Перья Николаса

      Дом мне понравился сразу. Несмотря на листву, покрывшую крышу, и темные пыльные окна, от него веяло надежностью и уютом. Именно то что я и искал.       — Остановите у парадной. — Постучав по перегородке, окликнул я водителя.       — Дом впереди, под дубом, остановите у него.        — Как изволите, — машина сбавила ход и съехала с трассы.       — Дорогой, что-то случилось? — забеспокоилась жена, опасливо прижимая к себе шляпку.       — Все в порядке, мы, кажется, уже приехали, — дверца открылась и, подняв пыль, я выскочил из салона на песчаную дорожку перед домом.       — Но ты же говорил нам еще пару дней пути!       — Я передумал, выходите. Мне нравится этот, завтра свяжемся с владельцем, я думаю дом с удовольствием продадут, я заплачу сколько потребуется.       Широкое крыльцо с нависающей над ней террасой пахнуло прохладой и чуть заметным запахом влажного холода непротапливаемого помещения.       — А где мы будем ночевать? — Дети вылезли из машины и обеспокоено разглядывали местность. Практически на холме, в трех минутах от удаленной от городов трассы единственный дом в окружении пары вековых дубов и кустиков пожухлых роз, не внушал им доверия. Солидный каменный фундамент и добротная терраса нависающая козырьком над центральным входом, легкие и практически невесомые на фоне мощных стен, окна.       — Вы привыкнете. Места здесь всем хватит, два этажа и мансарда для прислуги, никто не останется обиженным. Я хочу именно его.       — Надо посмотреть изнутри, может, он негоден для проживания. — Сашенька настойчиво пыталась меня отговорить, на ее красивом лице отобразилась гримаса отвращения, — Поедем в город. Если ты не передумаешь, то мы всегда можем приехать посмотреть этот дом, — ее ручка настойчиво, хоть и нежно ухватила меня за рукав, легонько подталкивая назад к машине, — все порядком устали, девочкам необходимо привести себя в порядок. Марию укачало.       Кивком головы она указала на дочерей. И правда, Татьяна выглядела уставшей и растрепанной, пальто Настеньки было сильно измято. Ольга поправляла костюм Алексея, мальчишка был бледным и уставшим. Маша осталась дремать в автомобиле, сказавшись измотанной.       — Я думаю, никто возражать не будет, если мы останемся ночевать здесь. Константин, будьте так добры, откройте двери.       В ожидании приезда прислуги дом пришлось приводить в порядок своими силами: собрать паутину, вытащить весь хлам из углов, отмыть помутневшие окна и перетряхнуть пыльные одеяла. А еще передать нотариусу письмо с указаниями начать оформление участка с особняком в собственность, не скупясь в оплате владельцу. Утомительная, непривычная рутина, как ни странно, благотворно действовала, отвлекая от проблем насущных.       Дом оказался еще лучше, чем виделся снаружи. Строгий с фасада, довольно классический и даже аскетичный, внутри тяготел к модерну. Извилистая лестница из просторного холла тянулась на второй этаж. Зала для приемов и танцев занимала все левое крыло и имела собственный выход, ведущий в скрытый с внешней стороны сад, и соединялась со столовой и гостиной. Вычурное стекло отделяло все три комнаты от граничащей с ними лестницы и повторяло все изгибы ступеней, как плющ, бегущий от одного каменного болванчика китайских пирамид, до другого, спрятанного в замшелом лесу среди гор.       Алексей моментально нашел для себя развлечение, забравшись в мансарду и обустроив для себя наблюдательный пункт у окошка, возвышающегося в центре дома, из которого прекрасно просматривались окрестности. Алые отблески заходящего солнца, отражаясь на стеклах окна, пламенели на многие километры, как маяк. По его заявлению, это место идеально подходило для обороны от «аборигенов, готовых в любой момент снять скальп с жителей дома на холме». Так что, забросив куклу и вооружившись черенком от сломанной швабры, подобранной им тут же на чердаке, он окопался в комнатке под крышей, оборудовав лежанку из стульев и пары широких досок, накинув на них одеяло, утащенное из спальни.       