Помню тебя я

Я не совсем…нет, не так…я совсем не… Совсем, то есть абсолютно, не знаю, что мне дальше делать, куда идти, с чего начинать. Строить жизнь с нуля в стране, в которой не был больше пятнадцати лет? Ну это же бред какой-то. Тем более что я просто не приспособлен для этого. Я совершенно не знаю, за что хвататься, где взять те самые кирпичи для закладки фундамента моего нового и хотелось бы верить что счастливого будущего, и как подступиться к строительству этой хрупкой и пока очень несуразной конструкции, которая рискует обрушиться от малейшего порыва даже тёплого южного ветра. Две недели я пролежал в своей старой квартире, которую, слава богам, тетя Эля все-таки оставила мне на чёрный день. Не думал я, конечно, что он когда-нибудь наступит, но, как говорится, мы предполагаем, а… Наглухо занавешенные шторы, выключенный свет и перевёрнутые предметы мебели — все, как в дешевой мелодраме. Я же люблю эффектные картинки. Жаль только, показывать всю эту красоту некому. Все зрители куда-то разбежались. Спустя эти две недели, когда на полу уже бутылке негде было упасть, я все-таки принял мужественное решение оторвать своё бренное тело от кровати, перестать себя жалеть и сделать хоть что-нибудь. Но, кажется, моему запою не суждено было закончиться. Телефон противно пищал уже несколько дней, пытаясь сообщить мне, что кто-то из «многочисленных» родственников или людей, упорно называющих себя моими друзьями, все же вспомнил о существовании несчастного Павлика Аркадьевича, который уже вторую неделю заливает своё горе в виде неудавшейся свадьбы виски с колой. А иногда и без колы. Ладно, почти всегда…без колы. Сил слушать это бесконечное жужжание у меня больше не было, голова с каждым новым писком так и норовила расколоться на две части, поэтому я взял надрывающийся аппарат в руки и честно попытался сфокусировать взгляд на светящемся экране смартфона. Ей Богу, лучше бы я этого не делал. Лучше бы я разбил это хреново чудо техники к чёртовой матери. Лучше бы я лишился зрения. Слуха. Обоняния. Всех органов чувств. Лишь бы никогда…НИКОГДА…не знать об этом. От: София 21.07.2017, 23:47 «Она вышла замуж» Три слова. Сука, всего три слова. И несчастный, ни в чем не виноватый, смартфон летит в стену, разлетаясь на мелкие кусочки. Вслед за ним отправляется бокал с недопитым золотистым напитком. А потом и початая бутылка, содержимое которой оставляет некрасивые желтоватые разводы на идеально белой стене. А я издаю какие-то непонятные гортанные звуки, которые вырываются наружу рыком раненного зверя, и бью кулаком в эту самую стену, в кровь разбивая костяшки и чувствуя, как капли виски обжигают свежие раны. Раз. Два. Три. Красные разводы смешиваются с золотистыми каплями на стене, образуя очень неприглядную картину. Руки немеют, а костяшки становятся багряно-красного цвета. Но меня сейчас это мало волнует. Главный очаг боли сосредоточен совсем не здесь — он где-то глубоко в груди, изо всей силы бьется, кричит, но никак не может вырваться наружу и освободить меня. Я медленно опираюсь лбом и руками об гладкую поверхность стены и пытаюсь привести в порядок дыхание, которое сбилось, будто бы я только что пробежал главный в своей жизни марафон. Со всей силы жмурюсь, чтобы, не дай бог, не разжать веки и не убедиться в реальности всего происходящего. Я так же делал в детстве, в тот злополучный день, когда снаряд упал на мой дом, до основания разрушив здание, а вместе с ним и мою жизнь, когда я понял, что моих родителей больше нет. Такая вот наивная и глупая защитная реакция двенадцатилетнего ребёнка на окружающую действительность. И вот сейчас…сейчас я снова ощутил это страшное чувство безысходности и неотвратимости происходящего. Тебя просто ставят перед фактом, и ты не в силах что-то изменить. «Твоих родителей больше нет» или «она вышла замуж» — смысл не меняется. Пустота она…она ощущается одинаково, что в двенадцать, что в тридцать. И неважно сколько боли и потерь за твоими плечами. Каждая из них оставляет глубокий шрам, который переодически кровоточит. И ни одно обезболивающее мира не способно остановить эту пытку, раз за разом выкидывающую тебя на первый круг ада и заставляющую пройти снова все девять. Хотя ты просто хочешь оказаться в самом эпицентре и наконец-то умереть. Я сползаю по стене и сажусь на пол, опираясь всем телом на вертикальную поверхность, по-прежнему не открывая глаза. И вдруг чувствую влагу, которая так внезапно появилась на моей щеке. Слезы? Ну, здравствуйте, друзья, давно мы с вами не виделись. Когда я последний раз плакал? В тот день. Когда мне было двенадцать.