Приступ

       Я сжал ладони крепче, песок из них начал медленно высыпаться вниз. Жаркие лучи солнца, казалось, сейчас не прожигали меня ни на миллиметр, как это бывало обычно. Поэтому я мог закрыть глаза и быть полностью поглощен приятной теплотой, которую оставлял после себя песок. Он очень долго вытекал из ладоней, будто водопад, забирая с собой все мои мысли. Это было приятно – ничего не думать. Ни о чём не думать. Вокруг – лишь пляж, бескрайний в своём великолепии и пространстве, солнце, неожиданно полюбившее меня, и никого живого кроме меня. И вода. Огромная лужа солёного моря. Но она не тянула меня к себе так же сильно как песок. Эти моменты без мыслей так редки, что я берегу каждый подобно глотку воды, который бережёт путник в пустыне. Умиротворение пропитало каждый сантиметр моей плоти. Тёплые лучи рождали забавные картинки внутри закрытых век. А кровь, бредущая по жилам, казалось, несла в себе свет. Воздух стал слишком солёным, мои ладони защипало. Я открыл глаза так резко, что резвящиеся образы внутри моих век ещё не успели исчезнуть, когда меня накрыла судорога. Пальцы на руках в один миг превратились в крюки, и боль, родившаяся где-то в кончиках, начала быстро ползти вверх, к локтям. Затем к плечам. Я упал. Судорога сковала всё моё тело. Я был беспомощен. Я слишком был занят изменениями в моём теле, и заметил изменения вокруг только, когда почувствовал, что солнечные лучи стали слишком сильно меня согревать. Они стали меня жечь. Солнце, и правда, увеличилось в несколько раз, небо стало багровым, а вода в море - чёрная, покрылась лопающимися пузырями. Море закипало! Моя кожа закипала! Я чувствовал, как кровь внутри меня начинает нагреваться. Я уронил голову на песок и взвыл, что было сил. Меня обдало холодом, будто водой, и я почувствовал, что тело вновь меня слушается - мышцы стали послушными. Открыл глаза. Я больше не на пляже. Вокруг темно и холодно. И я знаю точно - я в своей комнате. Пляж был сном, а меня снова сковал приступ. Я поднялся с кровати, достаточно медленно, чтобы не спровоцировать повторного приступа, добрёл до прикроватной тумбочки, взял ампулу и шприц. Нужно несколько секунд подождать, чтобы дрожь пальцев немного ослабла – тогда я сделаю себе инъекцию. Но не слишком затягивать – иначе пропущу момент – мышцы снова начнёт сводить, и тогда об уколе придётся забыть. И я буду несколько часов корчиться на полу собственной комнаты, пока приступ не пройдёт сам. Так уже было. Но проблема в том, что я не знаю, пройдёт ли он в этот раз. Становишься виртуозным медиком и диагностом собственного организма, когда каждые 5-6 часов сражаешься наперегонки со смертью за своё существование. Кто кого быстрее? 5-6 часов. Раньше инъекции хватало на 8 часов. Я не хочу думать, что будет, когда её придётся делать каждые 2-3 минуты. Как же было хорошо на пляже. Не думать. Ни о чём. Я завидую тем, кто в коме. Твоя жизнь не в твоих руках. Не нужно за неё бороться. А я устал. Я поднялся с кровати. « хочу видеть солнце» «Я хочу видеть солнце» «Я ХОЧУ ВИДЕТЬ СОЛНЦЕ»: било в моей голове, словно набат. Я действительно слишком долго был узником. Я готов терпеть боль – но я должен увидеть солнце. Хотя бы на несколько секунд. Как на пляже, когда солнце полюбило меня, когда согревало изнутри своим светом. В доме, где я существую, 16 этажей - этого достаточно высоко, чтобы достигнуть цели, и чтобы сорваться вниз, если ничего не получится. И ещё - там нет людей. Солнцем я мог насладиться и внизу, на земле, но почему-то до сих пор я думаю о том, чтобы никого не напугать своим безобразным видом, как только лучи его коснуться моей кожи. Я накинул куртку, натянул на голову капюшон, сунул ампулу и шприц в карман, и вышел из квартиры. Наверху было жарко. Даже сквозь материал моя кожа ощущала этот жар. Перед глазами появилась плёнка, словно меня окунули в молоко. Ерунда, так бывает. Солнце я увижу. Рассвет. Я подошёл ближе, к самому краю. Не было никаких оград: наверное, самоубийства таким способом - уже не популярны. *** Горизонт окрасился нежно розовым, словно там, вдали, разбили гигантский цветник. По моему телу побежала волна дрожи: руки и ноги затряслись с такой силой, что я чуть не потерял равновесие. Секунда отделяла меня от прыжка в бесконечность. Я сделал шаг назад. Зарево достаточно быстро начало распространяться по небосводу. Дрожь не унималась, молочная пенка на глазах стала темнеть. Мне стало жарко, я не думал, что даже обычное зарево сможет принести мне столько дискомфорта. Но я слишком сильно желал осуществить свою мечту, слишком сильно. «Я хочу видеть