Работа над ошибками. Часть первая.

Бечено — olegowna, stazy2.       На следующее утро, приняв ванну — поскольку бывшие обитатели этого дома с понятием «душ» определенно не были знакомы, а потому этот элемент ванной комнаты в доме отсутствует — я надеваю джинсы и рубашку с коротким рукавом и спускаюсь вниз. Вот когда впору пожалеть о том, что в магазине мне не пришло в голову прихватить заодно с джинсами еще и несколько футболок. Хотя Рикман пристрастился к их ношению лишь в последние несколько лет своей жизни, до того останавливая свой выбор исключительно на рубашках. Англичане слишком консервативны. А Алан… «Che permesso di giove, che non è permesso toro»* — вне всяких сомнений. Впрочем, волшебники на любую одежду, кроме мантий и классических костюмов образца конца прошлого века, в любом случае посмотрят косо, так что тут не имеет особого значения, что именно я надену.       Устроившись за кухонным столом и задумчиво рассматривая исходящую ароматным паром чашку с чаем, приготовленным мной по классическому английскому рецепту, я в какой-то момент отчетливо понимаю, что вчера совершил огромную глупость.       И заключается она совсем не в разрешении, которым я столь щедро одарил Петунью, позволив ей заходить ко мне в гости в любое удобное для нее время. Хотя, нет, пожалуй — именно в этом. По крайней мере в том, что касается сегодняшнего дня. Ведь я пригласил в гости магглу, совершенно забыв сообщить ей точное время визита… а принимая во внимание тот факт, что весь сегодняшний день я собираюсь посвятить приготовлению зелий на заказ для мистера Малпеппера, то… перспектива выглядит совсем безрадостной.       Находясь в подвале дома, я, определенно, не услышу стук во входную дверь, а старшая из сестер Эванс, учитывая свои отвратительные отношения со мной на протяжении последних шести лет, как минимум, наверняка в очередной раз оскорбится. Тут даже к пророчице не ходи.       Пока я сижу, разглядывая старенькую скатерть на кухонном столе, чашка с чаем успевает опустеть наполовину, а быстрый взгляд, брошенный в сторону часов, видимых мне в дверном проеме, дает понять, что уже почти девять утра. Самое время приниматься за работу.       Что ж, мне остается только надеяться на то, что Петунья окажется такой же соней, как и Лили, которая никогда, насколько я понимаю из воспоминаний Северуса, не показывалась на улице ранее полудня. Вариант с прогулкой до дома Эвансов на ту сторону реки, я даже не рассматриваю. Не знаю, станет ли скрывать Петунья от Лили тот факт, что мы с ее сестрой помирились, или же предпочтет помолчать, но, в любом случае, дразнить рыжую девочку я не намерен.       Сполоснув опустевшую чашку в мойке своими руками, даже не вспомнив о магии, я убираю ее на полку в подвесной шкафчик и, помедлив пару мгновений, иду в подвал. Время утекает, а зелья ждать не любят. К тому же этот заказ мистер Малпеппер ждет завтра с самого утра. Определенно, мне следует поторопиться…       Но вот на середине лестницы я резко останавливаюсь, словно наткнувшись на непреодолимую преграду, услышав громкий и требовательный стук во входную дверь. Странно, Петунья так не стучит, а будь это кто-то из магов — дверь просто вынесли бы при помощи соответствующих заклинаний. Но, возможно, это она, просто у нее что-то случилось?       Все эти мысли пробегают в моей голове буквально за несколько секунд: время, которое мне требуется для того, чтобы добраться от двери, ведущей в подвал, до входной двери.       На пороге обнаруживается Петунья вместе с… констеблем.       — Мистер Джонс разыскивал твой дом, Северус, — строго говорит она, покосившись на полицейского. — Я как раз шла к тебе и показала ему, где ты живешь.       В ее сердито сверкающих глазах так и читается вопрос: «Что ты посмел натворить, негодный мальчишка?!»       Я недоуменно пожимаю плечами:       — Мистер Джонс, Петунья, доброе утро. Прошу.       