Девочки же заняли себе спальни на втором этаже с окнами во двор, на небольшой сад, испещренный посыпанными гравием дорожками и небольшой беседкой под яблоней, белеющей за деревьями. Так же виднелся небольшой мосток, выложенный из камня и перекинутый через ручей, протекающий за беседкой. Летом здесь явно открывался прекрасный вид. Сейчас же, посреди черных оголенных деревьев и пожухлой от дождей листвы, вид был скорее печальным и даже мрачным. Но, как выпадет снег, станет веселее.       Хлопоты с заселением увлекли всех остальных членов семьи, и даже Сашенька, не возражая, приводила в порядок залы, заставляя Константина сжигать на дворе десятки картин и дешевых штамповочных дубликатов, с изображением лысеющего мужчины. Также полетели в топку красные флажки и барабаны.        С каждым днем сгорало все больше хлама. С легкой руки Ольги большая часть библиотеки также была сожжена и выписаны необходимые для пополнения фолианты.       С восхода солнца работали все, кроме Лешеньки, который, сославшись на необходимость держать наблюдение, проводил все дни на чердаке, в то время как остальные, не зная усталости, бегали из комнаты в комнату, оставляя после себя чистые полы и легкий столб пыли в лучах заходящего солнца.       Словно калейдоскоп кружились перед глазами окна, книги, стулья, сияющий мрамор лестниц, все новые и новые кладовые, связки ключей, но, несмотря на занятость, все тело пронизывала небывалая легкость. Словно перо, поднятое порывом ветра, я перескакивал из одного крыла в другое, выискивая новые и новые упущенные мной закутки и мелочи, порой не пересекаясь с домочадцами целый день. Обустройство поглощало меня полностью.       Пока в душе не зародилась тревога из-за долгого отсутствия ответа от нотариуса. Уже пора бы привезти документы на дом, а до сих пор никаких результатов, часом не заболел ты, Виктор Юрьевич? Все-таки возраст преклонный, да и подагра…       Когда пасмурным и по-осеннему зябким утром к дому подъехала машина, из которой вышла пожилая женщина, в душе шевельнулось нехорошее чувство. И я, решив не рисковать, затаился под лестницей со стороны залы. Пройдя через двойные двери, выходящие из залы во двор дома, она продвинулась в центр.       Храбрости выгнать незваную гостью мне не хватило, а в голове пульсировала одна мысль: документы на дом еще не пришли. Моя природная робость взяла надо мной верх, заставив почувствовать себя лишним. Фактически меня здесь никто и не ждет. Я вор, крадущийся в лабиринтах чужих шкафов. Какой скандал — такой человек и прячется в чужом доме, крадясь, как пришибленная собака. От страха подкосились ноги, и я проснулся. Всего лишь сон, но, смахнув липкий страх, вспомнил одну деталь.       Наблюдая из-за закутка за перемещениями дамы, я натолкнулся на лежащие на полке часы: беккер, монумент победы войны двенадцатого года и белые французские часы с вставками из эмали. Все трое были не на ходу, у беккера даже стрелки обвалились и жалко болтались внутри циферблата, касаясь стекла. Они, казалось, ждали, когда за ними приедет часовщик и наконец-то приведет их в рабочее состояние, о чем я позабыл, и, только увидев их, вспомнил.       Проснувшись, часы я обнаружил точно там же, где и видел их во сне, так что в следующий раз, когда кошмар пришел ко мне, я пошел следом за дамой. Пройдя через все комнаты и, как и в прошлый раз, нашел в закутке за колонной залы солдатика, своего старого оловянного солдатика, потерянного мной еще в раннем детстве, когда в спешке уезжал.       Суеверный страх затаился где-то в груди и тихо подтачивал мой мозг, и без того беспокойный из-за задерживающегося ответа нотариуса. Я стал плохо засыпать и все чаще бродить по ночам, когда дом становился безмолвен. Тапочки тихо ступали по коридорам, пока, стараясь быть незаметным, я крался подальше от спален, чтоб не дай бог меня не заметили. Но тяжелые дни давали о себе знать, и все семейство спало крепким и беспробудным сном, который растревожить было сложно. Даже мое отсутствие в супружеской постели оставалось незамеченным.       