Все будет завтра

*** - Документы по последнему делу у тебя? - спросил Док, видимо поймав за хвост какую-то умную мысль. - Я бы взглянул на них еще раз, если можно. Кажется, кое-какие соображения появились. - Конечно, - пожала плечами Ольга, отыскала папку и вручила ее Митрохину. Док с бумагами устроился в кресле и принялся сосредоточенно их перечитывать, время от времени что-то бормоча про себя. Ольга, присев на подлокотник, пыталась читать через его плечо. После всей той работы, что она проделала сегодня, буквы плыли перед глазами, никак не желая складываться во что-то более-менее понятноe. Наконец, она сдалась, переместилась на диван и оттуда велела: - Паш, обрисуй свои соображения в общих чертах, а я послушаю. Его размеренная речь действовала успокаивающе, Ольга закрыла глаза и то проваливалась в дремоту, то выплывала из нее, половину слов, конечно, пропуская мимо ушей. - Ты меня хоть слушаешь? - ехидно поинтересовался Митрохин, взглянув на нее. - Угу, - промычала Байкова, не открывая глаз. - Мне так лучше думается. Все, на чем он хотел заострить внимание, Ольга, естественно пропустила, Митрохин даже обиделся немного, что его гениальность осталась незамеченной. - Оля! - позвал он. - Подай хоть какие-нибудь признаки жизни, для кого я тут распинаюсь? В ответ на его окрик Байкова на автомате повторила окончание последнего услышанного предложения, но уже через минуту не реагировала ни на какие раздражители. Вытянулась в какой-то неестественной, кошачьей позе и спала себе спокойно, мерно посапывая. Док , убедившись, что она спит, поискал плед и осторожно, стараясь не разбудить, укрыл ее. Во сне вся напускная строгость Ольги улетучилась, черты лица смягчились. Слабая женщина, вынужденная быть сильной, тщательно скрывающая свои уязвимые стороны от других. Пытается казаться самодостаточной, а в действительности не может не заботиться о ком-нибудь, не искать защиты. "Не потому ты меня, Оля, терпишь, что больно великодушная и спокойная", - мысленно усмехнулся Митрохин, глядя на нее, и еще подумал, что на самом деле люди нисколько не меняются. Он ведь за столько лет изучил ее почти как самого себя и, наверное, даже лучше чем она сама себя изучила. Он точно знал, сколько ложек сахара Байкова попросит положить в кофе, когда проснется, что скажет, и что подумает. Вспомнились их общие утра, ее длинные, тогда еще светлые волосы (в девяностые ничто так не красило девушку, как перекись водорода), разметавшиеся по подушке, солнечные лучи, блуждающие по ее лицу. - Олька-олененок, - шепотом усмехнулся Док, вспомнив, как называл ее семнадцать лет назад. Байкова, не просыпаясь, непроизвольно выдала в ответ что-то неразборчиво-нежное и перевернулась на другой бок. Однако ей удалось проспать всего пару часов. Еще не наступило утро, а телефон уже истерично зазвонил, разбудив и ее и задремавшего в кресле за бумагами Дока. Заставить себя пошевелиться Ольга не смогла, поэтому позвала: - Паша! - Предлагаешь мне взять трубку? Как скажешь. Если спугну какого-нибудь ухажера, не жалуйся потом, - предостерег психолог. Телефон затараторил взволнованным голосом Аржановского. - Игорь Глебыч, не части, - оборвал его Митрохин. - Док? - осекся следователь. - Я. А теперь давай с самого начала, что случилось? Так... - Что там? - спросила Ольга, которая приняла-таки вертикальное положение и потягивалась, разминая затекшие плечи. - Доброе утро, шеф. Из того, что я понял - у нас труп. Надо ехать. - Какой к чертовой бабушке труп? Они на часы смотрели? - возмутился в Ольге недосып, - И при чем тут мы, они что, своими силами до утра никак не разберутся? - Не знаю, - отмахнулся Митрохин, - Из трескотни Глебыча я мало что разобрал. У нас ненормальная работа, ты уже давно должна была привыкнуть. Собирайся, у тебя десять минут. - Раскомандовался тут, тоже мне, командир, - фыркнула Ольга, но указанное время спустя уже появилась перед ним в полной боевой готовности, и выглядела даже почти отдохнувшей. - Паш, только тебя и ждем.