солнце» - шептал я, когда колени согнулись, и я в агонии упал на пол. А потом была ночь. *** «- Лучше таблетки, они практичнее и тело не так уродуется, как при соприкосновении с асфальтом», - в моём мозге отчётливо пронеслась эта фраза. Я открыл глаза, стараясь сообразить, в чём дело. Вокруг было…пасмурно.. Никакого солнца. Я приподнялся на локтях, чтобы потрясти головой – может, это молочная дымка в моём мозгу? - Если тебе совсем не терпится, я могу помочь со списком. Но доставать будешь сам, - снова я услышал голос. Ещё раз я тряхнул головой что было сил, и почти не слетел с кровати, но зрение ко мне вернулось в полноценном виде. Передо мной сидела девушка. - Привет, - выдавил я, натягивая слетевший капюшон на голову и, частично на лицо. - Привет-привет, - пробурчала она, поднимаясь, - квартиру снимаешь? - Что? - Квартиру снимаешь? - Нет, она моя, - при чём здесь это? Я не понимаю! -Странно, - задумчиво проговорила она, - а зачем тогда с крыши бросаться? - А с чего ты взяла, что я хотел броситься с крыши? Я просто… - Всё нормально. Это твоя жизнь, и я не твои родители, и мораль тебе петь не буду. Делай что хочешь. – Она вышла из комнаты, оставив меня в полном недоумении. Мне захотелось встать и догнать её. У каждого человека есть право на самоубийство (смерть), но и у каждого есть право лишить человека этого права. - Ты что Дракула? - послышался изумлённый вопль из кухни. Сердце моё шмякнулось в пятки – так меня ещё не называли! И что, интересно, послужило причиной? - С чего ты взяла? - выдавил я из себя. Она влетела в комнату со скоростью реактивного самолёта, и плюхнулась на кровать. - У тебя в холодильнике мышь повесилась, - с серьезным тоном учительницы младших классов сообщила она. - Какая мышь? Её глаза округлились. Она долго всматривалась в моё лицо, которое я безуспешно старался упрятать в капюшон. Она молчала. Это было мучительнее всего. Я не знал, о чём она думает, глядя на мою безобразную кожу, синяки под глазами, выцветшие радужки глаз. Почему люди не могут озвучивать свои мысли? Неужели они не видят, как это мучительно: не знать о чём ты думаешь? - О чём ты думаешь? – спросила она. Может ли быть такое, что мы думаем об одном и том же? Стоит ли мне рискнуть? Не страшно ли мне будет потерять единственного за столь долгое время собеседника? - Почему я не могу читать мысли? – это была моя очередная мысль, но прозвучала она, оказывается, вслух. - Нууу, - с задумчивым лицом начала она, - наверное, для человека это будет достаточно мучительно. Знать о чём думает его собеседник. Тогда люди не смогли бы врать, льстить, находиться наедине с самим собой. - Ты любишь находиться наедине с самой собой? – она серьёзно восприняла мой вопрос. Я думал, она рассмеётся. - Мне этого не хватает, скажем так. - Почему? - я не могу понять, как это? Почему ей требуется быть в одиночестве? Ведь «наедине с самим собой» - это одиночество! Это мука! Кара! - Я как лук, понимаешь? Меня всегда окружают люди, множество людей. Но среди них я себя не чувствую … счастливой. Сплошная шелуха. Разве ты не хотел бы встретить человека, с которым бы ты был очень близок? Свою родственную душу, от которой у тебя не будет тайн? Которая бы тебя понимала и принимала таким, каков ты есть на самом деле? - Нет. По-моему, это неправильно. Тебе просто хочется быть в центре внимания среди своих сверстников. - Хмм… Я наблюдал. Её лицо было сосредоточенным, непроницаемым. Я не мог разглядеть её мыслей. Обиделась ли она? Рассержена? Готовит столь же жёсткую речь в мой адрес? - Возможно, - наконец-то произнесла она, - доля самолюбования в этом есть. Но! Она закинула ноги на кровать, обхватила колени, и уставилась на меня. - Жить подобно отшельнику, когда ты молод и красив – это преступление. Теперь молчал я. Что она хотела этим сказать? Она считает меня отшельником? Я преступник? Она считает меня молодым и красивым. - Почему ты замкнулся? - спросила она. Я не смотрел на неё, но знал, что она изучает моё лицо. Что мне ей ответить. «Правду. Говори ей правду»… - Я отшельник как раз из-за того, что я «молод и красив», - ухмылка быстро скользнула по моим губам, и так же быстро с них сошла. Это было не смешно. - Понятно, - я всё же поднял взгляд: синева глаз судорогой прокатилась по моему телу. Я поморщился. - Ты извини, конечно, это не совсем моё дело, - заговорила она, - хотя, я, можно сказать, спасла твою жизнь. Как сказал один из философов – я имею на это право. Я теперь буду тебя опекать, пока ты меня не переубедишь. - В чём? – судорога отступила, я натянул капюшон и уставился на свои руки. - Зачем ты всё это