Под окровавленным снегом

Стук в дверь заставил Кагуру подскочить на диванчике, отходя от нервного неглубокого сна. Толком не придя в себя, она ломанулась к выходу, распахивая сёдзи. Отосе-сан курила снаружи, сосредоточенно хмурясь. — Охайо, Кагура-чан. Одевайся, поедем в больницу. — В больницу? — Кагура похолодела, судорожно пытаясь сообразить, где она вчера бросила свою куртку. — В больницу? — повторила она, вращая глазами и пытаясь воссоздать в памяти вчерашний вечер. Отосэ прошла в квартиру, сняв с вешалки куртку и подавая ее растерянной девушке. — Что-то случилось с Шинпачи. Кагура натянула куртку и шапку, еще толком не понимая, что происходит. — Где Гин-чан? Где Садахару? — Гинтоки в больнице с Шинпачи. Про пса ничего не слышала. Отосэ обернулась на испуганно застывшую девушку, похлопала ее по плечу. — Все будет хорошо. Дорога прошла как в тумане. — Эй, я дУумаю ничего стрАшного не произошлО, — затянула со своим акцентом Катерина, оборачиваясь на остальную компанию. — Парень наверное просто перебрал. А псина увидела какую-то сучку и сбежала. — Шинпачи-сану не положено пить по закону, ему еще нет двадцати одного года. — Тама тоже повернула голову в сторону Отосэ. — Отосэ-сан… — Так, замолчали все. Рано думать об этом. На месте все узнаем. — Старуха озабоченно потерла переносицу, вспоминая все слухи, которые разносились последнее время в ее баре. Сориентировавшись у медсестры на входе, компания поднялась на третий этаж больницы. Стеклянное окно палаты отделяло зрителей в лице Гинтоки и Отаэ от команды медиков, которая ощупывала и осматривала подключенного к кислородной маске и куче разных проводов и приборов, Шинпачи. — Что они сказали? — Отосэ пододвинула стул, заставляя заплаканную Отаэ присесть на него. — Никаких видимых повреждений нет. Он просто спит. — Гинтоки повернулся к подошедшим. — Пока ничего неизвестно, еще не все анализы сделаны. — Гин-чан… — Кагура взяла его за рукав кимоно, наполненными слезами глазами глядя исподлобья. — А где Садахару? Гинтоки ласково положил руку на голову девушки. — Я нашел только Шинпачи. Не переживай за Садахару. Вон какой вымахал, сможет за себя постоять. Мы его найдем. — Гин-чан. Мне страшно. — Знаю. Все будет хорошо. Часы мерно тикали, показывая, что время все еще идет, а вовсе не застыло, как могло бы показаться. — Что там было? — Отосэ стояла, прислонившись к стене рядом с устало вздыхающим Гинтоки. — Море крови, не знаю чьей. Может Садахару? Не хочу об этом думать. На Шинпачи нет ни царапины. Это хорошо, наверное. Не знаю, что напало на них, но явно что-то нехорошее. Шинсенгуми сейчас осматривают место преступления, но от них пока тоже нет никаких новостей. Единственное, что подкинул Окита — это не первый случай такого нападения. — Что случилось с остальными? — Четверо погибли на месте без каких-либо видимых ран. Предполагают, что от остановки сердца. Двое пока в коме. — Кошмар… — Отосэ достала сигарету, направляясь в сторону больничного балкона. — Нас ждет тяжелое время.

