Маринетт выходит из палаты пациента, у которого вчера проводила операцию, крепко зажмурив глаза. Руки в кармане сжимаются в кулак. В очередной раз она ощущает на своей спине печальный взгляд.
Взгляд, полный грусти.
Полный отчаяния…
И боли.
Маринетт поломала судьбу около сотни человек. Она привыкла видеть пустые спины людей, на которых ещё недавно были нарисованы ажурные татуировки.
Татуировки, которые она стёрла сама.
Маринетт привыкла.
А чего уж там? Люди сами подкашивают свою судьбу. Они должны понимать, что подвергая свою жизнь опасности, оказавшись на операционном столе, можно попрощаться со своим соулмейтом, которого ты больше никогда не встретишь.
Маринетт привыкла.
Привыкла к осуждениям в глазах своих пациентов, когда она меняет повязки или спрашивает об их самочувствии. Они отвечают ей, но только из вежливости. Ведь как никак, но Маринетт спасла им жизнь.
Жизнь, с поломанной судьбой.
Маринетт привыкла.
Привыкла к проклятиям, что шлют ей в спину. Она попросту крепко закрывает глаза, мечтая оглохнуть. А потом она запирается в туалете, пряча все свои эмоции. Кричит, крепко прижимая к своему рту руку. Кусает костяшки до такой степени, что все они до сих пор в царапинах.
Маринетт привыкла.
Привыкла каждый вечер рассматривать в зеркале свою спину. Каждый раз она вздыхает с облегчением, радуясь тому, что
чёрный кот до сих пор вырисован на её спине. Она радуется тому, что её Соулмейт ещё ни разу не показал никому своей спины.
Она считает Чёрного Кота признаком неудачи. Ну, а как ещё описать то, что вся её жизнь основана на боли, проклятиях и испаряющихся татуировок?
Маринетт привыкла.
Привыкла каждые выходные успокаивать свою лучшую подругу. Ведь именно Маринетт проводила операцию Алье, и являлась последней, кто смог рассмотреть рисунок черепахи на спине шоколадного оттенка.
Хоть Алья и лишилась своего соулмейта, но она нашла парня, который смог закрыть дыру в её душе. Нино также потерял свою судьбу. Кто знает, быть может, они изначально были созданы друг для друга?
Маринетт не знает.
Не знает, сколько ещё ей хватит сил. Как долго она может жить с бременем на сердце? Как долго она сможет видеть пустые спины пациентов и их глаза, наполненные болью?
И кошмары…
Каждую ночь она просыпается с пересохшим горлом, опухшими от слёз глазами и с расширенными зрачками. Она видит тех людей, чья судьба поломалась от того, что малейший взор зацепил рисунок на спине. Рисунок, испаряющийся на следующий день.
Как долго?
Как долго она будет скрывать мешки под глазами под огромным слоем тоналки? Как долго каждый пациент будет приходить ей в воспоминаниях и умолять оставить соулмейта? Как долго число самоубийств в их больницах будет возрастать?
Люди не хотят портить свою жизнь тем, что останутся навсегда в одиночестве. Или же будут жить с человеком, который изначально не был предназначен им судьбой.
Маринетт придётся терпеть.
Придётся терпеть эти горькие успокоительные, которые помогают хоть ненадолго отвлечься от кошмаров. Терпеть волнение перед входом в палату. Терпеть всю свою жизнь.
— Мне не отделаться от всего этого… Это моё бремя.
Разговор с родителями по телефону прерывает крик дежурного врача. В коридор влетают санитары с носилками, на котором корчится от боли известный всему Парижу Адриан Агрест. Модель, музыкант, да ещё и хороший фехтовальщик.
Маринетт подскакивает со своего места, бросая трубку на стол. Оказавшись рядом с раненым, девушка с ужасом разглядывает торчащий из спины нож. Белая рубашка, что была уже окрашена в алый цвет, заставляла руки Маринетт предательски задрожать, но она вовремя спохватилась.
— Нож воткнут между рёбрами, — крикнула Маринетт, оглядывая модель. — Ты как? Сознание не теряешь?
— Всё м-мутно, плохо вижу.
Маринетт быстро надела на себя медицинский халат. Губы задрожали, но она постаралась уверенным голосом крикнуть:
— В операционную его, ЖИВО!
Находясь в операционной, Адриана перевернули набок. Маринетт схватила медицинские ножницы. Взгляд где-то на секунду остановился на них.
Сколько уже раз она делала это?
Плюнув на всё, лезвие прошлось по рубашке парня, освобождая от ненужной материи. Взгляд случайно застыл на татуировке, отчего Маринетт сквозь маску закусила губу.