Посторонившись, пропускаю обоих в дом, и если Петунья заходит внутрь сама, то я, ненароком коснувшись руки полицейского, помогаю ему переступить через порог. Похоже, что все-таки магглоотталкивающие чары работают. И теперь я практически уверен в том, что Петунья действительно сквиб. Или же очень-очень слабая волшебница.       Я указываю на гостиную, предлагая им пройти, потому что меня самого разъедает жгучий интерес. Как бы еще понять, чем таким я мог заинтересовать маггловские правоохранительные органы? Вроде бы ничего такого… разве что это какая-то выходка со стороны Дамблдора? Может, он таким образом решил отомстить мне за мои слова, содержащие угрозу непосредственно для его авторитета? Конечно, это больше похоже на паранойю, но, как там, в книгах Джо, говорил незабвенный Аластор Муди**? «Постоянная бдительность?» Вот-вот, именно так.       Петунья послушно идет в указанном направлении, но через пару шагов останавливается, заметив, что мистер Джонс так и остался стоять возле входа. Сняв свое форменное кепи, он мнёт его в руках, и меня, при виде этого, какого-то беззащитного жеста, почти мгновенно накрывает понимание ситуации.       — Что-то с отцом? — спрашиваю я и вижу промелькнувшее на его лице облегчение. Все-таки не самая приятная обязанность сообщать людям о смерти близкого им человека. В первую очередь психологически.       — Мне очень жаль, молодой человек, но ваш отец скончался сегодня в госпитале Модсли…       Я бездумно наблюдаю за тем, как тяжелые комья земли падают на крышку дешевого гроба, и отчетливо понимаю, что не чувствую ничего. НИ-ЧЕ-ГО…       — Северус, — миссис Эванс осторожно трогает меня за плечо, и я, оторвавшись от созерцания последнего пристанища собственного отца, перевожу на нее свой взгляд. — Знаешь, я подумала… может быть, тебе стоит пожить некоторое время у нас? Ты остался один, а мои дочери… с Лили ты дружишь давно, да и с Петуньей у вас вроде бы все наладилось…       Интересно, она что, вообще ничего не знает? Хотя, если судить по тому, что на кладбище присутствуют все члены семьи Эванс за исключением той самой Лили, то она просто не может не быть в курсе нашей ссоры.       — Северус, соглашайся, — добавляет мистер Эванс, присоединяясь к щедрому предложению супруги, но я качаю головой, ощутив, как впиваются в мое предплечье пальцы Петуньи.       — Благодарю вас, но нет. Я уже совершеннолетний по законам магического мира, мистер и миссис Эванс. И могу колдовать. Так что с голоду не пропаду, да и заказы у меня есть. За них неплохо платят. Уверен, что у меня все будет хорошо.       Они переглядываются.       — Я хочу, чтобы ты знал, Северус: мы всегда будем рады видеть тебя в нашем доме, — как-то неуверенно произносит мама Лили и Петуньи, и я торопливо киваю:       — Спасибо, мэм. Буду знать.       — Какая мерзость, — еле сышно произносит Петунья и морщит переносицу, отворачиваясь ко мне, чтобы родители ничего не заметили. — Мерзость… я всегда говорила, что Лилька та еще тварь, но меня никто и никогда не слушал. Заявить, что ноги ее здесь не будет, потому что ты ее чуть ли не смертельно оскорбил…       — Не стоит, — спокойно говорю я, и, неожиданно для себя, вздыхаю: — Она сделала свой выбор. Магглорожденной волшебнице в магическом мире не светит ничего хоть сколько-нибудь толкового. А у нее нет ни полезных знакомств, ни хороших друзей, которые могли бы представить ее кому-то хоть немного важному. А что она смогла бы получить с меня, нищего полукровки? — я негромко фыркаю, и вновь смотрю на выросший на раскисшей земле местного кладбища могильный холм, на котором сиротливо выделяется один-единственный букет, возложенный туда миссис Эванс.       