After The Heartache

Очередная бессонница не даёт мне покоя. Как бы я ни хотел забыться сном, чтобы ничего не чувствовать хотя бы пару часов, что-то не даёт, не пускает в царство Морфея. Now I’m not thinking clearly, But how I loved you sincerely. Oh demons of darkness, take me away, Make me forget this place in time. My world unwinds. Каждое утро я должен приводить себя в порядок, чтобы скрыть следы недосыпа. Я уже сбился со счёта, сколько ночей не могу сомкнуть глаз. Иногда так и хочется обрубить все концы и покончить с этим раз и навсегда. Но что-то останавливает и не даёт поставить последнюю точку. Честно признаться, попытки навредить себе были и неоднократно. На запястьях до сих пор остались тонкие красные полосы, а на внутренней стороне локтевого сгиба — относительно свежие следы от иглы шприца. Скажу сразу: наркотики не помогают. Даже не пытайтесь. Они не заглушат всё то, что терзает душу изнутри. Конечно, сначала входишь в состояние экстаза, но как только оно исчезает, начинается невыносимая ломка. Но эта ломка не способна взять верх над сердечной болью. Written on my face, the pain. I struggle through most days, But some kind of forces are keeping me from leaving this place. Я пытаюсь очистить разум от разъедающих каждую клеточку мыслей. Преуспеваю я в этом редко, а сейчас и вовсе терплю постоянный крах. Около двух недель саморазрушение прогрессирует с новой силой, и ломка (не наркотики, отнюдь) усиливается. Она медленно отрывает от меня маленькие кусочки плоти, стараясь причинить как можно больше страданий. Иногда мне кажется, что я не переставая истекаю кровью из многочисленных ран. Единственный друг, с которым я хоть как-то продолжаю поддерживать связь благодаря его настойчивости, часто применяет ко мне весьма поэтичное выражение «тает на глазах». Не могу отрицать, он прав. Когда я смотрюсь в зеркало, то с каждым днём всё больше перестаю себя узнавать. Мои когда-то зелёные глаза, которые ярко сияли и смеялись вместе со всем миром, стали тусклого серого цвета и смотрели на всё с безразличием. Жизненная искра почти угасла внутри меня, но она светила, поддерживаемая чем-то необъяснимым. Возможно, это была надежда. Надежда. Это так наивно звучит. Особенно сейчас, когда уже всё потеряно и ничего не вернуть. Причём из-за чего? Из-за моей проклятой гордости. Я не смог вовремя уступить, не смог понять и услышать, и в итоге мы оба пострадали. Но и она была гордой. Сложно сказать, в ком из нас это чувство было сильнее. Стоили друг друга. Я искренне не хотел такого исхода (она, наверное, тоже), но нет смысла думать об этом сейчас. Что сделано, то сделано, и сожалениями это не исправить. So show me the sign! It’s tough to shine when minds not right And your light inside no longer shine, But there’s more than likely one last chance to take. Каждую ночь, в попытках заснуть, я думаю о возможных исходах. Что если бы кто-нибудь из нас всё-таки поступился со своей непоколебимостью? Мы вели себя как дети, обидевшиеся из-за какой-то мелочи. Ушёл я не без причины, но ушёл резко и без единого слова объяснения. Даже не попытался её понять и в ответ получил вполне заслуженный бойкот. Первые несколько дней были практически безболезненными. Тишина не давила, а одиночество не ранило. После недели изоляции тоска начала съедать меня изнутри, но гордость не давала сделать первый шаг навстречу. Сначала я пытался заглушить чувства алкоголем. Помогало это недолго. Через пару недель в компанию к выпивке прибавились и лезвия. Первый раз очень сильно тряслись руки из-за опьянения, и я только поцарапал верхний слой кожи. Даже крови ни капли не выступило, а осталось только несколько неровных бледно-розовых дорожек. Вторая попытка была успешнее: неглубокий, но прямой продольный порез распорол бледную кожу, оставив светло-красную дорожку из капелек крови. Боли я почти