, что было связано с Ним. — Просто история. Одна из горсти других! Ты меня использовал. Направлял к верной смерти. Меня поставят на полку, будут любоваться красивой обложкой, но внутрь никто никогда не заглянет, — я чувствовал с каким трудом ей давалось каждое слово. Она любила Чака, но тот предал ее. — Да уж лучше умереть, чем так существовать! Я хотя бы тебе нравилась? — Мишель осмелилась поднять на него глаза. Янтарные, залитые кровью, с маленьким проблеском веры в то, что не всё еще потеряно. Но она не услышала ответа. Ни на этот, ни на другие. — Теперь для меня ты — никто. Как и я всегда была для тебя никем, — уходя, она бросила на него последний взгляд. С губ сорвалось единственное слово «почему».       Бог никогда ничего не говорит. Думаете, вы один такой, кому он не отвечает? Я познал это, Мишель теперь тоже. Она выскочила из помещения, захлебываясь в собственном горе. Никогда ей еще не было так больно.       — Почему, — затянул Создатель. — Все они так сначала говорят. Я часто слышу. За что. Почему именно я. Зачем. Все они такие одинаковые. Иногда даже становится смешно от их предсказуемости.

— Признай, что ты привязался к девочке.

      Сердце есть даже у Смерти. Именно поэтому я не вытерпел. Задал вопрос. Звук вылетел стрелой из уст, я понял, что совершил ошибку, снова дал себе свободу, которой у меня нет. Слова сначала надолго зависли в комнатной тишине, а после отскочили о пустоту, вернувшись обратно. И не осталось больше ничего, что бы стояло между книгой и Богом. Между историей и писателем.       Бог уставился то ли на меня, то ли на зеркало, которое я загородил. Он смотрел. Пристально. В его глазах я видел несколько эмоций — гнев и отчаяние. Но мне удалось рассмотреть еще одно — любовь.

— Она просто очередная история…

      Создатель взял книгу в руки. Он с невероятной грубостью и ощутимой злостью вырвал последние страницы. Поднес к ним горящую спичку. Беззащитные страницы охватывал красно-жёлтый трепещущий Ад. Ядовитые брызги безудержных чувств, представляющие из себя пепельные снежинки, кружили с такой прелестью, что подмывало их ловить высунутым языком, попробовать на вкус. Но эти снежинки опалили бы губы. Спалили бы сам рот.

— Она могла бы стать героиней еще не одного произведения. Бестселлером века. А ты вбил в голову, что можешь решать за нее.

— Ты прекрасно знаешь, что не можешь вмешиваться. Просто жнешь души — вот твой удел. Но никак не диктовать, что мне делать.

— Но тем не менее, бумага горит.

— Разве тебе не нужно работать?

— Я только и делаю, что работаю.

***

      Вернувшись домой, Мишель пробыла около Бальтазара еще несколько часов. С трудом оторвалась от него. Она не хотела его огорчать находкой, поэтому почти ничего не говорила. Просто сидела рядом и проводила с ним время, пока тот находился в забытье.       Всегда удивляюсь, на что способны люди, особенно, когда по их лицам текут потоки. И они, почти мертвые внутри, идут вперед, жертвуя частичками себя ради близких. Нефилим знала, что нельзя просто сидеть и ждать, пока тебя не догонит Смерть. Надо пойти и самой стать его гибелью. Но как же она ошибалась, когда считала, что Смерть не пришел за ней. Ведь я уже здесь.