За завтраком я неоднократно спрашивал Константина о почте, но корреспонденции не поступало. Даже газету мне приходилось перечитывать ту же, что была со мной при приезде. Вспылив, я потребовал отвести меня на почту, чтобы самостоятельно разобраться с такими безразличием и халатностью, но он сказал, что тревожиться не стоит, и он сегодня отправляется в город и сам разберется. Ехать никуда на деле мне не хотелось, а накипевшее раздражение выплеснулось. Пристыдившись, я милостиво поблагодарил молодого человека, сделав вид, что не заметил откровенно наглого заявления о поездке, которую я ему не назначал. Подумав, что это супруга его могла отправить в город, я уткнулся в старую газету, решив, что водителю с собой надо дать еще одно письмо, на случай, если предыдущее затерялось.        Охватившее меня беспокойство отступило, когда из города Константин привез подшивку журналов, извинившись, что газеты, к его глубочайшему сожалению, разобрали, так что довольствоваться мне пришлось «Садоводом» и «Домохозяином». Но всяко лучше, чем абсолютное отсутствие прессы. Письмо, к сожалению, не пришло, но на почте он распорядился доставлять все письма незамедлительно. В благодушном настроении, прихватив журналы, я расположился в кабинете, где и задремал, уронив голову на грудь.       Разбудил меня звук отъезжающей машины. Вскочив на ноги, спросонья плохо соображая, я опрокинул лежащие на коленях журналы. За окном было темно и пасмурно. Кого могло принести в такое время, и почему мне не сообщили?       — Константин! Распахнув дверь, я выбежал в холл.       — Да, ваша светлость, — юноша запер парадную и поправил портьеру окна, выходящего на дорогу. — что-то случилось?       — Кто приезжал? Почему мне не доложили? — Его лицо было безмятежно, а сам он выглядел, несмотря на позднее время, свежим и собранным.       — Вам, верно, кошмар приснился, — обеспокоенно покачал головой молодой человек, — уже слишком поздно, в такое время гости не ходят. Вам плохо? Вы бледны. Может, стоит сделать вам чаю и уложить спать?       — Я слышал как отъезжала машина, — уже не настолько уверенно произнес я, отмахиваясь от опеки.       — Мне кажется, вы утомились и приболели, слишком много впечатлений, и ночные прогулки не идут вам на пользу, — в его голосе пряталась безапелляционная учтивость, намек на мои ночные бдения — вообще хамство, пусть и обернутое в личину беспокойства.       — Мне надо прогуляться перед сном, откройте дверь. — Раздраженно поправив пиджак, я направился к выходу.       — К сожалению, вынужден вас разочаровать. Погода не располагает к прогулкам.      — От такой наглости я поперхнулся.       — Я не спрашиваю какая на улице погода! Я требую открыть дверь.        — Извиняюсь, но вынужден отказать. И не стоит так кричать, вы можете разбудить детей. — ни один мускул не дернулся на его лице.       Пораженный, я хватал ртом воздух с минуту, пытаясь прийти в себя. Щенок, как он смеет?       — Ключи, будьте так добры, — максимально холодно выдавил я. — ключи от парадной.       — Если вы настаиваете, — холодная увесистая связка легла мне на ладонь, а долговязая фигура в черном костюме с поклоном отодвинулась от двери и встала рядом с окном, пропуская.       — Не советую вам выходить. Щелкнул замок и задвижка, в лицо дунул холодный мокрый ветер, плотный туман скрыл даже распахнутую дверь.       — Сделай чай к моему возвращению, — я смело шагнул в сизые сумерки, сожалея об оставленном в доме пальто.       Не знаю, сколько я скитался в тумане, пытаясь сориентироваться, но продрог до мозга костей. Казалось, и уйти от двери не успел, как оказался в пустоте, окруженный только ветром и каплями воды. Прекрасно понимая, что для того, чтобы вернуться, требуется всего лишь пара шагов, после третьей попытки нащупать хотя бы шершавую стену и ступени крыльца я заплутал окончательно. Ни одного горящего светом окна, ни выступа крыши на фоне ночного неба, ничего. Только холодное, густое молоко, окружающее меня своими душными щупальцами.       — Константин! Александра! — слова словно падали в мешок ведьмы, пропадая уже на губах.       Внезапно появились тонкие костлявые очертания тонких веток, хотя я был уверен, что с внешней стороны дома кроме пары дубов и чахлых кустов нет ни единого деревца. Шагнув в сторону веток, я провалился в канаву. Уж ее-то я точно не мог не заметить ранее. Ручей был только со стороны внутреннего дворика. И как же, черт побери, я мог оказаться с этой стороны дома? Я проклинал собственную глупую выходку и подозрительность — это ж надо было придумать, что водитель прячет от меня посетителей?       Я попробовал встать и вылезти из канавы, но, поскользнувшись, упал в ручей. Ботинки моментально наполнились водой, а шерстяные плотные брюки отяжелели. Рукав пиджака стал липким и жирным от земли, или даже глины.       — Константин! — чувствуя приступ паники и отчаяния, я изо всех сил прохрипел в молчаливую глубину тумана.       — Совсем необязательно так кричать. — Сверху появился мягкий огонек фонаря  — Чай готов, позволите вам предложить пальто? — схватив протянутую руку, я выкарабкался наружу, скользя по глине ботинками.       — Ваше пальто. — Скинув пиджак, я нырнул в теплое недро бушлата, — Судя по всему, вам необходима и горячая ванна.       Забрав испачканный пиджак, юноша качнул фонарь, приглашая вперед, и освещая извилистую узкую тропинку.       — Где мы? — В ботинках чавкала вода, но зубы уже не стучали.       — На заднем дворе, за парком. Вы заблудились. Эта тропа ведет к болоту, я бы не рекомендовал вашей светлости заходить сюда в такое время, это может быть опасно.       Спокойный и вкрадчивый голос уже не казался надменным, да и сцена в холле стала казаться обычной заботой над уставшим господином, без толики злобы или хамства. Просто беспокойство, а звук машины действительно сон, никто не отважится в такой туман выйти на дорогу, а уж тем более выехать на автомобиле.       Переодевшись и попивая чай, я подумал о том что неплохо бы все-таки съездить в город и позвонить по поводу документов, на что Константин, сокрушенно покачав головой, сообщил, что это не выйдет и ближайшее время выехать куда-либо не получится, туман, скорее всего, не рассеется еще пару дней, и рисковать не стоит.       И действительно, туман обволок дом плотным облаком, так что рисковать выезжать на машине я не стал, но сам Константин съездил в город пополнить припасы. Мне же оставалось томиться в доме, хотя уже в достаточной мере я устал сидеть в четырех углах. Поэтому, взяв фонарь и собрав тоскующих домочадцев, я устроил пикник у беседки, предварительно развесив керосинки вдоль дорожки вместе с сыном. Прихватив с собой весь запас фонарей, мы зажигали один за другим, пока не уперлись в беседку. Пикник вышел довольно загадочным и, несмотря на промозглую погоду, всем было весело. Развлекать всех выпало девочкам, которые взялись сочинить сказку про заколдованный дом, вечно укутанный туманом, и оторванный от большой земли, но заполненный жильцами, не способными покинуть свое убежище, в силу злого рока. Тяжелое проклятье обрушилось на семейство, заперев их навеки вы имении, как в склепе.       Это была пусть и печальная, но таинственная и романтичная история, приведшая в восторг Алексея, дополнившего ее героическим повествованием о владельце имения, участнике японской войны, вернувшегося с множеством орденов и шрамов, но потопившего ни один вражеский корабль. Вернувшись в дом, девочки устроили танцы. Сашенька играла на фортепьяно, пока дочки кружились в вальсе. Я же решил уединиться с книгой.       Даму я нашел в библиотеке, она была в окружении свиты — человек десять разношерстной компании, внемлющие каждому слову женщины. Прислонившись к стеллажам с книгами, я внимательно слушал, насколько это было возможно. Ее голос раздавался словно через шум водопада, создавалось ощущение, что она говорит через радиосвязь, плохо настроенную и полную помех. Те обрывки фраз, что мне удавалось услышать, тут же вылетали из головы. Видимо, все-таки невозможно что-то запоминать во сне. Мне вспомнилось, как некогда мне рассказали, что во сне невозможно читать, и, чтобы проверить, сон или явь достаточно открыть книгу и попробовать читать. Взяв первую попавшуюся книгу с полки, я раскрыл ее. Между листов лежали два конверта.       