Работа над ошибками. Часть первая.

Бечено - olegowna.       После приема время мчится, как сумасшедшее, не предоставляя порой ни одной лишней секунды на то, чтобы остановиться и как следует осмыслить происходящее…       Став официально лордом Принц, я провожу тот самый ритуал, через который когда-то прошел сам — представление наследников Магии рода и внесение их имен на гобелен.       В отличие от меня, обоих малышей не надо вводить в род, а потому и церемония проходит для них совершенно безболезненно. Это я после проведенного дедом ритуала, оказался в принадлежащих мне покоях в бессознательном состоянии, а вот Максимус и Рима перенесли это событие абсолютно индифферентно, даже ни разу не расплакавшись.       Наверное, вдохновленный этим, я набираюсь смелости (или же наглости, что, в моем случае, практически одно и то же) и как-то вечером, столкнувшись на пороге дома с отцом, увлекаю его за собой в кабинет, желая поговорить.       К моему огромному сожалению, сразу же после похорон Аурелиоса Том перебирается в Малфой-мэнор, дав какое-то абсолютно невнятное объяснение своему поступку. Но, как бы меня ни разбирало любопытство — я не собираюсь выспрашивать у него ничего, прекрасно понимая, что главным связующим звеном между нами, как это ни странно, был именно дед. Потому, после его смерти и разрушения этой нити, отец начинает потихоньку отдаляться.       А еще я отчетливо осознаю, что причиной спешного переезда Тома является, скорее всего, все-таки не это, а то, что он просто опасается подставить под возможный удар нас с Петти и собственных внуков. Причем настолько сильно, что предпочитает просто сбежать. И дело тут совсем не в его страхе — смелости отца хватит на всю магическую Британию. А в том, что Том просто не умеет говорить о своих чувствах и не может объяснить то, что ощущает в глубине своей души.       — Пап, — я протягиваю отцу бокал, наполненный выдержанным Огденским, и сажусь рядом с ним на соседний стул, игнорируя кресло деда. Хотя после его смерти оно, как и все в этом доме, принадлежит мне, я почему-то не могу заставить себя усесться в него. Странное иррациональное чувство довлеет надо мной: словно бы хозяин дома все еще здесь, просто куда-то вышел. Возможно — надолго… — Я хотел с тобой поговорить…       — Мне казалось, я доступным языком объяснил тебе причины, по которым не могу более оставаться в Принц-мэноре, — медленно произносит Том, пристально глядя на меня, и я качаю головой:       — Нет, не об этом. Я понял твой поступок, но все же считаю, что твое присутствие здесь не может хоть сколько-нибудь навредить всем нам, учитывая огромное количество охранных чар, наложенных на особняк… — делаю паузу, дав ему как следует осмыслить мои слова, и, спустя минуту, продолжаю: — Я уважаю твое решение, отец, и не собираюсь переубеждать. Тема, которую я хотел бы обсудить с тобой, носит несколько иной характер.       Том удивленно приподнимает бровь.       — Полагаю, случилось что-то, что требует моего участия? — негромко спрашивает он, и я отвожу от него взгляд, уставившись на виски в своем бокале.       — Нет. Несколько дней назад я проводил ритуал для Максимуса и Римы, — негромко произношу я. — И тогда же подумал о тебе, — Том хмурится, и я торопливо добавляю: — Помнишь, в тот день, когда мы выяснили, что я твой сын, ты рассказывал мне о своей семье? Потом я нашел книгу в библиотеке. Твои предки — Гонты — были лордами. Ты знал об этом? — я смотрю на отца, а он кривит губы в некоем подобии улыбки:       — Знал ли я? О, разумеется, знал. Не сразу, но я выяснил о тех, кто являлся моими родственниками, все, что только возможно. Это был древний аристократический род, ведущий свое начало от самого Слизерина и Кадмуса Певерелла. Вырождение, нищета, близкородственные связи… — Том недовольно кривится: — Они могли бы понять, если бы захотели увидеть дальше своего носа, что деградируют. Поступок моей матери должен был стать для них благом. А они предпочли проклясть ее! Не представляю, какое отношение эти ублюдки могут иметь… — Том начинает вставать, и я хватаю его за руку, пытаясь удержать:       — Пап, постой… прости, если невольно потревожил твои воспоминания, но ты не думал о том, чтобы стать лордом? Ведь ты единственный их наследник…       Отец, услышав мои слова, смотрит на меня холодным взглядом, словно пытается сообразить: убить меня за подобную дерзость, или же все-таки позволить жить дальше. Надо сказать, в такие моменты Том пугает меня едва ли не до дрожи. И, несмотря на то, что я прекрасно понимаю — это всего лишь видимость, не могу не признать: показать свое неудовольствие этот человек умеет. Определенно!       — Смею предположить, раз уж подобная мысль закралась в твою голову, ты все равно не оставишь меня в покое? — спустя довольно продолжительное время интересуется отец, и я киваю. — В таком случае — расскажу, — с обреченным видом выдает Том, но уже в следующее мгновение мы вздрагиваем, услышав еще один голос:       — Я бы тоже не отказался послушать… — …а потом он обратился к гоблинам, и те просветили его, — я недовольно морщусь, вспомнив свои собственные впечатления от первого посещения зеленошкурых коротышек, которые, казалось, подозревали меня во всех грехах этого мира. Сейчас, вспоминая лицо отца во время его рассказа о визите в Гринготтс, понимаю, что и он испытал ничуть не меньше. Но, в отличие от меня, сумел с ними как-то договориться. — Его предки были лордами. Но, если у магглов пэрство* передается безо всяких условий, просто по мужской линии старшему сыну, исключая, конечно, незаконнорожденных детей, то у волшебников этот процесс происходит гораздо сложнее. Претендента должна признать сама Магия, для чего он должен примерить кольцо рода, ранее принадлежащее предыдущему лорду.       — Тома она не признала? — грустно спрашивает Петти, и я качаю головой:       — Все гораздо сложнее, милая. Кольца — нет. Оно пропало.       Глаза Петти округляются, делая ее похожей на сову.       — Как так может быть?!       — Том сказал, что когда умер его дед — Марволо Гонт, почему-то никто из магов не позаботился о том, чтобы навестить этот дом и убрать из него все волшебные вещи, — повторяю я слова Тома. — Не представляю — что именно оказалось тому виной, но, когда отец узнал свою родословную, он решил попытаться и… обнаружил дом, в котором жили его родственники, не защищенным никакими чарами и совершенно пустым. Очевидно, что все вещи, находящиеся там ранее, были растащены магглами. Он подумал тогда, что в момент смерти Марволо все чары, стоящие на доме, развеялись.       — И дом, разумеется, сразу же обокрали… — вздыхает моя любимая. — А разве нет каких-то ритуалов или заклинаний для того, чтобы отыскать кольцо главы рода?       Я качаю головой и, внезапно, усмехаюсь:       — Знала бы ты, как эмоционально выразился по этому поводу дед… — и, глядя в недоумевающие глаза супруги, поясняю: — Его портрет ожил…       Ближе к концу лета, буквально накануне отъезда Петуньи в университет Эдинбурга, я получаю очередное письмо из Хогвартса. Господин директор в который раз выражает искреннее и горячее желание видеть меня на посту преподавателя зельеварения.       Семейный совет, на котором присутствует еще и дед, едва ли не вываливающийся со своего портрета из-за обуревающих его эмоций, проходит, как и все важные встречи, в кабинете.       — Как бы ты поступил, внук? — интересуется у меня Аурелиос, и я задумчиво разглядываю ковер под своими ногами, размышляя над заданным мне вопросом.       — То, что ни за что и ни при каких обстоятельствах я бы не принял его предложение, это — несомненно, — неторопливо отвечаю я. — Можно было бы написать ему, что меня абсолютно не интересует его предложение, но…       — Ответить надо, — задумчиво произносит мистер Смит, который совершенно незаметно для нас стал принимать участие во всех обсуждениях, в которых речь идет об Альбусе Дамблдоре. — Но, скажем так, шаблонно: «Благодарю — не интересует». И никаких подробностей. В особенности не советую упоминать о том, что вы получили Мастерство.       