Под окровавленным снегом

Все тело нестерпимо горело и ломило. Ощущение было, как будто его разодрали на мелкие-мелкие кусочки, а потом собрали в неправильном порядке. Острая колющая боль пронзила плечо и эхом отдалась в пятке и сердце. Виски словно сдавили тисками. Пульс стучал в голове, пытаясь вытолкнуть глаза из орбит. Глазные нервы были напряжены до предела, пытаясь оставить их там, где им положено находиться. С другой же стороны перед глазами мелькали всполохи света, обжигая их, как если бы Кагура стояла рядом с извергающимся вулканом, пристально разглядывая его. Тишина звенела в ушах, будучи не в силах быть перекрытой даже стуком сердца. Болело всё. Каждая клеточка тела ощущалась как никогда раньше. Чувствовалось, как ребра расходятся на вдохе и покрываются микротрещинами. Как ткани легких рвутся, мелкие сосудики лопаются, разливаясь обжигающей жидкостью. Кожа словно покрывалась ожогами и сразу начинала гноиться, неприятно тикая. Сколько времени прошло? Может час, может день, неделя. В этой нестерпимой агонии ощущение времени отсутствовало. Казалось, что Кагура здесь вечность. И с каждым стуком сердца она понемногу теряла себя, существуя в этом мире боли, потихоньку переставая осознавать, что «здесь» это не реальность. Странные образы мелькали в голове, один за другим медленно растворяясь в дымке сознания. Боль наконец перестала, потихоньку освобождая изнемогающее тело из своих мерзких объятий. Кроваво-красное месиво перед глазами отступило, освободив дорогу лучику мягкого белого света. Красивая рыжеволосая женщина ласково смотрела на Кагуру, улыбаясь и протягивая к ней руки. Свет, излучаемый ею был такой прохладный и спокойный, что девушка не задумываясь двинулась навстречу. Их руки уже почти соприкоснулись, но вдруг раздавшийся в белоснежном небосводе тихий голос привлёк ее внимание. Женщина посмотрела вдаль и, снова улыбнувшись, чуть отодвинулась, кивнув Кагуре в ту сторону. Ято потянулась за ней, но женщина уже исчезла, а голос потихоньку становился громче. Ровный и спокойный, он заполнял пустоту вокруг, обволакивая и успокаивая еще больше.

***

(Злобно) — Конец близко. (Пафосно) — Близко, говоришь? Очень может быть. Но не я поставлю точку… (Злобно) — Что? Не… смеши меня! (Пафосно) — Вглядись. То, что вытекает из него, это не страх. Если в твоем сердце нет страха… Значит на его лице отражается его собственный страх. (Пискляво) — Бан-кай. Хакка, но тогаме… Кагура чуть приоткрыла глаза. Было жарко, комната вокруг кружилась, немного мутило, но боли уже не было. — Гин-чан… Сколько…глав. я пропустила? — Кагура! — Гинтоки отбросил джамп, наклоняясь к девушке. — Ни одной. Ты всего несколько дней…спала. Как ты себя чувствуешь? — Тошнит. — Кагура попыталась приподняться на локтях, но тело было ужасно слабым. Гинтоки придержал девушку за спину, усаживая ее. Что-то противно лязгнуло. Кагура скосила глаза освобождая руки от одеяла и замерла, увидев, что из обеих тянутся капельницы, и, кроме того, они скованы стальными наручниками. — Гин-чан. Что это значит? — Рассеянный свет потрескивающей лампочки под потолком освещал небольшую каменную комнату с решеткой вместо двери. Кагура лежала на тюремных нарах, правда на мягком матрасе с чистым бельем. — Где мы? — В карцере в штабе Шинсенгуми. — Гинтоки прислонил ослабленную девушку к своему плечу другой рукой доставая до небольшого столика и протягивая ей стакан воды. — Попей. — Я что-то натворила? Как Шинпачи? — на глаза Кагуры навернулись слёзы, но тем не менее она жадно припала к стакану, делая глоток за глотком из рук Гинтоки. — Нет. Ты просто спала. Все в порядке, это просто мера предосторожности. Те двое, найденные с похожими на симптомы Шинпачи, немного тоже двинулись головой. Один перебил толпу санитаров и сбежал из больницы. Второго прикончили Сого с ребятами. — А я. — А ты молодец. Ты очнулась. Говоришь и понимаешь меня. — Гинтоки крепче приобнял девушку рукой, которой придерживал ее, жарко выдохнув ей в макушку. — Ты молодец.

***

Шинсенгуми по-дружески не стали доносить на Кагуру вышестоящим шишкам, просто изолировав ее в своем карцере, беря всю ответственность за ее ликвидацию, если она предстоит, на себя. Поэтому, промурыжив очнувшуюся ято всего пару дней; в очередной раз взяв на анализ пробы крови, гноя с еще не полностью заживших царапин на лице, под ответственность Гинтоки, они отпустили их домой, обязав регулярно наблюдаться у врачей. Девушка выглядела вполне адекватно, совершенно не собиралась перегрызать кому-то горло или нападать на кого-то, не считая инцидента с Окитой и собачьим кормом, который он ей принес. Отсутствие каких бы то ни было последствий просто списали на искаженный обмен веществ и быструю регенерацию ято. Наконец, они могли вернуться домой.

