Цена ошибки

      На старом бергентаунском кладбище было как всегда тихо и только негромкий звук шагов небольшой процессии бергенов нарушал сегодня его извечную тишину и покой. Впереди устало семенил старый могильщик, сзади него тяжело шагали король Хрящ и генерал Зулу, замыкали же процессию два гвардейца, то и дело внимательно озирающиеся по сторонам. Идти до места, где была похоронена служанка, вопреки ожиданиям, оказалось не так уж и близко. Её могила была расположена почти на самой окраине кладбища, и все шедшие уже успели порядком запыхаться в своём громоздком военном снаряжении. Один лишь Хрящ, казалось, не высказывал ни малейших признаков усталости, с мрачной решимостью вышагивая вслед за старым бергеном. — Ну всё, Ваше Величество, — старый могильщик наконец остановился и, устало вытирая взмокший от долгой ходьбы лоб, указал рукою на виднеющуюся невдалеке маленькую могилку. — Пришли. Вот она. Здесь я её и похоронил тогда, двадцать лет тому назад…       Когда все подошли поближе, их глазам предстал небольшой, ухоженный холмик, со стоящим простым надгробием в виде креста, выполненного из обычного камня. Вокруг могилы были заботливо разбиты несколько маленьких клумб, в каждой из которых росли красивые, яркие цветы, источающие вокруг себя душистый сладковатый аромат. — Это я посадил эти цветы, — негромко проговорил могильщик, обращаясь к королю, заметив, как тот изумлённо смотрел на них. — Не спрашивайте почему, Ваше Величество… — И всё же, я спрошу, — так же негромко ответил Хрящ, неподвижно замерев у изголовья могилы. — Почему? Старый берген слабо улыбнулся. — Это сложно объяснить, король Хрящ, — могильщик подошёл к холмику и, опустившись возле него на колени, поднял начавшие увлажняться глаза на короля. — Просто… Просто я знаю, что ей бы понравились эти цветы… Старик ласково провёл ладонью по мягкой земле. — Ну здравствуй, дочка, — тихо сказал он. — Прости, что припозднился… А у нас сегодня гости! Смотри, сколько народу пришло на тебя посмотреть! И среди них есть тот, кого ты наверняка очень хорошо знаешь. Тебе сейчас, наверное, не терпится его увидеть. Понимаю! Он тоже, представляешь, искал тебя целых двадцать лет, и вот… Вы, наконец, встретились… Вам, наверное, сейчас очень хочется побыть вдвоём… Что же… — старый могильщик тяжело вздохнул. — Не буду вам мешать. Старик, с трудом поднявшись на ноги, поплёлся в сторону и, сев невдалеке прямо на земле, устало привалился о старый покосившийся ствол дерева. Король, до этого молча стоявший возле могилы, словно очнулся от тяжёлого сна и, медленно опустившись на железные колени, так же ласково, как и старик, провёл рукою по тёплому холмику, с затаённой болью в глазах смотря, как сухие комочки земли легонько проскальзывают сквозь его пальцы, с тихим шуршанием падая вниз. — Здравствуй, Тихоня… — Хрящ с трудом, словно ему было очень больно, произнёс эти простые слова, стараясь при этом унять неизвестно откуда появившуюся в его голосе дрожь. — Ну вот и встретились… — король на мгновение замолчал, до боли сжав кулаки, а потом тихо продолжил, скорбно закрыв глаза и низко опустив на грудь голову. Длинные волосы густою зелёною копною полностью закрыли всё его лицо, скрывая от молча стоявших рядом бергенов всю ту бурю чувств, которая сейчас бушевала в нём. — Пускай, даже спустя столько времени, но я всё равно увидел тебя… А ведь я до сегодняшнего дня даже не знал твоего имени… Маленькая служанка, с большим любящим сердцем. Ты всегда была готова пожертвовать им ради других, не прося ничего взамен, а я никогда даже не замечал тебя… Ты всегда была для меня серой тенью, о которой можно забыть и не вспоминать, ведь что для короля значит какая-то