Сердце подскажет

Я вернулась в свою спальню, сняла свадебное платье, в котором мне не суждено было стать женой любимого человека и одела свое старое серое платье, которое уже надеялась не одевать никогда. Мне нужно было хорошо все обдумать. До этого я только смотрела, слушала, шла, куда меня вел мой Эдвард — в уме я продолжала так его называть, хоть и не имела на это больше никакого права. Нужно быть честной с собой — я знала, что так будет. Почти с самого начала я знала, что у Эдварда есть жена, что она душевно больна и что сегодня мы не сможем пожениться. Я всеми силами подавляла в себе это знание, чтобы вести себя подобающим образом. Знание. Сила. Дар с одной стороны и проклятье с другой. С самого раннего детства я знала, что не такая, как все. Именно поэтому меня не любили в семье тети Рид и не хотели дружить дети в Ловуде. На подсознательном уровне они чувствовали, что я Другая. В первый раз дар проявился незадолго до смерти дяди. Я знала, что это произойдет. Чувствовала приближение беды, видела образы, которые не до конца тогда еще понимала, просыпалась ночью от кошмаров, в которых дядя снова и снова умирал на моих глазах. Сказать, что мне тогда было страшно, это значит не сказать почти ничего. Когда дядя умер, точно так же, как в моих снах, но наяву, окончательно и бесповоротно, мне показалось, что я умерла вместе с ним. В каком-то смысле так и было. Беззаботная, обычная, ничем не отличавшаяся от других Джейн Эйр исчезла навсегда. Я изменилась. Возможно, я была такой от самого рождения, но именно в тот момент, я осознала, что не такая, как все. С рассказов Бесси и многих прочитанных мною сказок, я знала о существовании людей, которые могут больше, чем остальные. Волшебницы. И ведьмы. И те, и другие обладали способностями влиять на жизни других. Когда я обнаружила в себе дар, я испугалась саму себя. Я подумала, что я выросту ведьмой, буду творить зло, все будут меня ненавидить, в итоге я умру страшной смертью и за свои многочисленные грехи попаду в ад. Не желая себе такой судьбы, я твердо решила, что выброшу из головы эти глупости, стану послушным ребенком, доброй христианкой, буду просить Бога простить мне мой грех и когда-то смогу все-таки вымолить себе прощение. Последующие несколько месяцев я всеми силами старалась заглушить в себе эти способности: не слушать свою интуицию, не вдумываться в значение снов и не обращать внимания на картинки в моей голове, которые немного позже обязательно сбывались. Так продолжалось до тех пор, пока однажды мне не приснилась мама. Наяву я ее ни разу не видела, а если и видела, то мои детские воспоминание не запечатлели ее образ. Однако, увидев ее во сне, я сразу же поняла, кто она. Она была похожа на меня, хоть и намного красивее. Ее глаза светились добротой и лаской, движения были грациозными и уверенными, а ее голос, когда она заговорила, был пронизан нежностью и любовью. Она сказала, что знает обо всем, что со мной происходит. Рассказала, что у нее тоже были необычные способности и что эти способности она перед смертью передала мне. Мама просила прощения за то, что не могла быть рядом, что я столкнулась со своей силой совершенно не подготовленной, и поэтому не знала, что со всем этим делать. Она объяснила мне, что я могу видеть будущее, что эти способности — дар от Бога и его можно и нужно использовать на добро. Она добавила, что возможно однажды, мой дар поможет мне защитить тех, кого я люблю. Я сидела в комнате и вспоминала сон о маме. Снаружи в дверь стучал Эдвард, но я его почти не слышала. Я была слишком поглощена нахлынувшими воспоминаниями. После этого такого важного для меня сна, я изменила свое отношение к своим способностям. Я стала учиться контролировать видения, лучше понимать, зачем мне дано это знание, когда я должна повлиять на события, а когда смириться, как бы тяжело это не было. Да, я знала о смерти Хелен задолго до того, как это случилось, и ничем не смогла это отвернуть. Когда я впервые увидела мистера Рочестера на той дороге, я сразу поняла, кто он. Мой любимый, моя половинка, тот, кто научит меня любить и быть любимой. С самого начала нашего знакомства я направила все мои силы на помощь своему хозяину. Я видела, как ему тяжело, как он одинок и всем сердцем старалась стать для него хорошим другом. Я всегда понимала, когда нужна ему, когда необходимо отвлечь его легкими разговорами ни о чем, а когда просто молча быть рядом, позволяя ему выговориться. Со временем я так хорошо его узнала, что мне даже не нужно было прилагать никаких сил, чтобы понять моего своенравного господина. Я все настроилась на него, начала чувствовать его так, словно стала его частичкой. В ту ночь, когда Эдвард чуть не погиб от пожара в собственной спальне, меня разбудил не смех или шум, как я позже объяснила ему. Я проснулась, зная, что любимому угрожает опасность и что я нужна ему. Позже в ту ночь, когда я лежала в своей кровати и не могла заснуть от пережитых волнений, мне пришла в голову мысль, что я стала для любимого человека своего рода ангелом-хранителем. Меня это вполне устраивало. Я настолько его любила, что мне уже не было важно, как сложится моя собственная жизнь. Даже если он разлюбит меня, или если мы никогда не сможем быть вместе, как муж и жена, я готова всегда быть рядом, помогать ему и оберегать, пусть даже тайно, пусть даже он никогда об этом не узнает. Но что же мне делать сейчас? Я не была уверенна на счет того, что нас ожидает дальше, но в голову пришла ясная, как день, и неумолимая, словно выпущенная из пистолета пуля, мысль: нужно уехать. Почему, куда, насколько и что делать дальше я не знала. Мысль о том, что нужно оставить своего хозяина приносила почти физическую боль. Единственным светом в поглотившей меня тьме стала неотчетливая догадка, что это временно, что через какое-то время все наладится. Я всю жизнь привыкла полагаться на Божью волю и делать то, что от меня требуется. Я не сомневалась, что в итоге все будет хорошо, нам просто нужно сейчас быть сильными и пережить это испытание. Но если сама я была уже твердо убеждена в том, что нужно делать, то Эдвард наверняка имеет другое мнение на этот счет, и я ведь не смогу ничего ему объяснить. Придется заставить его поверить, что мы расстаемся навсегда, что больше мы никогда не увидимся.