***

Парочка вышла на заснеженную вечернюю улицу. Кагура вдохнула полной грудью морозный воздух и подняла голову вверх. После тюремных казематов взгляд отдыхал на бескрайних просторах небес. Тонкий месяц выглядел таким мирным и безобидным. Было тихо. Такое приятное тихо, без вечно галдящих шинсенгуми и скрипящих дверей. Чуть постояв, девушка обернулась на Гинтоки. Тот молча стоял позади, тоже всматриваясь вдаль. Выглядел он, надо сказать, не лучшим образом. Изрядно похудевший, со впалыми щеками и синяками под глазами. Видать для него, в отличии от ято, неделька выдалась бессонной. — Анего? Гинтоки мягко улыбнулся и, двинувшись вперед, походя натянул шапку Кагуре на глаза. — Пойдем, я отведу тебя к ней. Кагура заворчала, открывая себе обзор, но тут же успокоилась. Легкой трусцой догнала Гинтоки и пихнула его в бок. Чуть пошатнувшись, тот схватился за плечо девушки, да так и оставил свою руку, продолжая движение. Через кучу зимней одежды Кагура чувствовала, как нервно сжимаются пальцы Широяши, но решила ничего не говорить. Гин-чану несладко пришлось. Они почти все разом решили его покинуть, наверное ему было очень страшно. Купив цветов в круглосуточном магазине, йородзуя направились в сторону старого кладбища Кабуки-чо. Кагура поставила цветы в вазочку, сменив уже подвявшие от мороза, которые принес кто-то до нее, и сложила ладони. — Анего, пусть тебе будет хорошо на небесах. Моя мамочка устроит тебе экскурсию по раю. О нас не переживай, мы найдем Шинпачи, выбьем из него всю дурь и пригоним пинками к твоей могиле извиняться. Давящая боль в груди все-таки выплеснулась со слезами, и Кагура тихонько завсхлипывала, глотая их. Гинтоки подошел сзади, приобняв ее за плечи. Девушка снова почувствовала напряженные пальцы и склонила голову назад, прислонившись к его груди. — Ты же знаешь, что Отаэ будет грустить на небесах, если мы будем плакать по ней. Мы должны быть сильными ради нее. Пойдем домой. Он опустил руку, взяв девушку за маленькую ладошку и потянул ее за собой. — Пока, анего! Я зайду к тебе завтра, — Кагура вытерла слезы и помахала могилке, следуя за другом. Пробираясь по заснеженным дорожкам к дому, Гинтоки так и тянул девушку за руку. Кагура чувствовала тепло, которое разливалось по замерзшим пальцам от цепкой руки самурая. Грусть отпускала, оставляя место легкой меланхолии и апатии. Хорошо, что у нее есть Гин-чан. С ним так спокойно, он помогает на время забыть о том, что происходит вокруг. Они смогут друг друга защитить. Они найдут тупого очкарика и Садахару и все снова станет как раньше. Почти как раньше… Задумавшись, Кагура запнулась об оброненную кем-то бутылку, и чуть не упала, но Гинтоки поддержал ее, сильно подхватив за локоть. Резкая боль расползлась по руке. Кагура вздернула голову и на мгновение встретилась глазами с испуганным взглядом серебряноволосого. Он быстро исчез, сменившись на привычный ничего не выражающий взгляд дохлой рыбы; хватка ослабла. Этого мгновения хватило чтобы прочувствовать, в какой панике находился вечно хладнокровный самурай, растерявший за две недели стольких дорогих ему людей. Гинтоки отвернулся, отпустив руку девушки и ненатурально рассмеялся: — Ха-ха-ха, Кагура-санн, будь добра смотреть под ноги, а то я уж испугался, что ты решила мне руку оторвать. — Он двинулся дальше, сделав знак следовать за ним. — Поторапливайся, пока мы тут не замерзли насмерть. Отаэ нас не ждет так рано.

***

Дома было тихо и темно. Сердце девушки сжалось от тоски по псу. Где он? Что делает сейчас? Может голодает где-то? Нужно было хорошо отдохнуть, чтобы с новыми силами отправиться искать Садахару и Шинпачи. Теплый душ и горячий чай после недели в карцере были прям тем, что надо. Помывшись, Кагура вышла на кухню. Поморщилась, понюхав заваренный Гинтоки рамен. Видимо глюкоза, которую ей смачно заливали через капельницы, давала о себе знать. Убрала импровизированный ужин в холодильник. Спать одной ужасно не хотелось. Девушка тихонько заглянула в приоткрытые седзи комнаты Гинтоки. Самурай спал, отвернувшись к стене, и громогласно храпя. Рядом лежал расправленный футон, на котором Кагура спала в прошлый раз. Он ждал ее? Кагура на цыпочках прошла в комнату, пододвигая футон поближе к Гинтоки и укладываясь на него. Завернулась в одеяло и подкатилась еще ближе к парню, уткнувшись носом в его спину. — Гин-чан. Ты же знаешь, что ято — сильнейшая раса во вселенной? Храп на секунду прервался, но тут же вернулся, постепенно переходя в спокойное сопение. Чувствуя спиной дыхание Кагуры, Широяша впервые за неделю спокойно уснул.