делаешь? - в её голосе появилась раздражительность. Кто бы мог подумать, что за те месяцы, пока я жил отшельником, стал разбираться в перепадах настроения окружающих. - Ты постоянно напяливаешь этот чёртов капюшон на своё лицо! - она вскочила с кровати и замахала руками, словно желала взлететь. - И смотри мне в глаза, чтобы у меня не складывалось такое впечатление, что ты избегаешь моих глаз! - Она выскочила из комнаты, протопала на кухню. Раздался звон разбившейся посуды, шорохи, бормотание. - О чём ты только думаешь?! - влетела она обратно ко мне…. Обратно в комнату. - Я тебя не заставляю чувствовать всё это. - Прошелестел мой голос. Нет, я не был зол. Не был раздражён. И даже не был смущён. Я просто ничего не понимал. - Ответь на мой вопрос: какого чёрта ты так себя ведёшь? Ты болен? Тишина. Кажется, я потерял дар речи. И перестал слышать. Я только смотрел, и видел, как шевелятся её губы, а синева глаз снова родила во мне судорогу. Я поморщился. - Да, - только и мог выдавить из себя я. Она перестала что-то говорить, перестала бешено жестикулировать руками. Она присела на край моей кровати, и посмотрела на меня глазами, полными некой материнской любви, и … жалости. Ох, эта жалость! Её мне так сильно не хватало! Это доказывает ещё раз, что она обычный среднестатистический подросток, который своей жалостью способен забить меня до полусмерти. Я ошибочно полагал, что не понимаю её поведения. Оказывается, всё идёт, как и должно идти. - Всё идёт так, как и должно. Тебе меня жалко, и это правильно. Потому что нельзя испытывать к таким ничего кроме жалости и презрения. Потом тебе станет противно на меня смотре… Она вскочила с кровати и, схватив одну из моих подушек, огрела ей меня по лицу. В моей голове потемнело, уши залил звон. Я покачнулся и упал с кровати. *** - Ты слышишь? Ты слышишь меня? - парень лежал и не двигался. Что я наделала? Он же сказал правду, возможную правду, если всё так… - Ты живой?! Очнись же! Я аккуратно приподняла его голову, сунула под неё подушку и опустила. Капюшон слетел с его головы, и так, действительно, (ему) было лучше. Тёмные вьющиеся волосы падали на бледное худощавое лицо. Тонкая, словно пергамент, кожа аккуратно обтекала /обрамляла точёные высокие скулы, острый подбородок с чуть заметной ямочкой, крепкую длинную шею. Он дышал. Какая же я дура! Я побежала на кухню, схватив кружку, налила холодной воды и ринулась обратно. Мягко дотрагиваясь, я отёрла его лицо и шею, расстегнула чёртову кофту, смочила худую, но крепкую грудь. *** - Ты жив!? - снова услышал я знакомый женский голос. Тело не слушалось. Я зашевелил губами, проверяя - смогу ли я что-нибудь сказать. - Всё нормаль..но. Чёрнота в глазах постепенно рассеялась, и я смог снова смотреть на синеву глаз. - Прости меня, пожалуйста! Я не хотела, чтобы так всё получилось. - Всё нормально, жить буду. – Хотелось рассмеяться: долго ли ещё? - Поговори со мной. Я обещаю, что буду отвечать на все твои вопросы. – Она загрустила, а синева в глазах подёрнулась грозовыми тучами. - Не самая лучшая тема для разговора, - рука по привычке потянулась за капюшоном. Что-то тёплое меня остановило. Она держала меня за руку. - По-моему, тема очень даже нужная. - Почему ты не ушла тогда? Ты обещала тоже отвечать на мои вопросы. - Я не смогла, - она всё ещё держала мою ладонь. И я готов поклясться, что это самое лучшее ощущение, которое я когда-либо испытывал. Даже, когда был здоров (ым мужчиной)… -Интересно, - пробормотал я. И тут же умолк: в голове родился невообразимый поток мыслей. Я, словно перегруженный персональный компьютер офисного клерка, - начал виснуть, пропуская информацию извне, циклясь на информации уже полученной. - Что такое?, - пролезло в мою голову. Знакомый голос. Её голос. Если так пойдёт дальше, то её голос станет моим самым знакомым и… родным. - Что? - переспросил я, будто бы и первый раз вопрос происходил от меня. - Ты сомневаешься?- вновь спросила она, удивлёнными глазами заглянув, кажется, в самую мою душу. - В чём я сомневаюсь? - снова спросил я, и тут же прикусил свой язык: сейчас она снова вспыхнет и огрет меня подушкой. Потом скажет, что я сам виноват – нечего мне отвечать вопросами на её вопросы. Она улыбнулась, мило, с нежностью. - Сомневаешься, что ты человек, ради которого можно остаться. «Это утверждение, мне ведь не показалось, что вопросительной интонации не было?», - хорошо, что это только подумал. А потом секунду размышлял – а точно, мысль не вырвалась наружу? Просто её взгляд потух, синева снова подёрнулась грозовыми тучами. Если бы я был верующим – перекрестился бы.