Те самые письма, на которые я ждал ответа. Уронив книгу, я разломал печать. Мое письмо.       — Константин!        Дама вздрогнула. Все замерли.       — Потише, не надо тревожить покой владельцев, им и так досталось. Проходим дальше, процессия двинулась из библиотеки.       В толпе я пытался пробиться к выходу, неуклюже отпихивая выходящих. В какой-то момент письма выпали под ноги.       — Константин…       — Да, ваша светлость? Вы уснули в кресле, я приготовил вам чай — блюдо тихо звякнуло о столик.       — Константин, где письма?       — Я думаю, уже в Петербурге, — окончательно проснувшись, я встал и подошел к стеллажу с книгами, пытаясь вспомнить, какую же книгу я вытащил во сне. Первая пустая, вторая, третья.       — Они были здесь! Я видел, не лгите мне, вы их не отправляли!       — Вам опять приснился нехороший сон? Я добавлю вам бренди в чай, вы плохо спите.       — Я видел письма, спрятанные в книге.       — О, вам показалось — холодный, уверенный тон меня смутил. Перетряхивая уже десятую книгу, я ничего не обнаружил.       — Видимо, мне действительно приснился дурной сон.       Рассеяно махнув рукой, я вернулся в кресло.       — Вам надо больше отдыхать, я приберу книги, — тихо закрыв дверь юноша удалился.       Солдатик, я рыскал за колонной в поисках солдатика, когда увидел сына, стоящего в пижаме и внимательно наблюдавшего за мной.       — Что-то потерял?       — Вроде того, — внезапно я почувствовал себя измотанным и уставшим. Я опустился на мраморный пол и похлопал ладонью рядом с собой, приглашая мальчика присесть.       — Когда я был маленьким как ты, я любил прятать по углам свои игрушки, особенно, если меня ловили в неположенном месте, в неположенное время, — печально улыбнувшись, я помог Леше устроиться рядом. — Я часто нарушал указания отца и наблюдал исподтишка за встречами и балами, на которых мне не было места. Чтоб не заскучать, если не смогу вовремя улизнуть, я прихватывал с собой солдатика или куклу. Как и все дети, я хотел играть и одновременно с этим подглядеть, чем занимаются взрослые. Меня не раз на этом ловили, но я старался хорошо прятаться. Как правило, все мои ожидания проваливались, и было чрезвычайно скучно наблюдать за разговорами, которые не понимаешь. Тогда-то и спасал, например, солдатик.       Встав на четвереньки, я просунул руку под экран, отгораживающий вентиляцию за колонной и, отодвинув решетку, я таки достал того многострадального солдатика.       — Держи, теперь он твой.       Повертев в руке игрушку, Леша внимательно ее осмотрел.       — Я знаю, он из коллекции которая осталась дома! Покажи еще что-нибудь.       Взяв сына за руку, я вышел из залы и забрался под лестницу. В стеклах отражался свет луны, и на полу играли причудливые узоры.       — Это место было самым удобным: никто тебя не видит, но ты можешь видеть всех входящих и выходящих. — Я достал часы, — когда-то они стояли на комоде в комнате матери, но я их неудачно уронил и, как видишь, сломал, даже стрелки выпали. Я получил знатный нагоняй, и отец сказал поставить их в моей комнате, чтобы я смотрел на них и понимал цену ошибкам.       Разговор с сыном расставил все по местам. Не надо никаких документов, этот дом и так мой, и будет им вечно. Потрепав макушку ребенка, я легонько поцеловал его затылок и отправил в кровать.       Сам же я поднялся наверх, в комнату на чердаке и за балкой нащупал старую, порядком истлевшую куклу. Она была по-настоящему тронута временем, которое мне больше не грозит. Я устроился на наблюдательном пункте окошка-маяка, за которым простиралось пустынное белесое марево, тянущее к дому свои щупальца.       — По крайней мере вам больше не в чем сомневаться, все что могли, вы уже сделали, и теперь свободны. — Темная фигура извозчика опустилась рядом на скамью, сделанную из стульев. — Отдых вы заслужили.