Я же принес с собой две розы, и еще до начала церемонии погребения положил их на могилу своей мамы. Не уверен, что пошел бы сюда целенаправленно, но вот так, пользуясь случаем… нет, разумеется, я вовсе не бездушная скотина. Все гораздо проще: я совершенно не ощущаю той связи, которая должна была бы существовать между нами, будь Эйлин и Тобиас моими настоящими родителями. Для меня — нынешнего — это посторонние люди. Чисто по-человечески мне их жаль, но не более того.       Впрочем, на могиле матери с моих ресниц срываются несколько слезинок. Наверное, несмотря ни на что, ее смерть тронула меня все-таки намного сильнее, чем смерть записного алкоголика.       — Это всего лишь голый расчет, Петунья, — продолжаю я негромко. — Поттер обратил на нее свое благосклонное внимание, и она моментально решила, что это будет наилучшим выходом для нее. Стать супругой будущего Главы старинного магического рода, родить наследника… на этом фоне я — пустое место. А то оскорбление — это был просто повод, за который она зацепилась, с радостью разорвав нашу дружбу. Не случилось бы этого, произошло бы что-то иное. Это жизнь, Петунья. Всего лишь гребаная жизнь.       Испуганно моргаю, пытаясь понять, с какой стати с моих губ сорвалось это слово. Вероятнее всего, память Северуса подкидывает мне его любимые словечки, но, пожалуй, не стоит ими злоупотреблять. В конце концов, я хочу добиться много, а значит, надо начинать уже сейчас.       — Согласна, — кивает она и качает головой, глядя на свежую могилу: — Грустно. Стоило ли проживать такую жизнь, что в самом конце тебя приходит проводить в последний путь лишь сын и его подруга с родителями. Это если не считать священника. Ни одного приятеля, ни одного представителя с фабрики. Так странно…       — Как жил, так и умер, — пожимаю я плечами. — Ничего удивительного…       Отказавшись от настойчивого приглашения Эвансов, я возвращаюсь к себе домой. Вчера, после визита констебля, мне, разумеется, пришлось отложить варку зелий на более поздний срок, посетить госпиталь, договориться с местным викарием о похоронах и сделать великое множество других, крайне неотложных дел.       Время, необходимое на выполнение заказа мистера Малпеппера, я нашел лишь поздним вечером, а потому мне пришлось уделить этому занятию большую часть сегодняшней ночи. А утром еще и аппарировать на Диагон аллею с готовым заказом. Поэтому вполне логично, что на кладбище, с учетом бессонной ночи, я выгляжу чуть свежее тех, кого в магическом мире называют инферналами. Впрочем, как раз это никого не удивляет. Мистер и миссис Эванс решают, что это от переживаний из-за смерти отца, а я и не стремлюсь их переубеждать.       Их поддержка неожиданна для меня, но от того не менее приятна. Петунья, не отходящая от меня ни на шаг с момента появления в доме констебля…       Лили же… не знаю, меня с этой девочкой не связывает ровным счетом ничего, но даже мне становится не по себе, когда я узнаю, что она решила не приходить на похороны моего отца. Да, вот тебе и верная дружба…       — Прости, Северус, — только и может сказать ее мать, сообщив мне эту новость и торопливо спрятав покрасневшие глаза за носовым платком, а я пожимаю плечами. К чему слова, когда и так все ясно?       Впрочем, долго одному мне побыть не суждено. Спустя полчаса я вздрагиваю, услышав знакомый стук в дверь, и неохотно поднимаюсь со старенького дивана, на котором лежал в гостиной, размышляя обо всем случившимся со мной за последнее время.       На пороге ожидаемо обнаруживается Петунья Эванс.       Крайне разъяренная Петунья Эванс.       Разъяренная настолько, что я благоразумно отступаю в сторону, закономерно опасаясь, что меня просто снесет с места пронесшийся мимо меня ураган.       — Что? — единственное слово, которое мне удается вставить в возмущенный крик мисс Эванс.       