Рисунок на спине был действительно красивым. Небольшая божья коровка на середине спины раскинула ажурные полосы почти по всему телу. Красный цвет мигал, отчего Маринетт вовремя спохватилась, продолжая проделывать свой долг.
Как жаль, что к завтрашнему дню ни о какой божьей коровки и речи быть не может.
Но это будет завтра.
А сейчас, на кону стоит жизнь Адриана Агреста.
***
Операция длилась не меньше шести часов. Весь персонал искренне сочувствовал Маринетт, ведь она не выходила из операционной всё это время.
Сама же девушка старалась изо всех сил, чтобы спасти жизнь человеку. Она делала это множество раз. И не собиралась изменять своим принципам.
Но жжение в спине заставляло кусать губу всё сильнее и сильнее, а на глаза накатывались слёзы.
— Операция окончилась! Операция окончилась! — дежурная медсестра подбежала к своей напарнице. — С ума сойти! Как она смогла продержаться восемь часов? Я уж думала, что Адриан Агрест не выживет.
На улице уже была глубокая ночь. Вся больница пустовала, и лишь тихие шаги оставшегося персонала, а также пациентов, нарушали тишину.
Медсестра, которая разбирала обезболивающие, удивлённо вскинула брови.
— Уже закончилась? А где же сама Маринетт? Я её не видела.
— Она прошла мимо меня и сказала, что Адриана перевели в палату. Она была очень уставшей. Скорее всего, уснула в ординаторской.
— Ладно, не будем её будить. Ей действительно пришлось очень тяжко.
***
Маринетт шипит, пытаясь хоть как-то унять жжение в спине. Дрожащие руки быстрым темпом снимают халат. Когда спина полностью оголилась, Маринетт подбежала к зеркалу.
Ей было страшно.
Страшно от той мысли, что это месть за то, что она ломала судьбы чужих людей. Страшно оттого, что она сейчас не увидит чёрного котёнка на своей спине.
Но мысли отходят на второй план, а рот самопроизвольно открывается, когда девушка видит рядом с чёрным котом небольшую божью коровку, раскинувшую ленты по всей спине.
Голова загудела от резкого осознания происходящего.
Маринетт так и свалилась на пол, пребывая в полнейшем шоке, прижимая к груди собственную футболку.
Спустя месяц
Уже в два часа дня в больнице творился полный беспорядок. Впрочем, это было привычное дело для всех работающих.
Маринетт подошла к регистратуре.
— Джу, привет. Хотела спросить, как там Адриан Агрест, которого я оперировала месяц назад? Все его показатели в норме?
Девушка за стойкой улыбнулась.
— Более чем. Должна обрадовать тебя. Он вчера ночью очнулся и бродил по коридорам. Дежурные медсестры еле-еле успокоили его и отправили спать.
Маринетт подпрыгнула от услышанного. Её глаза заметались по всем углам помещения, словно она пыталась что-то отыскать.
— Я должна его навестить, — как мантру проговорила девушка, убежав от регистратуры.
Девушка удивилась, но лишь просто покачала головой, продолжался разбираться в бумагах.
Угомонившись, Маринетт быстрым шагом направлялась к палате Адрина Агреста. Руки то и дело, что подрагивали, а ноги словно отказывались слушаться.
Маринетт привыкла.
Но не к такому.
Не привыкла искать нужную палату с таким трепетом, словно там находится смысл жизни. Хотя, это действительно так.
Поэтому она без привычного стука ворвалась в палату к известной модели и застала его рассматривающее через стекло свою новую татуировку. Ту самую, которую Маринетт за месяц успела изучить детально.
Та же божья коровка, тот же чёрный кот, те же ленты.
Маринетт улыбается.
Впервые за всю работу она улыбается в чужой палате, наблюдая за пациентом.
А он лишь задорно подмигивает ей, обнажая ряд белых зубов.
— Рад встретить Вас, моя прекрасная Леди Баг.
— А я Вас, Кот Нуар…
***
Маринетт не привыкла.
Не привыкла просыпаться каждое утро в объятиях прекрасного зеленоглазого блондина. Не привыкла радоваться утру рядом с ним и будить его поцелуями.
Маринетт не привыкла.
Не привыкла носить на безымянном пальце левой руки кольцо с прекрасным камушком. Не привыкла официально считать себя невестой известного, почти по всему миру, Адриана Агреста.
Маринетт не привыкла.
Не привыкла видеть прекрасную татуировку на своей спине и спине своего любимого. Не привыкла показывать этот знак людям.
Но Маринетт сумеет привыкнуть.
Так же, как привыкала к боли, кошмарам, отчаянию и исчезающим татуировкам.
Как любит говорить Адриан, прижимаясь к спине любимой:
Всё непривычное когда-то станет привычным…