***

Прошла уже почти неделя, а Шинпачи все не приходил в себя. Медики пытались колоть ему глюкозу и витамины, чтобы тело совсем не ослабло, но это слабо помогало. Пульс был настолько слабый, что сердце почти не качало кровь по венам. Парень худел на глазах. Лицо и кожа приобрели болезненный сероватый оттенок. Такой же, как у постоянно сидящей с братом Отаэ. — Анего, я принесла тебе рисовой каши. Тебе нужно поесть, а то Шинпачи будет очень переживать, когда очнется. Начнет истерить, что мы тебя голодом заморили. — Кагура протянула замотанный в кулёчек контейнер девушке. — Спасибо, Кагура-чан, но я не голодна. — Анегоо… — Кагура обняла подругу за руку, прислонившись к ней рыжей макушкой. — Ой, Отаэ, слушай, что говорит наша обжора. Ты же совсем похудеешь, если не будешь питаться. Итак ведь плоская, как … — Летящий стул заставил Гинтоки замолчать, уворачиваясь. — Хорошо, я поем, — Отаэ взяла кашу, разматывая ее и доставая ложку. — Врачи сказали что-то новое? — Гинтоки подошел к стеклу, вглядываясь в лицо друга, слушая медленное попикивание приборов. — Нет. Только то, что ничего не могут сделать. Они не знают что это. Может шок, может какая-то неизвестная космическая болезнь. Да что угодно может быть, но они еще с таким не сталкивались. — В Шинсенгуми тоже ничего про это не знают. Там все взбаламошены, уже есть… два подобных случая. — Гинтоки решил умолчать о случаях с летальным исходом, чтобы еще больше не пугать девушку. — Что с теми людьми? — Отаэ подняла взволнованный взгляд. Огромные тени под ее глазами выдавали, что она уже много дней не спала. — Один находится в межгалактической больнице. Второй в карцере в штабе Шинсенгуми. Какой-то маньяк, разгуливающий раньше по улицам и насилующий девушек. Его тоже нашли без сознания на окраине города. — Садахару? — Тоже ни слуху, ни духу. Мы облазили все вокруг того места, где я нашел Шинпачи. Ни следов нападающих, если они были, ни Садахару. Кагура грустно вздохнула. — Все будет хорошо, анего. Шинпачи очнется. Поев каши, обессиленное тело просилось в сон. Отаэ присела на стул напротив палаты, прислонившись головой к стене. Тяжесть в веках переборола слабое сопротивление девушки, и она погрузилась в глубокий, полный тревог, сон. Ей снилось прошлое. Отец, который умер давным-давно. Маленький Шин-чан, разучивающий махи мечом в додзё. Вот он сосредоточенно отрабатывает удары. Вот он заметил сестру и весело машет ей рукой. Вот он бежит к ней радостно, а, заметив заботливо приготовленный ему омлет, улыбается своей нервной кривой улыбкой. Додзё пропадает, и теперь они в лесу. Темные джунгли, жаркие и душные. Пот стекает по лицу, дышать тяжело. Отаэ тянет за руку упирающегося брата, пытаясь выбраться к свету. Вокруг стрекочут цикады. Громко, очень громко. Шинпачи хнычет, он хочет пить. В горле пересохло, жара становится невыносимой, свет не приближается, хотя они уже почти бегут. Стрёкот цикад буквально разрывает уши… Громкое потрескивание заставило девушку очнуться от неспокойного сна. Было ужасно душно. Подскочив, она увидела движущуюся тень в палате брата. Бросилась к двери, но не успела добежать. Разлетевшееся на мириады осколков окно между коридором и больничной палатой накрыло все вокруг сверкающими брызгами. Вскрикнув, Отаэ бросилась на колени, рукавами кимоно пытаясь защитить лицо и голову. Раздавшийся рядом рык эхом разлетелся по коридору, заполняя его вместо звона оседающих на пол осколков. Девушка вскинула голову, встретившись взглядом с красными глазами. — Се…стра… — Шин-чан? — Глаза девушки заблестели от навернувшихся слёз. — Шин-чан… Как ты себя… Резкая боль волнами разлилась по всему телу. Отаэ закричала, пытаясь отпихнуть от себя набросившегося на нее