Сраженный подобным напором «красноречия», я невольно отступаю назад, спиной прижавшись к стене, и не сразу понимаю, что весь ее гнев направлен не на меня. А на все ту же Лили…       Постепенно картина вырисовывается, и я, усадив выплеснувшую свой гнев и более или менее успокоившуюся Петунью за кухонный стол, наливаю ей чай, в чашку с которым она немедленно вцепляется побелевшими от напряжения пальцами.       — Вот скажи, — мой голос звучит тихо, что заставляет прислушиваться к моим словам. В бытность свою Аланом Рикманом, я потратил не один десяток лет на то, чтобы превратить свой не особо выдающийся голос в нечто поражающее воображение. Здесь же мне придется начинать все сначала, но кое-что из приемов манипулирования я могу применить и сейчас, не особо напрягаясь, — тебе не хватило моих слов? Для чего, скажи на милость, тебе потребовалось устраивать разборки со своей сестрой? Я, как мне казалось, вполне доступным языком объяснил тебе причину, по которой мисс Лили Эванс прекратила всяческое общение со мной. Не поверила? Или решила, что я наговариваю на твою сестру?       Последний вопрос я задаю наобум, и ее лицо каменеет.       — Хотела убедиться в правдивости твоих слов, — так же тихо отвечает она.       — Убедилась? — не выдержав, фыркаю я и качаю головой. — Ничего нового, правда? Давай, допивай свой чай и собирайся, я хочу посетить Диагон аллею. Мне надо купить сову.       Наши взаимоотношения со старшей из сестер Эванс превращаются в какую-то странную связь. Не могу понять, преследует она какие-то свои цели, или же имеет на меня иные виды. А может, это просто черта характера, призывающая ее помогать всем несчастным и обездоленным вокруг? Немного непонятно, но присутствие рядом со мной другого человека, пусть и с таинственными намерениями в мой адрес, добавляет мне уверенности в себе.       Петунья критически оценивает крошек сплюшек, отвергает одну за другой полярных красавиц, и, вслед за ними — мрачного ушастого филина, останавливая свой выбор на самой обычной серой неясыти, безотрывно следящей за нами круглыми янтарными глазами.       — Мне нравится вот эта, — говорит она, указывая на сову.       Я киваю, соглашаясь с подругой, потому что и сам, направляясь сюда, думал о точно такой птице. Не яркой, не вызывающей желание разузнать, кому она принадлежит. Неприметность, на мой взгляд, самое главное качество почтовой совы.       Расплатившись и получив в дополнение к купленной птице довольно большую клетку и пакет с совиным кормом, мы выходим на улицу. Сову я еще в лавке привязываю к себе, позволив ей прокусить кончик моего пальца и, затем, выпускаю ее полетать. Привязка кровью — крайне интересный факт, особенно если учесть, что все завязанные на крови ритуалы считаются запрещенными, насколько я помню из книг Джоанн. Так называемая «Темная магия»… с другой стороны, Снейпа и без того считают темным магом, так что одним нарушением больше или меньше… а купленная сова вполне в состоянии добраться до дома самостоятельно.       — Может быть, по мороженому? — уменьшив покупки и рассовав их по карманам, спрашиваю я у озадаченной чем-то Петуньи и слышу в ответ:       — А давай!       Выбрав самый дальний угол в кафе Фортескью и заказав по три порции мороженого с самыми разными вкусами, мы усаживаемся в ожидании заказа за облюбованный нами столик.       — Ты не передумал писать ему письмо? — внезапно спрашивает у меня Петунья, и я вздрагиваю от неожиданности.       — С чего ты взяла? — мне удается выдавить из себя лишь эти слова, но она усмехается, показывая, что все усилия по сокрытию моих тайн совершенно напрасны. Помнится, Рима тоже обладала даром, иначе и не скажешь, видеть Алана насквозь. Вот интересно, так могут все женщины? Или же только те, которые связаны каким-то образом непосредственно со мной?       — Не знаю, — она пожимает плечами и умолкает на несколько минут, дожидаясь, пока на столик выставят наш заказ. — Ты сам говорил о том, что планируешь написать своему дедушке. Но вчера ты этого точно не сделал, потому что было не до того. Я поэтому и спросила. Если не хочешь — не отвечай.       