В поисках Гектора

      Хулио проснулся утром с головой, забитой списком рутинных дел. Доделать партию табуреток, напомнить Росите о подушках для дивана, самому набить диван, разобрать почту и оплатить счета, пока родители в отъезде. Да, хорошо, что сестра разбирается с клиентами. Не приходится встречаться с лишними людьми. К слову о людях, Коко он тоже давно не видел. Она обещала ему всё объяснить при их последней встрече, но с того момента прошёл уже почти как месяц. А ведь жаль, потому что Коко была весьма своеобразным собеседником. Она была честной, откровенной, а её улыбка, которую можно было разглядеть ночью при луне, была самой искренней улыбкой, которую он видел за свою жизнь. Ещё Хулио ни разу не видел человека, который бы так радовался музыке, жил, окружённый аккордами гитары, ритмом кастаньетов и прерывистым воем труб, но при этом совершенно ничего бы не знал о музыке как таковой. Коко не знала ни нот, ни известных музыкантов, ни название песен или мелодий, которые обожала, но любила, буквально захлёбываясь в музыкальной гармонии вокруг. Лишь дважды Хулио слышал пение девушки, но этих двух раз было достаточно, чтобы сделать вывод о том, что Коко была необычайным человеком со звонкой душой и прекрасным голосом, который она прятала ото всех. И так давно он не слышал этот голос.       Заработавшись в мастерской до обеда, Хулио вспомнил о том, что не встречал всё за утро свою сестру, да и со счетами он так и не разобрался. Сколько там за свет, за воду, эти квитанции с оплатой и переплатой за предыдущий месяц. Он перебирал бумаги, которые держал в руках, направляясь к их семейному магазинчику, который находился на первом этаже прямо в их доме. Хулио подошёл к двери, её смех и очень удивившись этому. Мебельщик пересёк порог, оказавшись за прилавком, и увидел Коко, радостно разговаривающую с Роситой.       — Ну надо же! Никогда бы не подумала, что обувь может застрять в потолке! — смеялась Росита. — О, Хулио! Тут к тебе пришли! — добавила она, заметив движение, со стороны прилавка.       — Привет, Коко, — Хулио вышел из-за прилавка, подойдя к девушке.       — Хех, привет, — ответила Коко.       — Эм, Росита, не могла бы ты разобраться со счетами? — Хулио решил отвлечь свою сестру, заметив её благоговейный взгляд* направленный на них с Коко.       — Ох, конечно, — Росита взяла бумаги из рук брата, но далеко уходить не стала: она зашла за прилавок, прекрасно слыша разговор брата и Коко.       — У твоей сестры такие мягкие руки и доброжелательно лицо, — решила начать разговор Сокорро. Она всё ещё оставалась под впечатлением от встречи с первым членом семьи Хулио. О его семье девушка знала только лишь со слов мебельщика, впрочем, как и он не был знаком ни с кем из семьи Ривера. Поэтому, когда Коко зашла в семейный магазин Хулио, она была взволнована тем, что там не оказалось никого, кроме Роситы. Хулио всегда описывал свою сестру как человека с мягкими и круглыми щеками, ласковым взглядом, часто с венком на голове из красно-розовых цветов и «человеком с широкой душой». Он не врал, но об одном всё же забыл упомянуть: Росита любила обниматься. Особенно она проявляла внимание людям, о которых Хулио мог болтать часами, потому что обычно всё обходилось парой фраз вроде «Да, он не плохой парень» или «Она весьма симпатична», но о Коко он разговаривал много. Пересказывал сестре их ночные разговоры, вылазки и особенно те моменты, когда Хулио чуть было не попался под утро родителям на глаза, когда возвращался с тайной встречи домой. Поэтому Росита была рада встретить человека, ради разговоров с которым брат так рисковал. В отличие от Коко.       Сокорро, которая даже особо не с кем не разговаривала, была в ступоре, когда кто-то, кого она впервые увидела, принял её как родную, обнимая как старого знакомого и нарушая её лично пространство. Коко не знала как реагировать на такое. Должна ли она была обнять Роситу в ответ, хотя это было физически невозможно из-за того, что Росита своими объятьями прижала обе руки Коко к талии. Но всё же было бы грубо ответить на такое ярое гостеприимство молчанием или возражением, поэтому Коко мило беседовала с Роситой, общаясь о том и сём, смеясь над глупыми вещами и делая друг другу комплименты. Но вот пришёл Хулио и Сокорро вспомнила о том, зачем вообще сюда пришла.       — Хех, да спасибо. Росита у нас тут душа магазина, так сказать. Но, Коко, куда ты пропадала так долго? — Хулио решил не затягивать с вопросом на эту тему. Её волновали все эти недоговорённости, недосказанности, потому что это было очень не похоже на Коко.       — Оу, да, об этом. Я как раз хотела поговорить на эту тему. Эм, ну в общем, я сегодня отправляюсь в Мехико на месяц другой, — Коко не знала, стоило ли начать с предыстории или с факта, но в нерешительности выбрала последнее.       — Зачем вашей семье в Мехико? — озадачено спросил Хулио, только сейчас заметив чемодан, с которым стояла Коко.       — О, нет, не семье. В Мехико еду только я, — Коко сказала это с гордостью.       — Одна? — изумлённо спросил Хулио.       — Да. Я всё это время готовилась к этой поездке и зашла попрощаться.       — П-погоди, но ты же никогда раньше не покидала Санта-Сесилию?       — Ну я поеду на поезде — это не сложно. Как ездить на электричке.       — Но ты даже на электричке не ездишь! Ты ходишь всё время пешком. Да и зачем тебе вообще в Мехико? — Хулио только сейчас решил задаться этим вопросом.       — Найти отца, — уверенно ответила Коко.       — Так, стоп. Ты едешь в совершенно незнакомый город совершенно одна, чтобы найти человека, который бросил всю вашу семью в трудный момент? А что твоя мама сказала по этому поводу? — Хулио казалось, что Коко просто убегает из дома, ведь её мама ни за что не позволила бы ей отправиться одной. Тем временем, Росита бросила рассматривать счета. На самом деле, она даже не занималась ими, а наблюдала за братом и его подругой. И всё становилось всё интересней и интересней.       — Мама сказала, кхм-кхм: «Не вернёшься до Дня Мёртвых, в дом можешь больше не заходить», — Коко намеренно передразнивала свою маму, всё ещё считая глупым запрещать музыку из-за проступка одного человека.       Хулио стоял в ступоре, смотря на Коко с приоткрытым ртом.       — За-чем? — только и смог выдавить из себя мебельщик.       — Потому, Хулио, что мне надоело. Мне надоело, каждый раз судорожно оглядываться по сторонам, в надежде, что мама не услышала моего пения, моего присвистывания. Мне надоело, что у других праздники ярче чем в моей семье. Мне надоело сидеть, сложа руки. Мне надоело, что я не могу отметить День Мёртвых, нет, даже собственный день рождения, не вспоминая о человеке, о котором давно следовало бы забыть, а всё из-за глупого запрета на музыку. Но разве виновата музыка в проступке моего отца? То, что он бросил нас — безусловно плохо и делает его ужасным человеком, и я хочу высказать это ему в лицо, но причём тут музыка? Понимаешь? Мне просто надоело сидеть и за все эти десять месяцев подготовки я поняла одну вещь: я действительно могу всё изменить. Просто взять и изменить. Если ты не хочешь жить с этим, так не живи! — Коко говорила всё это уставшим, но в какой-то степени воодушевлённым, пылким голосом, надеясь на понимание со стороны единственного друга. Но Хулио молчал, пытаясь обдумать ситуацию.       Маленькая пауза, наступившая в разговоре, не была безмолвно тихой из-за отдышки Коко после её же речи. Она тихо, с ноткой грусти добавила:       — К тому же, что-то в этой истории не вяжется.       Хулио молчал. Он всё ещё пытался найти выход из этой ситуации. Коко явно нельзя было отправлять одну невесть куда. Семья явно её не поддерживает, а он… А он не мог просто взять и сорваться с места в путешествие, которое возможно ничего и не принесёт. Но может быть Коко знала как найти отца? Перед тем как Хулио успел только открыть рот, чтобы задать ей этот вопрос, с прилавка в разговор встряла Росита:       — Хулио, почему бы тебе не отправится с ней?       — Я не могу, ты же знаешь. К тому же, что я скажу родителям?       — Ещё как можешь! А родителям можно сказать, что ты уехал к дяде, чтобы поздравить с наступающим Днём Мёртвых, — предложила Росита.       — За месяц? К тому же, дядя переехал, — вспоминал Хулио последние письма его дяди.       — Почему и нет? Да и родители об этом не знают. Об этом знают только я, потому что поддерживаю отношения, и ты, потому что я делюсь с тобой.       — Ты не сказал родителям? — удивился Хулио. Росита обычно никогда не утаивала такие вещи.       — Письмо я получила в день их отъезда, так что я просто не успела им сказать.       — А-а, но… деньги? — сказал Хулио, как будто цеплялся за последнюю соломинку. Он был не против поездки с Коко, но он очень не любил спонтанные путешествия. Особенно, когда его родители оставили кучу дел на него. — А работа?       — Деньги — не вопрос. Сейчас правда могу дать на только билет, а остальное отправить по почте.       — О, не надо. Я взяла четырёхместное купе, — подала свой голос Коко.       — Зачем? — спросил Хулио.       — Оно было дешевле, чем двуместное, одноместные были заняты, а мне хотелось в тишине очень многое обдумать…       — Ну вот, тогда я просто вышлю деньги тебе в Мехико и всё. А на счёт работы обижаешь, братец.       — Тогда поедешь со мной? — Коко с надеждой посмотрела на Хулио. Тому оставалось только вздохнуть и согласиться.       Хулио собрал свои вещи, попрощался с Роситой, заранее поблагодарив её, и вот, в три часа дня они с Коко сидели в небольшом купе с двумя двухъярусными кроватями, убрав чемоданы под эти самые кровати. Поезд только готовился к отправке: пассажиры до сих пор садились на поезд. И тут Хулио вспомнил вопрос, который так и не смог задать вслух:       — Коко?       — М? — Коко задумчиво смотрела в окно на людей, которые провожали своих близких в далёкое путешествие. Все они желали друг другу удачи, тем временем как Коко вспоминала холодный взгляд мамы, полный разочарования, брошенный ей в сторону дочери, когда та зашла проститься с мамой. Хорошо, что её дяди пожелали ей гладкой дороги. — Да?       — Ты знаешь, как искать своего отца?       — Нет, — девушка ответила с пугающим для Хулио спокойствием.       — То есть как «нет»?       — Я не успела продумать это. Но у меня есть несколько зацепок, вроде его фотографии и отеля, в котором он останавливался двенадцать лет назад, — Коко говорила это с какой-то туманной задумчивостью.       — Коко, ты понимаешь, что Мехико — город огромный? Нам не хватит месяца, (а именно месяца, потому что две недели уходят на то, чтобы приехать туда и вернуться назад), чтобы найти твоего отца! Да ещё и спустя столько-то лет! — Хулио лишь хотел убедиться, что Коко прекрасно понимает ситуацию.       — Да, но это лучше, чем ничего. Лучше, чем просто сидеть и смотреть на всё это, — с привкусом отчаяния ответила Коко.       — А что, если мы не успеем, найти твоего отца? Ты, кстати, хотя б имя знаешь?       — Я не знаю. Совру маме… — Коко никогда не врала маме. Ей казалось это немыслимым, да и произнесла она это, как будто не своим голосом. Чуть позже, добавив:       — Гектор. Его зовут Гектор.       — Гектор, — шёпотом повторил Хулио.       Поезд тронулся.

***

      Коко, ни разу не покидавшая приделы родного городка, выходила на каждой остановке в других малых городах и девушке было интересно рассмотреть всё. Тут всё было знакомо: малые здания, небольшие пекарни, маленькие магазины мебели, обуви и цветов, но вот люди были другие. Они говорили по-другому, здоровались по-другому и вели себя немного не так, как привыкла девушка. Хулио же просто ходил рядом с ней, следя за тем, чтобы она не вляпалась в какую-нибудь неприятную историю и не пропустила поезд. Коко бегала по городам и деревням, как малое дитя, не в силах налюбоваться, казалось бы, одинаковыми пейзажами.       Ночь в пустынях была холодной. Ещё более холодной её делал ветер. Коко стояла на открытом воздухе, облокотившись на перила в самом конце самого последнего вагона. Это было то самое местечко, похожее на балкон, куда Сокорро решила выйти, чтобы проветриться. Хулио давно уже спал, а Коко была слишком взволнована этим днём. Она впервые ушла из дома. Впервые так сильно поругалась с мамой. Впервые едет на поезде. Впервые едет куда-то с другом. Сокорро стояла, укутанная одеялом. Она собрала свои волосы в хвост, чтобы они не лезли ей в лицо. Девушка стояла и смотрела на уходящие вдаль рельсы, которые простирались одной тёмной полоской, темнее земли. На небе висел месяц, который очень слабо освещал землю, но зато было отчётливо видно каждую звезду, сверкающую в небе. Только благодаря им Коко могла отличить, где заканчивается земля и начинается глубокий, тёмный небосвод.       «Так вот он какой, — думала Коко, — остальной мир. Такой широкий, бескрайний, бездонный и местами пустой».       