жалкая прислуга… Как же я тогда ошибался! Разве мог я тогда представить, что смогу так полюбить! Ты была единственной из всех, что смогла подарить мне то чувство, которое я не могу до сих пор забыть, ты единственная стала для меня той, ради которой стоит жить на этом свете… И ты единственная, которую я искал целых двадцать лет, и все эти годы я не переставал верить, что найду тебя… И вот я, наконец, нашёл… Я нашёл тебя, моя маленькая служанка, моя прекрасная Леди Блести Сверкай… Я знаю, что мне нет прощения, но я всё равно буду молить тебя… Прости, прости меня за всё! Прости за то, что не понял… Прости за то, что не замечал… Прости за то, что не уберёг… Прости за то, что предал! Хрящ, гремя доспехами, медленно поднялся с колен и, подняв голову, мрачно, горящими глазами посмотрел на одного из гвардейцев, державшего в руках небольшую стальную лопату, предназначавшуюся для рытья земли. — Дай мне лопату! — приказал он гвардейцу. Тот немедля подчинился, и король, взяв её в руки, замер над могилой девушки. Его жёсткое лицо мучительно исказилось, словно то, что он сейчас собирался сделать, причиняло ему невыносимую боль. — Прости меня, любимая, — с болью прошептал Хрящ, — но я должен это сделать. Я должен получить последний ответ… Я знаю, я чудовище! Я тварь! Но, прошу тебя, потерпи, моё солнышко, потерпи в последний раз… Я всё потом исправлю, всё, клянусь тебе! Король, покрепче сжав лопату в руках, с мрачной решимостью вонзил её остро заточенное стальное жало в мягкую, податливую землю могильного холмика, и принялся молча копать. Яма становилась всё глубже и глубже, и всё ближе и ближе был король к ответу на не перестающий мучить его вопрос. Старый могильщик, догадавшись, что ищет Хрящ, с немым ужасом наблюдал эту скорбную картину, безвольно привалившись к поваленному стволу дерева. Когда яма стала уже довольно большой, король, отшвырнув в сторону лопату, принялся яростно грести землю руками, очевидно боясь повредить то, что так отчаянно искал. Он остервенело рыл, тяжело дыша и обламывая о уже идущую жёсткую землю когти на руках, совершенно не замечая ни идущей крови, ни боли в ободранных пальцах, ни оцепеневших от шока спутников, со страхом смотрящих на него.       То, что его поиски наконец увенчались успехом, Хрящ понял сразу, едва его окровавленные пальцы вместо жёстких комьев земли наткнулись на что-то мягкое, податливое, заставив короля тут же застыть на месте от нахлынувших на него чувств. Он осторожно разрыл землю вокруг найденного предмета и, взяв на руки какой-то чёрный бесформенный комок, вылез с ним наружу, с трудом перевалившись в своих тяжеленных доспехах через край вырытой им ямы. Предметом оказался донельзя грязный и сгнивший свёрток из какой-то плотной ткани, покрытый комьями сырой земли и кусками зелёной плесени. Хрящ, стоя на коленях возле свёртка, неподвижным взглядом смотрел на него, словно боясь открыть, словно то, что он там увидит, пугало его больше всего на свете. Наконец, решившись, он осторожно развернул гнилые края свёртка в стороны, и мучительный стон вырвался у него из груди, едва ему открылось его содержимое. Король широко распахнутыми глазами, из которых на землю иногда капали скупые мужские слёзы, смотрел на лежащие на покрытой пятнами плесени ткани полуистлевшие остатки некогда красивого цветастого комбинезона, цвет и очертания которого были ему так хорошо знакомы… Здесь же лежал местами сгнивший, свернувшийся в неопределённое нечто, кусок длинной кожи, некогда бывший белым ремешком с позолоченной пряжкой, но, самое главное, здесь был он … Хрящ дрожащими руками, словно это было какое-то сокровище, взял в руки почерневший от времени, покрытый, ещё кое-где