Я хмыкаю себе под нос, глядя на девушку, ковыряющую ложечкой мороженое с таким видом, словно она пытается отыскать в креманке, как минимум, клад.       — Думал. И продолжаю думать. Если бы я написал вчера или позавчера, то это было намного лучше. Но сегодня… понимаешь, — я отодвигаю в сторону свою порцию мороженого, потому что у меня внезапно пропадает аппетит и вздыхаю, уставившись на ткань бледно-голубой скатерти в мелкую темно-синюю клетку: — Теперь я сирота. Полный сирота, понимаешь? Не будет ли расценено им получение моего письма таким образом, словно я ищу себе покровителя? Черт! — я сердито качаю головой. — Не знаю, как объяснить…       — Не выражайся! — строгим тоном произносит она и кивает: — Я поняла, что ты хотел сказать. Полагаю, он и в самом деле может подумать именно так.       — И что теперь делать? Угораздило же этого так не вовремя… — я прячу свое лицо в ладонях и глубоко дышу, пытаясь справиться с накатившей на меня неизвестно откуда паникой. Да, я еще не стал тем Снейпом, которой в книгах Джо всегда имел при себе полные карманы зелий. А потому придется успокаиваться самостоятельно, как самому обычному магглу. Впрочем, мне не привыкать.       — Возьмите, — мои руки с силой отрывают от лица и прижимают к губам узкий флакон, буквально вынудив меня проглотить его содержимое. — Легче?       Я киваю, мимоходом отметив, что голос моего невольного «спасителя» кажется мне знакомым, и, подняв голову, вижу перед собой не кого иного, как Тома Риддла. О, черт! Только мне так могло повезти. И что он мне споил? Правда, память моментально выдает ответ, что всего лишь Умиротворяющее зелье. Что ж, хоть в этом повезло. Это мог бы быть и яд…       Пока я рассматриваю Темного Лорда, по-прежнему не произнося ни единого слова, он спокойно берет от соседнего столика один из стульев и усаживается рядом с Петуньей.       — Почему я вижу мистера Снейпа в подобном состоянии? — его вопрос, обращенный к ней, звучит достаточно жестко, но для того, чтобы смутить старшую из сестер Эванс, ему придется очень сильно постараться. Девушка наклоняется к уху Риддла и громким шепотом сообщает:       — У него вчера умер отец, мистер…       — Риддл, мисс, — немного озадаченно сообщает он и смотрит мне в глаза. Я резко отворачиваюсь, потому что прекрасно помню, что в реальности, придуманной Джо, Волдеморт был сильнейшим легилиментом. Как дело обстоит здесь — мне проверять на своей собственной шкуре совершенно не хочется.       — Мистер Риддл, — повторяет Петунья и с шумом вздыхает: — Тот самый?!       Я поворачиваюсь обратно одновременно с его удивленным вопросом:       — Что значит «Тот самый», мисс?..       — Эванс, — отвечает она, погружаясь в размышления. — Петунья Эванс…       — Моя подруга хочет сказать, мистер Риддл, что вы тот самый Темный Лорд, который держит в страхе магическую Британию и желает смерти всем магглорожденным и магглам. Впрочем, насчет полукровок я тоже не уверен, — говорю я ему и зажмуриваюсь, ожидая в ответ на свою дерзость, как минимум, «Аваду», но…       Вы когда-нибудь видели смеющегося Темного Лорда? Того, кто, по утверждению Дамблдора, держит в страхе весь магический мир. Вот и я раньше не видел. Не считая, конечно, Ральфа***, но…       — Что смешного ты сказал? — недоуменно спрашивает у меня Петунья, уставившись во все глаза на уткнувшегося лбом в скатерть Темного Лорда, всхлипывающего от смеха. — Сев, это же правда тот, о ком говорила Лили?       — Ага, — киваю я и подзываю официантку с просьбой принести стакан воды для мистера Риддла. — Тебе, кстати, не кажется, что здесь что-то не сходится? — спрашиваю я, разглядывая его темноволосую макушку, и переглядываюсь с подругой.       — Определенно, — кивает она. — Ничего, разберемся!