брата. Руки скользили, царапая по больничной одежде короткими ногтями. Что происходит? Ослабшее за последнюю неделю тело не позволяло вырваться из цепких «объятий» почему-то невообразимо сильного брата. Одной рукой сцепив над головой девушки ее руки, а второй упершись в лоб, Шинпачи с чавкающим звуком впился зубами в ее горло. Отаэ слышала, как рвутся сухожилия в шее, как булькает кровь, толчками выходящая из нее. Все тело нестерпимо болело, шея горела, в ушах стоял гул. Лампы на потолке расплылись в одно большое блестящее пятно. Тело начало неметь. — Что ты делаешь, псих, отстань от анего! — Кагура с разбегу пнула вцепившегося в Отаэ нападавшего, не сразу разглядев его в темноте больничного коридора. — Шинпачи? — глаза девушки округлились, когда в свете половинчатой луны, заглянувшей через окно, она узнала друга. — Эй, Шинпачи, что такое?.. Шинпачи зарычал, заставляя рыжеволосую вздрогнуть. Секунда — и вот он уже щелкает окровавленными зубами там, где только что было ее горло. Инстинкты ято сработали безукоризненно. Прыжок, еще прыжок. Кагура отступала, пытаясь не подпускать взбесившегося друга к себе. Боковым зрением она видела, как Отаэ слабо хрипит, держась за рваную рану в шее, отплевываясь кровью, смешавшейся со слезами. Кагура бросилась к подруге, чтобы попытаться помочь, но, отвлекшись, пропустила очередное нападение Шинпачи, и тот разодрал ей лицо длинными острыми когтями. Жар от раны мигом разлился по всему телу девушки. Кровь ято сладким запахом наполнила комнату, перебивая уже слабеющий запах Отаэ. Шинпачи истошно взревел и снова бросился на Кагуру. Девушка схватила зонтик, резким ударом отправляя врага в полет. Стало слышно, как хрустят кости парня, но его это не остановило. Раз за разом он бросался на девушку, заставляя растерянную ято отходить все дальше вглубь коридора, режась об осколки разбившегося стекла. Очередной прыжок оказался столь молниеносным и неожиданным, что девушка в ужасе замерла, понимая, что сможет отреагировать, только проткнув Шинпачи зонтом насквозь. Но руки не хотели подниматься и она просто стояла, наблюдая как он приближается, уже совсем не похожий на себя, рыча и капая слюнями и кровью с белоснежных клыков. — Кагура! — перед девушкой мелькнуло бело-синее кимоно, и деревянный меч отправил противника через разбитое окно обратно в палату. — Гин-чан! Это Шинпачи! Гинтоки вздрогнул, вглядываясь в осатанелые красные глаза. В лесу наперебой завыли волки. Монстр обернулся к окну, одним прыжком выскакивая в него и скрываясь во тьме. Гинтоки бросился было за ним, но крик Кагуры остановил его. — Гин-чан! Анего…! Широяша повернулся, в ужасе глядя на то, как девушка пытается руками закрыть рваную рану на шее Отаэ, из которой уже натекла огромная лужа крови. Гинтоки подскочил к ним, отпихивая Кагуру, попытался зажать рану шарфом, но это уже было бессмысленно. Разорванная шея уже не хлестала кровью, порванные жилы торчали во все стороны. — Шин…чан… — Анэго! — Кагура кричала, но глаза Отаэ медленно стекленели, скатывающимися слезами размазывая кровь на лице. — Анэгооооо! Кагура ревела в голос. Гинтоки трясущейся рукой закрыл пустые глаза Отаэ, закутал ее шею в шарф и, аккуратно поднимая на руки, понес в пустую палату, укладывая на кровать. — Отаэ, мы позаботимся о нем, я обещаю. Возвращаясь в коридор под звуки приближающейся сирены, Гинтоки присел рядом с окровавленной Кагурой, аккуратно обнимая ее и прижимая к груди. Одежда моментально пропиталась слезами девушки и кровью. Кагура с силой вцепилась в его кимоно, в страхе пытаясь получить хоть какую-то защиту от происходящего. Гинтоки погладил ее по волосам, поворачиваясь в сторону попадающего в оконную раму куска звездного неба. — Всё будет…