Сон в летнюю ночь

       Когами не помнил, когда это началось. В один прекрасный момент он поймал себя на том, что думает об инспекторе Цунемори чаще, чем следовало бы. Мысли эти поначалу были невинными и практически незаметными. Он вспоминал о ней лишь в связи с работой, подмечал то одну, то другую черту характера, не переставал удивляться странному в рамках нынешней системы самостоятельному мировоззрению. А потом она заняла и те мысли, что с их общей работой в Бюро никак не были связаны. Закуривая очередную сигарету, Когами представлял, как забавно инспектор Цунемори морщит нос, когда случайно вдыхает едкий табачный дым. Разбивая вдребезги очередного тренировочного дрона в спортзале, он не переставал думать, насколько она слаба и хрупка. Вспенивая шампунь, охлаждавший голову после тяжелого дня, невольно вспоминал тонкий цветочный аромат, исходящий от её кожи. Тогда-то Когами и спохватился. Сидя после на диване в мрачной комнате и механически щелкая зажигалкой, он медленно и словно нехотя осознавал случившееся.        Чувства, столь неожиданно для него самого зародившиеся по отношению к Аканэ, не имели ничего общего с теми, что он испытывал ранее. Они не были похожи на животную страсть и бездумное желание просто обладать, пробужденное охотничьим инстинктом; не были похожи и на глупую влюбленность, когда с лица не сходит идиотская улыбка, а в груди все сладко щемит от перехваченного взгляда. Нет, все было чересчур спокойно и ровно, однако это невзрачное зернышко так прочно укоренилось в существе Когами и пустило свои толстые корни до того глубоко, что отмахнуться от него стало невозможным.        Инспектор Цунемори не была похожа на других девушек, и дело тут не только в возрасте. Она смотрела на мир сквозь призму собственных убеждений, которые хоть и не противоречили навязанным обществу нормам, но зародились в её голове без влияния системы. Она умела выбирать, причём выбирать правильно тогда, когда остальные полагались на справедливый суд, решавший в их жизни всё. Она идеально дополняла неидеальную «Сивиллу». При этом Аканэ отличала удивительная наивность, выросшая из искреннего желания видеть в людях хорошее и верить в них. Сочетание твердого внутреннего стержня с таким светлым оптимизмом приводило и Когами, и всех в Бюро без исключения в замешательство, но вместе с тем восхищало. Эта девочка была способна многое изменить в жизни каждого из них.        Но сдерживал себя Когами с трудом. Нахождение рядом с Аканэ всякий раз превращалось для него в пытку. Он многое хотел сказать и сделать, но отдавал себе отчёт в её незрелости. Гино был абсолютно прав, говоря, что она ещё ребёнок. Смелая, решительная, упорная, безусловно заслуживающая уважения, но ребёнок. Когами не мог открыть ей то тоскливо-гнетущее чувство, что неделями снедало его, боясь отпугнуть. Если она решит отдалиться, он попросту сойдёт с ума и взвоет, как верный пёс, привязанный к хозяину. Инспектор Цунемори сумела занять его голову настолько, что на какое-то время он даже думать забыл о Макишиме.        В конечном итоге он начал избегать её сам. Ему было проще глухо порыкивать от нестерпимого желания увидеть её, чем в напряжении находиться рядом и настороженно ждать момента, когда сдадут нервы. Неудивительно, что она не представляла, как себя вести: Когами сам заводил её в тупик своим поведением.        Он знал, что она говорит о нём с остальными. Масаока нередко корчил многозначительные мины. Аканэ спрашивает, интересуется? От этого только сильнее распирало. Что это, праздное любопытство, или он также занимает её мысли? Как часто она думает о нём? Что думает? От таких размышлений сигаретная пачка пустела быстрее обычного.        — Когами-сан! — её оклик врезался в его спину где-то в коридоре Бюро, по которому он стремительно шел прочь от офиса, не желая сталкиваться с ней в дневную смену. Видимо, кто-то проболтался, что Когами здесь. — Пожалуйста, подождите!        Конечно, он остановился. Не мог не остановиться, видя, как она чуть ли не бегом пытается его догнать. И вот тогда сердце впервые защемило, но не от счастья, а от собачьей тоски. Аканэ замерла в нескольких шагах, тяжело переводя дух, а потом вперила свои большие карие глаза, требующие объяснения. Во взгляде сквозила обида. А Когами, жаждая заключить её в объятия прямо в этом неуютном сером коридоре, сохранял невозмутимую мину.        — Давно не виделись, инспектор Цунемори. Рад бы поболтать, но, кажется, на вашу смену выпал срочный вызов.        Готовый закончить не начавшийся толком разговор, он развернулся, чтобы уйти, но Аканэ ухватила его за рукав пиджака. Машинально, не задумываясь, только бы остановить. Они не виделись порядка трех недель, она скучала, волновалась, а Когами словно и не рад её видеть.        — Почему, Когами-сан? — неожиданно для самой себя выпалила она. — Что происходит?        Через край. Для Когами это слишком. Он смел её миниатюрную фигурку и рывком прижал к прохладной стене, зажимая в своих объятиях, как в стальных тисках. Наконец она близко, наконец он чувствует её и теперь пьянеет от полюбившегося аромата цветов.        Губы Аканэ оказались тёплыми, мягкими, податливыми. В его руках она сразу обмякла. Не замечая этой загнанной покорности, Когами просто целовал её, утоляя измучившую его жажду. Он спохватился много позже, успокоившись и сообразив, в какой хаос привёл её неискушенную душу, каким шокирующим оказался для неё его напор. И медленно, но не отпуская, отстранился. Грудь Аканэ вздымалась от частых вдохов, ошеломлённо раскрытые губы алели и припухли после поцелуя, а Когами почувствовал себя последней скотиной. Не осмеливаясь взглянуть ей в лицо, он уткнулся лбом в стену, внутренне подготавливая себя, что сейчас она начнёт вырываться и обвинять.        Но лишь ощутил, как на крепкую шею легли маленькие тёплые ладони, обнимая.