Я киваю, не задумываясь ни на один миг, потому что глава Отдела Тайн озвучивает мои собственные мысли. Кому-кому, а этому бородатому интригану я не позволю узнать о себе даже малой части всей правды. Не знаю, может, во всем виновата моя паранойя, расцветшая в отношении директора Хогвартса буйным махровым цветом в последние два года? Но, судя по словам мистера Смита, — он полностью со мной согласен.       При всем при этом и он, и отец на мой прямой вопрос с явным сожалением отвечают, что, несмотря на начатую еще год назад слежку за Дамблдором — на Альбуса не смогли найти никаких компрометирующих его фактов: ни документов, ни поступков. Он ведет кристально честный образ жизни. Никакого общения с мутными личностями (не считая Аластора Муди, который все-таки является его любовником), никаких визитов в подозрительные места…       Кстати, услышав упоминание о Муди, я интересуюсь у мистера Смита — чем же закончился его «разговор» с этим типом в допросной аврората после того, как меня увели оттуда, и в этот раз он, немного помявшись, отвечает. Причем небольшое количество выданной им информации вполне компенсируется ее качеством. Мало того, что Глава Отдела Тайн разделал Главного аврора «как Бог черепаху», так еще и, воспользовавшись своим положением, уволил из Аврората с характеристикой: «Категорически непригоден к работе в аврорате из-за нестабильного состояния психики».       Я некоторое время сижу оглушенный, пытаясь в полной мере осознать, какую злобу затаил этот параноик на меня. До Смита ему, разумеется, не дотянуться, а вот на мне и моей семье он может попробовать отыграться. И ему будет абсолютно безразличен тот факт, что на моем месте в тот день мог оказаться кто-то другой…       На следующий же день я отправляю в Хогвартс письмо с неприметной совой, специально для этого посетив здание почты на Диагон аллее. Не хочу давать господину директору ни малейшего шанса устроить за мной наблюдение, что могло бы оказаться вполне возможно, отправь я к нему свою Джеки. А так — Мерлина ради, пускай устанавливает на сову хоть сотню «следилок» и отслеживает потом в свое удовольствие.       Петти все-таки возвращается к учебе, сумев убедить меня в том, что ей совершенно необходимо окончить университет. Пусть она и не станет работать дизайнером. Или, наоборот, займется этим в магическом мире.       — Ты же получил звание Мастера, — меня окончательно добивает этот аргумент, после чего я капитулирую.       К счастью, все оказывается не так уж и страшно. Петти, убедив руководство университета, что будет проживать не на территории кампуса, а снимать квартиру в самом Эдинбурге, ежедневно пользуется порт-ключом, перемещаясь на занятия, и, по их окончании, возвращаясь домой.       А я наслаждаюсь общением со своими детьми, растущими не по дням, а, в буквальном смысле этого слова, по часам. Теперь, когда сын и дочь с каждым днем становятся все старше, меня уж не пугает перспектива оставаться с ними наедине. Я прекращаю опасаться брать их на руки. Возможно, все дело в том, что Алану и Риме не довелось пообщаться с племянницами, пребывающими в таком нежном возрасте, поскольку дети стали приезжать к ним в гости на постоянной основе лишь тогда, когда достигли определенного возраста, в котором уже могли нести ответственность за совершенные ими поступки. Очевидно, что ни Дэвид, ни Шейла не желали причинять брату неудобств, вызванных некорректным поведением их дочерей.       Здесь же все происходит на моих глазах. И вряд ли во всем мире в этот момент можно найти человека счастливее меня …       Очередной визит отца в самом начале сентября становится для меня некой отправной точкой, с которой история, рассказанная Джо, круто меняется. Хотя, быть может, я всего лишь преувеличиваю…       Передав детей на попечение домовикам Маре и Тони (няням Максимуса и Римы), я спускаюсь в кабинет, где уже ожидает меня Том. Сильно взволнованный, судя по его взъерошенному виду.       За время, пока он расхаживает по комнате, явно собираясь с мыслями, прежде чем начать рассказ, я успеваю представить (благодаря своему богатому воображению), что снова произошло что-то ужасное, а потому его слова, произнесенные тихим и каким-то неуверенным голосом, вызывают очередное недоумение.       — Северус, я хотел посоветоваться… мне предложили стать крестным отцом Драко Малфоя…       — А ты не хочешь? — спрашиваю я, внимательно глядя на отца. — Вообще, насколько я уже изучил этот вопрос — стать крестным для магически одаренного ребенка считается огромной честью для мага.       — Да я и не отказываюсь. Но это предложение достаточно неожиданно, и мне необходимо продумать все, прежде чем дать свой окончательный ответ, — отец все-таки усаживается рядом со мной и, подняв голову, встречается взглядом с задумчивым дедом. — А что скажете вы, сэр?       — Малфои… — Аурелиос откидывает голову назад, прижимая ее к спинке своего стула, и кончиками пальцев потирает виски: — Эта семья всегда стремилась к благополучию и процветанию собственного рода, причем не важно, какой ценой. Получить будущего Министра Магии в качестве крестного отца для своего ребенка, что, позволю себе заметить, по своему статусу приравнивается к родителям ребенка… — дед насмешливо фыркает и, слегка наклонившись вперед, внимательно смотрит на Тома. — Знаешь, сынок… для тебя это будет неплохим подспорьем. Малфои в качестве политических союзников… став родственниками, они окажут тебе всю возможную поддержку. Так что, я бы на твоем месте не раздумывал.       Отец кивает, вопреки совету все-таки задумавшись над словами деда, а я, воспользовавшись тем, что на меня не обращают никакого внимания, отхожу к окну, где останавливаюсь, наблюдая за каплями дождя, сбегающими по оконному стеклу, и размышляя над ситуацией.       Почему я был так убежден в том, что именно я стану крестным для Драко? Моя помощь во время беременности Нарциссы? Так мне за это заплатили более, чем достаточно. Побывав в Гринготтсе, я был приятно удивлен поступившей на мой счет суммой. Малфои умеют быть благодарными. Этого у них не отнять. Но с чего я решил…       Перебираю в своей памяти все те моменты из книг Джоан, в которых было описано общение Снейпа с младшим Малфоем. Одно за другим, начиная с самого первого курса. И, дойдя до приема у Слагхорна в середине шестого курса, отчетливо понимаю, что я ошибался. Ни в одной из историй нет ни малейшего упоминания о том, кем именно приходится Северус Снейп — Драко. Хотя, не совсем верно. Он определенно является его деканом. Что до остального — это всего лишь чья-то неуемная фантазия.       Особенно учитывая слова деда. Малфои и в самом деле никогда не упустят своей выгоды. А какая польза ему от меня? Да, разумеется, я уже не безродный полукровка, а полноценный лорд, признанный родом и родовой Магией. Но — не более того. К тому же Малфой точно не знает, что Том — мой отец. В политических играх я не участвую, так что интереса ему от «родства» со мной — никакого.       — …мог бы заинтересоваться Северусом. Все-таки Мастер зельеварения, ставший близким родственником… — голос деда отрывает меня от размышлений. Встрепенувшись, я отхожу от окна и усаживаюсь на стул, всем своим видом демонстрируя внимание к разговору. — Очнулся, внучек? — ехидно спрашивает Аурелиос и звонко смеется. Вид откровенно веселящегося портрета — то еще зрелище. Но мне удается удержать лицо и не рассмеяться вслед за ним. Хотя даже отец, несмотря на всю его выдержку, позволяет себе легкую улыбку. — Я полагаю — очевидно, что для Люциуса в настоящий момент ручной Мастер зелий не столь важен, как личный и преданный Министр Магии. Поэтому, Том, соглашайся. Я тебя уверяю — ты не прогадаешь.       Попрощавшись с отцом, я возвращаюсь в свои покои, и сейчас, сидя в удобном кресле со спящим сыном на руках, еще раз обдумываю состоявшийся разговор.       Полагаю, дед абсолютно прав. Помимо взаимных «бонусов» от этого «сотрудничества», и Том, и Люциус получат возможность несколько расширить рамки своей семьи. И если для лорда Малфоя этот факт не будет столь важен, учитывая огромное количество родственников, доставшихся ему со стороны Нарциссы, то для отца… помимо нас с Петти и Максимуса с Римой у него нет ни единого близкого человека. Не думаю, что возможность стать частью еще одной семьи хоть чем-то ему навредит. Скорее — наоборот.