сохранившейся, поблекшей от сырости жёлтой краской, маленький женский ботинок для катания на роликах, с мёртвыми ржавыми колёсиками, покрытыми толстой коркой сгнившего металла… Да… Это был он. Тот самый ботинок, который тогда был на её ноге, когда она так внезапно сбежала с их свидания… Он узнал бы его из миллиона, узнал бы даже с закрытыми глазами, даже будучи слепым! Просто держа его в руках, он всё равно узнал бы его…       Он получил ответ на свой последний вопрос, и отныне, в его сердце не осталось места даже надежде… Она умерла вместе с этим маленьким ботинком, вынутым из её могилы… Он убил её… Убил свою Леди своими собственными руками, подписав тогда тот указ о смертном приговоре… Так вот почему она тогда так на него смотрела. Она не переставала любить и верить в него, даже перед своими последними мгновениями жизни. Она уже тогда простила его за всё, потому что любила его больше жизни… А он предал её, предал, как последняя тварь, думая в тот момент только лишь о своей жизни и короне! Если бы он тогда отменил эту казнь, если бы не проявил малодушие, всё было бы сейчас совсем по-другому, и она была бы жива…       По жёстокому лицу короля градом покатились слезы и, не в силах больше сдерживать рвущуюся из него наружу запредельную тоску и боль, словно в чёрный омут затягивающую его с головой, он завыл… Он выл страшно, по-звериному, раскачиваясь от рвущей его на части страшной душевной боли, словно в этом крике пытаясь избавиться от неё, слово стараясь сбросить оковы, тянущие его ко дну. Но избавления не было… И Хрящ знал, что ничто уже в этом мире не принесет ему избавления от пожирающей его изнутри смертной тоски и отчаянья, ничто уже не избавит его от душевных мук и боли, ничто уже и никогда не сможет заполнить ту чёрную пустоту, леденящим холодом выедающую его душу… И, зная это, он выл, выл жутко, прижимая к себе, словно живое существо, маленький женский ботинок, и этот страшный крик эхом отдавался на старом кладбище, нарушая его многолетний покой.       Генерал Зулу, гвардейцы и старый могильщик оцепенело стояли на месте, боясь даже пошевелиться и не зная, что им делать, когда жуткий вой, исходящий от короля, вдруг внезапно стих и на поляне, с разрытой могилой девушки, воцарилась звенящая тишина. Хрящ всё так же стоял на коленях, низко опустив голову и продолжая прижимать к себе чёрный полусгнивший маленький ботинок, абсолютно не подавая никаких признаков жизни. Когда встревоженный генерал всё же сделал шаг по направлению к королю, чтобы узнать, в чём дело, Хрящ внезапно ожил и, медленно поднявшись с колен, поднял голову. Зулу, только намеревавшийся спросить Хряща, не нужна ли ему помощь, взглянув в открытые глаза короля почувствовал, как волосы вдруг встали дыбом у него на голове, а под ложечкой неприятно засосало, и он так и остался стоять на месте с полуоткрытым ртом, не смея даже пошевелиться. В глазах того, кого они некогда называли королём Хрящом больше уже не было ничего от него прежнего… В них двумя лютыми огнями полыхало одно лишь безумие, чёрными бездонными озерами неподвижно глядящих на оцепеневших от страха бергенов. — Старик, — Хрящ слегка повернул голову по направлению к старому могильщику, всё ещё продолжавшего сидеть возле поваленного дерева. Тот вздрогнул, полными ужаса глазами смотря на изменившегося короля. — Возьми лопату и приведи всё здесь в порядок, — безжизненным голосом продолжил Хрящ. — Сделай так, как всё было прежде, и быстро. Ты меня понял? — Да. Конечно, Ваше Величество! — старый берген торопливо вскочил со своего места и, схватив лопату, начал закапывать яму обратно. — Не беспокойтесь, я всё сделаю так, как надо! — Генерал Зулу! — Хрящ вперил свои