В детстве Сокорро считала звёзды чем-то, что связывало всех людей на Земле. Ей всегда было интересно: кто ещё одновременно с ней смотрел на эти же звёзды? О чём думал этот человек? А смотрел ли на эти звёзды её родной отец? Думал ли он о своей семье по-настоящему или всё, что написано в письмах — ложь?       Тихая пустынная ночь. Гул вагонных колёс заглушал стрекотание сверчков, а ветер в ушах создавал своеобразную шумоизоляцию. Коко стояла там, пока не устали её ноги и только ближе к утру она вернулась в своё купе.       Так потихоньку прошли четыре дня. До Мехико ехать оставалось ещё трое суток и Коко уже заскучала. Остановок, из-за которых они и ехали так долго, поезд больше не делал, люди в поезде казались ей слишком либо разгульными, либо консервативными. Все отцовские письма девушка зачитала Хулио, чтобы внятней объяснить свои подозрения и, хотя Хулио всё ещё считал, что отец ей лгал, Коко по-прежнему хотелось убедиться в этом самой. И вот всё: делать больше нечего. Так тихо и медленно прошёл ещё один день. Наступил шестой день, а пейзаж за окном поезда оставался всё таким же ярким, солнечным, пустынным и однообразным.       Коко сидела в вагоне ресторане в ожидании того, когда Хулио принесёт их кофе. Она смотрела в окно на проплывающие из редка кактусы, всё ещё немного сонная.       — Кофе у них слабенький, — сказал Хулио, присаживаясь на своё место. — Завтрак принесут минут через десять. Коко перевела своё внимание с окна, на Хулио, который ставил две чашки кофе на стол, подвигая одну из них девушки.       — У меня кофе готовили дяди, — Сокорро говорила это с улыбкой, вспоминая своих дядей Филипе и Оскара. Она успела соскучится по ним и по их ребяческим замашкам. Вроде они уже давно не дети, но по их поведению этого не скажешь. По чему Коко, однако, не скучала, так это по своей маме. Этот холод, который исходил от неё последние месяцы отталкивал желание Коко поскорее вернуться домой.       — У нас все готовят кофе сами. Кому что по вкусу. Всё в порядке? — спросил парень, заметив отсутствующий взгляд своей спутницы.       — А, да, всё в порядке. Просто кажется сливки не те.       — Я вот вообще не понимаю, как можно пить кофе со сливками! Весь смысл напитка прям-таки теряется, когда в него добавляют сливки.       — Да? Я вот наоборот, никогда не понимала, как можно пить кофе не разбавив его сливками.       — Но вся суть как раз в его крепкости! А сливки всё это сводят на нет, — начинал спорить Хулио, но умолк, когда Коко приложила палец к губам.       — Тссссс, — произнесла девушка, прислушиваясь к окружению. У Хулио от непонимания одна бровь поползла к переносице и через пару секунд молчания он всё-таки спросил:       — Что такое?       — Аррргх, опять эта песня! Ненавижу её! — Коко скрестила руки на груди, устремив злобный взгляд на баристу, который напевал «Не забывай!» Хулио удивился:       — Ты не любишь «Не забывай!»? Почему?       Коко злобно вздохнула.       — Она пристаёт к тебе, как мухи с сладким пирогам! Да и ещё этот мотив! Я его слышала, когда-то очень давно, но где? Такое ощущение, что кто-то копается тупой палкой у тебя в голове. Ненавижу её! У меня потом голова от этой песне болит. Кто её вообще исполнил?       — Эрнесто де ла Крус, — спокойно ответил Хулио. Он не был удивлён тому, что Коко не знала исполнителя, пусть сейчас он и один из самых популярных исполнителей в Мексике, но всё ещё был в лёгком изумлении от того, что кому-то в этом мире не нравится «Не забывай!» Все, абсолютно все, с кем разговаривал Хулио были в полном восторге и от мотива, и от голоса, от аккордов и от подпевки. Этой песне уже два года, но она по-прежнему всеми любима и обожаема. Впрочем, как и сам Эрнесто.       — Э-эрнесто де ла Крус?! — Коко не верила своим ушам.       — Ну да. Эрнесто да ла Крус — любимец Мексики с самым льстительным голосом в округе.       — А у тебя есть его фото? — скептически проговорила Коко.       — Вон, там постер, — мебельщик указал на стену рядом с барной стойкой и Коко увидела его: дядю Эрнесто. Тяжело не узнать этот большой подбородок, лёгкие усы, эту вечную белозубую улыбку. Сокорро прям так и представила, как этот постер обращается к её семье своим сладким, как топкий мёд, голосом: «Добрый день, Имельда! Как поживают твои братья? Привет Коко. А ты уже совсем красавица!» Коко давно не видела дядю Эрнесто, но теперь, кажется, поняла почему.       — Он уже успел сняться в паре фильмов и как раз приедет в Мехико на День Мёртвых. Кто знает, может удастся взять у него автограф, — говорил Хулио, пока Коко рассматривала постер.       — Или поговорить, — задумчиво добавило Коко.       — Мммм, не думаю, что будет время на разговор с такой-то знаменитостью…       — Нет, Хулио, ты не понимаешь, — Коко резко перевела взгляд с постера на своего спутника. — Это Эрнесто! Дядя Эрнесто! Друг нашей семьи!       — Ч-чего?.. — Хулио не был уверен, что расслышал всё правильно.       — Он и мой отец… Они вместе, в общем, отправились в тур по Мехико, но в отличии от Эрнесто, мой отец не вернулся к нам домой, — язык Коко заплетался от волнения.       — И о чём ты хочешь его спросить?       — Да хоть о том, что там произошло.       — Но ведь ты говорила, что это Эрнесто передал твоей маме о решении отца?       — Да, но всё не вяжется. Я не верю ему, — последние слова Сокорро произнесла шёпотом.       — И как ты собираешься с ним поговорить? Он сутками окружен охраной, которая никого не подпускает и…       — На месте разберёмся, — коротко вбросила Коко, попивая уже остывший кофе со сливками. — К тому же, давай лучше поедим. Скоро принесут еду? Нам ещё надо будет искать тот самый отель, как его там, ну ты понял. Так что, давай решать проблемы по мере их поступления.       — Да и то верно. А вот и официант, — согласился Хулио, беря тарелки с супом из рук официанта.       Остатки дня прошли спокойно. Хулио научил Коко играть в карты, немного объяснил устройство гитары на словах, потому что собственная гитара осталась дома, а просить здесь особо было не у кого. Да даже если бы и было, кто бы дал в руки незнакомца собственную гитару? Так в общем прошёл и последний день в поезде, вернее половина дня. С первого взгляда Коко не смогла оценить Мехико — город красок, ярких платьев, громких песен и фейерверков, которые не переставая освещали ночь в День Мёртвых. Сокорро, безоговорочно доверявшая Хулио, так как он уже был в Мехико, старалась не терять того из виду, потому что повсюду были люди, особенно на вокзале, куда приходили семьи встречать своих родственников. Всюду были люди, чьи разговоры, крики возмущений, смех или слёзы сливались в один сплошной гомон не разборчивых звуков.       Коко не поняла, как они покинули вокзал, но вот она смогла разглядеть сам город. На улицах хоть так же и ходило много народу, с которым приходилось сталкиваться и извиняться, волоча за собой чемодан, было опрятно и чисто. По дорогам разъезжали машины, сигналя неаккуратным пешеходам. Аккуратные новые здания, которые так и сияли на солнечном свету, красиво отделанная мостовая и широкие улицы. Такого города Коко никогда в своей жизни не видела. И такого количества людей, которые были бы одеты в официальные одежды по среди дня. Всё ей было в новинку, и она чуть было не потеряла Хулио, рассматривая всё вокруг себя.       — Так на какой улице этот отель? — спросил Хулио, перекрикивая шум проезжающих машин и говор прохожих.       — На улице Лас Флорес, отель Детенер, — Коко было непривычно повышать голос, чтобы её услышали.       — Ясно. Понятия не имею, где это, но сейчас узнаем, — после этих слов, Хулио начал подходить к прохожим, спрашивая дорогу.       Временами путники плутали, не находя тех ориентиров, на которые их ссылали прохожие, забредая иногда в тупики или совершенно не нужные им районы, но вот, ближе к вечеру, уставшие и запыхавшиеся, с пересохшим горлом, Коко и Хулио добрались до этого злосчастного отеля, который, впрочем, и отелем назвать сложно было. Здание отеля было маленьким и ветхим от времени, но кажется, всё ещё работающим и, как потом выяснили горе-путешественники, находившееся недалеко от вокзала. И хоть Сокорро не нравилось ни само здание, постаревшее от времени, ни скромное и подозрительное убранство внутри, виде кальяна, пустых бутылок и окурок толстых сигарет, потёкшие стены и порванные обои, идти и искать другое место желания было абсолютно никакого.       Путники заняли один номер с двумя раздельными кроватями и ванной, решив спросить об отце Коко по позже, когда отдохнут, и зайдя в свой номер со скрипучим деревянным полом, не вызывающей доверия входной дверью, но хотя бы с чистым постельным бельём на кровати. Сокорро, не переодеваясь, не разбирая вещей, (хотя куда их разберёшь, когда шкафа в номере не было), сняв с себя лишь свою обувь, рухнула в кровать и уснула.