не чувствовал, поэтому продолжил эту экзекуцию. Полоса за полосой появлялись то на одном запястье, то на другом. Не найдя даже в этом покоя и облегчения, я опустился ещё ниже. Не помню где и когда я сумел достать сначала несколько граммов морфия, а потом пустил в ход что-то потяжелее. Я делал себе инъекции иногда и по нескольку раз в день. Толку не было, разве что я мог спать после этого. Хотя сон был, прямо сказать, мёртвый. Сновидений я не видел, а после пробуждения не чувствовал ни прилива сил и бодрости, ни ощущения отдыха. Однажды я совсем потерял чувство меры. Моя кровь в тот момент была каким-то адским коктейлем, а не веществом, которое поддерживает в теле жизнь. В ней смешалось всё: алкоголь, кокаин, опиум… В голове всё плыло, я был уже на грани сознания и не чувствовал, ни своё тело, ни то, что было вокруг. Сквозь густой туман дурмана я услышал какой-то резкий звук, возможно, это был дверной звонок, но даже не успел понять, потому что отключился. Позднее этот день и вовсе стёрся из памяти. Я только помнил, как проснулся в больнице. В глаза бил яркий свет, из-за чего какое-то время я не мог понять, жив ли я вообще. Ко мне подошла медсестра и сказала, что мой друг здесь. Он вошёл за ней в палату через пару минут, и выглядел он неважно. Похоже, проторчал здесь всё это время. Он рассказал, как нашёл меня дома без сознания и привёз сюда. В голове промелькнула мысль о ней. Я испугался: а вдруг она тоже знает? Но, заметив резкую перемену на моём лице, друг заверил, что это осталось только между нами. В конце своего визита он добавил, что мой дом теперь чист от всей той дряни, которой я себя травил. Последствия пришлось разгребать достаточно долго. За это время мне, казалось, полегчало на душе. Будто боль ушла на второй план. Но как только я снова остался наедине с собой, всё началось сначала. За исключением того, что к веществам я больше не притрагивался. После многочисленных истязаний я понял, что они не облегчают и не отвлекают от накопленной боли. Я находился в прострации, не думал и не чувствовал ничего. Я не жил, а лишь существовал, хотя и существованием это тяжело назвать. Never so lonely have I been. Time passes slowly. My deepest devotion’s expressed via nervous emotion. Понемногу я начал сходить с ума. Отсутствие контактов с внешним миром, частое прибегание к как физическому, так и моральному самобичеванию делали своё дело. Моё эмоциональное состояние бросалось из крайности в крайность и было весьма нестабильным. Приступы резкой истерики, выраженные в криках, разрушении всего, что только попадётся под руку или в диком хохоте, сменялись на целые дни молчания, застывания в одном положении и долгом упоре взглядом в одну точку. Само собой, я не был способен направить все эти чувства в мирное русло. Рассудок был изрядно расшатан. У меня даже появились сомнения, что когда-нибудь я вернусь в нормальное состояние. Если бы я не держал себя взаперти в собственном доме, то наверняка бы уже был наряжен в смирительную рубашку и сидел в одиночной комнате с мягкими стенами. Жизнь превратилась в настоящий Ад и перестала иметь для меня смысл. Сердце разорвано на куски и постоянно истекает кровью. Душа воет из самых недр, заставляя кожу раз за разом покрываться множеством мурашек. Я не знаю, сколько это ещё продлится. Не знаю, когда это состояние пройдёт и пройдёт ли вообще. Сейчас я мечтаю повернуть время вспять, вернуться назад, исправить всё. Но могу ли? Сейчас извинения не имеют смысла, да и нужны ли они ей сейчас? So show me the sign! It’s tough to shine when minds not right And your light inside no longer shine, But there’s more than likely one last chance to take. So promise to wake me after the heartache is over. Наконец-то сон закрывает мне веки, и я плавно, как в воду, опускаюсь в темноту. Разбудите меня, когда сердечная боль отступит.