чёрные глаза на неподвижно стоящего генерала, тем самым заставив его встрепенуться и вытянуться по струнке. — Идите и немедленно начинайте подготовку к завтрашнему походу всю нашу армию! Выступаем на рассвете! Хочу нанести дружеский визит в соседнее королевство, к нашим прекрасным соседям, что так любезно отказали мне в моей последней просьбе поделиться со мною троллями! — король зловеще улыбнулся. — Надеюсь, в этот раз они окажутся более сговорчивыми! Ну, а если нет… — лицо короля в этот момент страшно исказилось. — В таком случае, я заставлю заплатить их своими жалкими жизнями за всю их ложь и вероломство передо мною… — Но…. Ваше Величество! — Зулу в ужасе смотрел на зеленоволосого короля, до конца ещё не веря в то, что услышали сейчас его уши. — Это же война! Даже если представить, что у них и в самом деле есть тролли, они никогда не поделятся с нами! Прошу вас, одумайтесь! Не делайте этого, ведь должен же быть другой путь решения этого конфликта! — Генерал Зулу, — в мёртвых пустых глазах Хряща начали загораться недобрые огоньки, и он неторопливым шагом подошёл к замершему от неожиданности генералу, попутно незаметно кладя руку на рукоять меча. — Я, кажется, отдал вам приказ! — почти незаметным, натренированным движением король молниеносно выхватил меч из ножен и остро отточенная сталь задрожала возле самого горла генерала, слегка надрезав ему при этом кожу. Тоненькая струйка крови медленно потекла из-под клинка, орошая зелёную траву красными цветами. — Вы смеете оспаривать мои приказы, генерал? — ледяным тоном процедил Хрящ, держа меч на вытянутой руке, готовый в любой момент пустить его в ход. — Тогда, может, мне стоит заменить вас на более послушного воина, на того, кто будет их выполнять, а не оспаривать? — Нет, Ваше Величество, не стоит… — Зулу, побледнев и слегка дрожа, неподвижно стоял возле короля, полными страха глазами не отрываясь смотря на тонкую полоску стали, торчащую возле его горла. — Я понял… Прошу вас, не убивайте меня! Больше такого не повторится, я вам обещаю! Ваша армия будет готова к рассвету, я лично за всем этим прослежу! — Ну вот и славно, генерал! — Хрящ, белозубо улыбнувшись, с лязгом вогнал меч обратно в ножны. — Тогда, раз вы всё так прекрасно поняли, не смею вас больше задерживать. Идите и исполняйте данный вам приказ! Зулу, отдав честь, повернулся и почти бегом кинулся исполнять приказ короля, попутно прижимая вынутый из кармана платок к всё ещё кровоточащему горлу. Проводив его мрачным взглядом, Хрящ вопросительно обратился к копающемуся в земле старику: — Успеешь за час привести здесь всё в порядок? — Да, Ваше Величество! — старый могильщик кивнул головой. — Успею! Вы же знаете, я свою дочку так не брошу… Всё будет готово, не сомневайтесь. — Ты молодец, старик, — король одарил старого бергена одобрительным взглядом. — Делай свою работу. Я через некоторое время ещё приду сюда. Хочу проститься с ней. Так что… — Я понял вас, король Хрящ… — могильщик, на мгновение прервав свою работу, внимательно посмотрел на короля. — Вы идите, Ваше Величество. Я всё сделаю так, как надо… Хрящ мрачно кивнул в ответ и, захватив с собою двух гвардейцев, направился в сторону городской тюрьмы, туда, где сейчас ждали своей участи два сегодняшних узника. Король уже знал, какое наказание он приготовит Поварихе и бывшему палачу, но это совсем не радовало Хряща. Он знал, что его маленькая служанка никогда бы не позволила ему сделать то, что он приготовил для её убийц, но иначе поступить он не мог. В отличии от неё, Хрящ не был святым и он очень хорошо знал одно правило, которое неплохо усвоил за все эти двадцать лет: никогда не проявляй милосердие к тем, кто этого не заслуживает…