Там прячутся мои демоны

Feels like we’re dreaming, we’re tripping and reeling Just say that you belong to me I could get lost in the feelings we’re feeling Just say that you belong to me Do you want more of this? Isn’t it glorious? I can’t believe that it’s free

      Он — сгусток гнева и бушующей ярости. Внутренности сгорают от жара злобы, спрятанной глубоко внутри. Для таких, как он необходимо найти занятие. Не просто хобби, как фотография или вязание, нет. Митчу нужно выплеснуть всё, отпустить зверя с поводка, показать своих демонов, не впуская тех в клетку. Вечная прогулка. Ему нужно, но ему не дают. Вместо средства для успокоения, вместо помощи с агрессией давним, проверенным способом — «клин клином» — ему назначают сеансы с психологом. Его злоба рушит всё. Он никогда не успокоится. Ему не станет легче, даже если он перестреляет всех, связанных с терроризмом людей. Косвенно или напрямую. Плевать. Лишь бы оборвать их жалкие жизни. Жизнь, которая отбирает жизнь у другого. Кому, блять, такое надо? Лидия притворяется. Чертова актриса. Вся из себя спокойная и рассудительная, глубоко изнутри жаждущая такого, как он. В жизни себе не признается в этом. Абсурд. Нонсенс. Чепуха. Она — построенная на фундаменте морали, перемазанная цементом нравственности. Её напускная правильность одурманила всех, но не его. Он видел её насквозь, а она это знала. Больше не старалась так тщательно скрывать свою суть. Всем естеством ей хотелось встать с металлического стула и подойти к нему, наклониться к гладковыбритому лицу, а потом схватить за отросшие патлы и ударить головой о стол. Увы. Психологи так не поступают. Психологам, чаще всего, самим нужна помощь специалиста. Но что будет, если профи поймет, в чем дело? Тогда она лишится возможности видеться с ним.       Эти сеансы доводят её кровь до кипения. Они же и леденят её.       Он видит всё в её изумрудных глазах, потому что иначе она не говорит с ним откровенно. Дьявольские зеленые огоньки завораживают, но он умеет приводить себя в трезвое состояние. Она не опьянит его больше. Он не будет думать всю ночь напролет, как заваливает её прямо на металлический стол в этой допросной, где освещение отливает серебром, а её кожа кажется белее мела. — Сегодня опять будем говорить о моих родителях, Лидия? — он насмехается. Только он умеет сделать из жизни-трагедии комедию. Только Митч может улыбаться так, будто бы его не заботит смерть родителей. Сердце до миллиметра проел червь самобичевания, но внешне он не покажет, как страдает. Он будет причинять боль другим, стрелять по мишеням, бросаться ножами, но он не выскажется, он не выговорится, он не откроет свою душу кому-то. Тем более ей. — Мисс Мартин, Мистер Рэпп, — не пальцем делана, да. Глаза в глаза и только уголок рта приподнялся в ироничной ухмылке, — И да, абсолютно верно. В прошлый раз мы прервались именно здесь, — её ледяной тон должен был отозваться болью в его сердце, хотя, о чем это мы? Сердце у Митча?       Он такой дикий. Ей хочется прикоснуться, но она то и дело отдергивает руку, как от цепной собаки, что всё время норовит укусить, защищая своё сокровенное — жажду мести.       Она не отберет её у него. Она не заставит его потонуть в ней [в Лидии] и забыться. Отпустить и жить дальше? Нет. Это явно не для него. В нем яд. И если он укусит — пиши пропало. Лидия знает это. Лидия держит дистанцию. Она как порядочный водитель, который не хочет протаранить чей-то задний бампер. Страховка покроет, но всё равно неприятно.       А чего хочет он? Ох, он бы взял её прямо у этой стены, со всех сил сжимая хрупкую шею ладонью. Он бы с огромным удовольствием ощутил её пульс на сонной артерии. А еще, с удовольствием, проверил бы, как быстро на её теле появляются отметины. Кусать её губы, лупить по упругой заднице. «Блядь, Лидия, хватит закидывать ногу на ногу», — кричал он со всей мощи, но не произносил ни звука. Это до оскомины в зубах напоминает «Основной инстинкт».       Митч наклоняет голову, глядя на свое размытое отражение на металлической поверхности, быстро облизывает губы. Они пересохли. Это движение не укрывается от Лидии. Она сглатывает, и, чтобы отвлечься делает какую-то запись в своём блокноте. Её обычно ровный и аккуратный почерк похож на каракули ребенка. Но различить на бумаге его имя — вполне реальная задача. — Автокатастрофа, — выплевывает он. В его глазах презрение смешанное с любопытством. Мол, что еще спросишь, мозгоправ? Он не обнажит свои чувства перед ней. Он лучше обнажит её. Всю. — Что насчет Катрины? — сверля его холодным взглядом, будто пытаясь выжечь в нем дыру и разглядеть, до какой степени всё развалилось внутри? Её бровь вопросительно изогнулась. Он молчал. Испытывающий взгляд Митча Рэппа. Сука. Мол, сколько ты продержишься, Мартин? Смотрел безотрывно, практически не моргая. Лидии становилось не по себе в такие моменты. От подобных взглядов её практически бросало в дрожь. На красивом лице не появилось и намёка на волнение, однако грудь вздымалась довольно заметно. Достаточно. — На сегодня всё, Мистер Рэпп, — совладав с собой, она встала и, оттянув юбку, чтобы та, наконец, прикрыла колени, развернулась на каблуках, направляясь прочь, — Надеюсь, в следующий раз вы будете более разговорчивы. — О, я куда более откровенен, нежели вы… — пробормотал он, замечая толики нервозности в её движениях. Громкий, режущий слух писк чип-карты, открывающей тяжелую дверь, затем хлопок, — … в своих желаниях.