Ты станешь смертью

      — …Следствие не может вести за собой причину. Ты не можешь драться, не осознавая в полной мере, за что ты дерёшься, — может, Грейсон действительно поступал жестоко, но если юная леди пойдёт это испытание — уже сомнения не будет, что она сможет стать замечательным воином.       Галахад вытащил свечу из подсвечника на стене и толкнул тяжелую скрипучую дверь. Они ступили на лестницу, вслушиваясь в отзвук собственных шагов. За спиной кривлялись их тени от дрожащего света свечи, наводя ещё больше жути, и чем глубже они спускались, тем громче становились страшные звуки, доносящиеся из подвала.       — Не бойся, Изи. Всё будет хорошо, — логичнее было бы называть Изабель Беллой, или, на худой конец Изабо, но… «Изи»… Лёгкость, простота. Эта наивная вера в хорошее не могла не умилять, и даже жалко было лишать ещё малышку странных игр воображения в предположениях о том, как устроена жизнь и смерть, но кажется, ей всё же придётся повзрослеть раньше, чем ровесникам. Мыслями рыцарь уже забежал вперёд, рисуя в мыслях картины того, как с ней станет тяжело лет эдак через десять. Огромный срок для маленького ребёнка и считанные минуты для человека, живущего не одну сотню лет. Забавно, а он ведь даже ещё не согласился взять над ней шефство, даже не доложил вчера командору, что выполнил его просьбу и более-менее всё ей объяснил. Ведь кто, если не он? На старости лет к Грейсону пришло противное непростительное для него ощущение избирательного сожаления, желания помочь кому-то. Не всем, как полагалось рыцарю, а кому-то. Галахад слышал и видел слишком много печальных историй, когда брошенные на произвол судьбы дети даже из самых богатых семей ступали на скользкую дорожку, теряли честь и достоинство, пытаясь снискать счастья и заботы в объятиях морока опиума и опасных связях, и почему-то ему очень не хотелось, чтобы Изабель пошла по этому пути. Сохранить баланс между тем, чтобы дать должную поддержку и дать повод для доверия, и тем, чтобы быть строгим и не разбаловать — воспитание, как не крути, если к нему подходить ответственно, было штукой сложной.       За дверью раздался жуткий вой и металлический лязг.       — Смотри в оба, не закрывай уши и не зажмуривайся, — он вздохнул, глядя в отблёскивающие в полумраке искорки глаз девочки, в которых читалось не доверительное недоумение, — я верю в тебя, — он что-то повернул на железной двери и распахнул её, пропуская Изабель вперёд себя.       Взору вошедших представилась жуткая и мерзкая картина, преисполненная отчаяния, страха и боли. Низкие давящие потолки, до которых Галахад едва ли не доставал головой, железные грубо сваренные клетки, во мраке дальних углов которых тяжело стонали приговорённые. Ржавчина, плесень, какая-то гадость неизвестного происхождения, а где-то по углам, где бегали огромные крысы, валялись гниющие куски человеческой плоти и обломки желтых костей, мерзкий запах резал глаза, и отовсюду слышались агоничные вопли умирающих.       Грейсон взял Изабель за руку, дабы удержать, если она всё же не выдержит всего этого и потеряет сознание и медленно прошелся вдоль клеток, словно приведя девочку в зоопарк посмотреть на диковеных зверей. Вдруг прутья одной из них задрожали и в паре десятков сантиметров от Изабо, прямо напротив её лица, появилось странное существо, напоминавшее человека.       Смотря издалека, можно было сказать, что это девочка-беспризоница: грязные чёрные волосы, из которых при малейшем движении летели мошки, человеческое лицо с довольно тонкими чертами, излишне худое, ровно как и руки, сжимавшие прутья. Отличалось же оно странными серыми пятнами на лице и гниющей, подёрнутой по краям черноватой синевой некроза, раной, в которой копошились жирные белые черви, иногда падая, словно градины, на каменный пол. Оно закатило глаза и, бешено мотая косматой головой, завыло и захрипело, высунув испещренный язвами длинный тонкий язык. Галахад, вздохнув, равнодушно глядя на существо, потянул девочку за руку, проходя дальше. Вокруг всё выло, стонало и хрипело, словно рыцарь привёл девочку в сам Ад. В самой дальней клетке лежал на полу огромный плешивый пёс в человеческий рост, просунув лапу под нижние прутья клетки, и жалобно скулил, не реагируя на то, что к нему подошли. Он смирился со своей участью и просто ждал часа, минуты, мгновения когда он наконец-то обретёт покой. Желто-карие гноившиеся глаза, полные печали, словно человеческие, поднялись на девочку, словно прося у неё прощения неизвестно за что. Самое жуткое было то, что эти глаза было как две капли воды похожи на глаза её брата. У Изабо ёкнуло сердце. Зверь устало вздохнул и замер, чтобы больше никогда не двинуться.       — И не вздумай их жалеть. Сюда не попадают просто так, — Грейсон предвидел шквал недовольства со стороны юной леди, и объяснять, почему нельзя было оставлять в городе больного оборотня или то, что в человеческом обличии они опасны не меньше, он был не намерен, — ты видишь, что такое Смерть. Скоро ты сама станешь Смертью.