Одним вечером в Тирской твердыне

Сколько ни пытался, Том так и не смог припомнить, что за лихо погнало его в тот вечер именно той дорогой. Вечер-то был самый обыкновенный: немного сплетен, немного созерцания проклятой игры Домов, впрочем, не шедшей здесь ни в какое сравнение с кайриэнской, немного песен, вина и улыбок хорошеньких служанок. Это был обычный вечер. Но тем не менее он многое изменил, а возможно, он изменил все. Шагая по коридору, Том не особенно обращал внимание на окружающих, погрузившись в сочинение баллады по пришедшему на ум сюжету. Слова артачились и не желали складываться в ровные строфы, и, увлекшись борьбой с ними, Том не заметил, как пропустил нужную лестницу и свернул в отделенный коридор, ведущий в не использующееся крыло Твердыни. Опомнился он лишь, когда теплый свет ламп сменился холодным лунным светом, проникающим сквозь узкие бойницы, а от шагов начало разлетаться негромкое эхо. Досадливо поморщившись, менестрель собирался повернуть назад, как вдруг услышал из глубины коридора подозрительный звук, напоминающий приглушенный звон стекла. Внутренний голос заметил, что вероятнее всего это какая-то парочка слуг решила уединиться и была не слишком аккуратна с окружающими предметами, но кинжал все равно беззвучно выскользнул из рукава. Том прошел вперед, теперь ступая мягко, почти бесшумно, будто охотящийся кот. Старый кот. Добравшись до арочного прохода, выводившего в просторный зал, Том осторожно заглянул туда… Он ожидал увидеть милующуюся парочку слуг. Он не удивился бы тайной встрече благородных лордов. Он был готов увидеть даже троллоков и проклятущих мурдраалов, но зрелище, представшее глазам, его ошеломило. За пыльным столом, освещенным одиноким лучом, пробивавшимся сквозь узкую бойницу в верхней части стены, сидела женщина в дорогом, отлично скроенном голубом платье. Ее темные волосы слегка растрепались, потому что она то и дело задумчиво запускала в них пальцы. Возле изящной, бледной руки стояли крутобокая бутылка и кубок. …а еще на лбу женщины красовался маленький синий камень на золотой цепочке. — Кровь и проклятый пепел… — одними губами пробормотал Том. Нелепость и невозможность этой картины так сбила его с толку, что он застыл на месте. Если бы тут была парочка слуг он бы просто ушел. Если бы тут были благородные лорды, он бы подслушал. Если бы тут были троллоки — он бы побежал поднимать тревогу, но что делать, если видишь, как вечно невозмутимая Айз Седай, у которой, казалось, даже душа искусно вырезана изо льда, напивается в одиночестве, спрятавшись в одном из дворцовых закоулков?! А в том, что Морейн вознамерилась напиться, Том не сомневался, размеренные, монотонные движения, которыми она наливала себе вина и отпивала из кубка, он узнавал. Ну, разве что у нее даже это получалось с налетом изысканности, в отличие от него самого. Должно быть, стоило уйти. Внутренний голос подсказывал, что эта женщина не хотела бы, чтобы ее видели в таком состоянии. Том был согласен, но все же медлил. Почему-то ему казалось, что оставить ее сейчас было бы слишком… — менестрель нахмурился, не в силах подобрать нужное слово. Слова этим вечером не были к нему расположены. Минута проходила за минутой, Морейн допила еще один кубок и вновь наполнила его, а Том успел дюжину раз мысленно обозвать себя дураком, и уже собирался сделать шаг (правда не представлял, в какую сторону он будет), когда тишину прорезал ее голос: — Ну, хватит там стоять, Том Меррелин, как будто ты стенная подпорка. Проклятые Айз Седай и их проклятые фокусы! Том не торопясь подошел к столу и сел напротив Морейн. Она наблюдала за ним, рассеянно обводя край кубка пальцем. Кольцо Великого Змея время от времени ловило лунные блики, а вот в глазах этот свет сейчас не отражался, и они казались слишком темными. От взгляда Айз Седай делалось не по себе, но Том почему-то все смотрел ей в глаза. — Что-то случилось? — наконец, спросил он, указав на бутылку. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это даже не вино, а местный напиток, весьма специфический на вкус и раза в полтора крепче вина. — Много чего случилось, ты разве не замечал? — Морейн безразлично пожала плечами и кивнула Тому на край стола, куда была составлена посуда. Помимо тарелок и подносов там были и стаканы. Дважды менестрелю предлагать не нужно было, и через пару минут они пригубили настойку вместе. Жаркая волна обожгла горло Тома, и приятным теплом растеклась внутри. Он с удивлением посмотрел на Морейн, которая, выпив, даже не поморщилась. — Вижу, в Белой Башне дают даже более обширное образование, чем я мог себе представить, - усмехнулся Том, пытаясь вообразить Морейн в белом платье послушницы и с какой-нибудь подругой, когда они вместе воровали вино с кухонь и тайно распивали его в зловещих подвалах Башни. Картинка получались невероятно нелепой и ужасающе въедливой, тем более что лунный свет выбеливал светло-голубое платье Айз Седай. — О да, лучше и не пытайся, — улыбнулась Морейн, вновь разливая напиток. — Что ты делаешь здесь, Том Меррелин? — она подняла глаза и неожиданно улыбнулась очень странной, лукавой улыбкой, отразившейся в глазах. Том прищурился, запоминая это выражение ее лица и пытаясь припомнить, а видел ли он хоть раз, чтобы улыбка доходила до ее глаз? — Неужели назначил здесь свидание какой-нибудь хорошенькой служанке? — Разве что собственному вдохновению. Но оно — строптивая служанка и проигнорировало встречу, — усмехнулся менестрель. Морейн ничего на это не ответила, лишь рассеянно улыбнулась. Надолго воцарилась тишина, прерываемая лишь тихим плеском напитка и размеренным дыханием. Том наблюдал за Айз Седай, и ему казалось, что эта женщина, задумчиво наблюдавшая за танцем пылинок в лунном свете, напрочь, забыла о его присутствии. Впрочем, он был не против. Выпитое вечером вино и тирская настойка сделали свое дело, окутывая сознание мягкой дымкой расслабленности. Рассматривая собеседницу, Том уже не видел перед собой холодную Айз Седай с привязанными к пальцам невидимыми нитками, осталась только молодая женщина с тревожными, красивыми глазами и изящной линией губ, сейчас раскрасневшихся от напитка. Любопытно, был бы ее поцелуй таким же холодным, как обычно бывает взгляд, или… Том мысленно споткнулся, осознав, куда неожиданно свернули его мысли, но обругать себя не успел. — Если бы ты знал, как все это порой… — Морейн начала говорить, потом замолчала, резковато дернула головой, и пальцы сжались вокруг ножки кубка. Глаза неожиданно вспыхнули негодованием. Перемена была столь резкой, что Том выпрямился и подобрался, вновь задаваясь вопросом о том, не имеет ли пьянство Айз Седай губительных последствий и для них самих и для всего вокруг? Морейн, кажется, даже не заметила перемены в нем, ее взгляд был устремлен в воспоминания. — Я все делала только для того, чтобы он выжил и смог выполнить предначертанное! И чем он отвечает мне на это?! Своим проклятым упрямством и подозрительными взглядами, будто я могу щелкнуть пальцами и вложить в его баранью голову годы знаний и опыта, но не делаю этого. Проклятые двадцать лет я искала, и вовсе не я решила, что именно ему выпала эта доля! Кровь и пепел! — Том вскинул бровь. Морейн, которая пьет и ругается — воистину вечер сюрпризов. Главное, чтобы не стал последним. — Кто бы мог подумать, что вас беспокоят такие вещи… — пробормотал Том. — Нас? — она усмехнулась, и Том не мог определиться, понравилась ему эта усмешка или нет. Она исказила красивое лицо женщины, но в то же время придала ему живости. — Думаешь, если мы не стремимся выставлять свои чувства на показ, у нас их попросту нет? — Отнюдь, — покачал головой менестрель, небрежно плеснув в свой стакан новую порцию выпивки. — Речь не о том, что их у вас нет, речь о том, что если вы все время носите непроницаемые маски, то под ними могут оказаться любые чувства. Но каковы они — это уже домыслы смотрящего. Ни мужчины, ни женщины не способны читать по непроницаемым лицам, или читать мысли. Так что, полагаю, только Стражи могли бы сказать, что вы чувствуете и чувствуете ли вообще, — он усмехнулся, слегка приподнимая стакан. — Я бы спросил у Лана, но он вряд ли ответит. Кстати, а где он? Если подумать, довольно странно, что он не присматривает за тобой, когда ты вознамерилась напиться. Это были довольно дерзкие слова, но Морейн только фыркнула. Тому послышалась в этом странная смесь грусти и теплоты. — Позволь, я угадаю: составляет компанию Найнив во время прогулок при луне? И тебе нравится это, потому что оно приносит ему радость, но ты печальна, ведь всему этому скоро придет конец. Слова еще не отзвучали, а Том уже досадливо нахмурил брови, понимая, что это уж точно было лишним. Может быть, и два последних стакана были лишними. Он все еще был уверен, что сможет жонглировать пятью или шестью шариками, но вот жонглирование словами явно начинало подводить. Да и здравый смысл тоже. — Ты слишком проницателен для менестреля, — заметила Морейн, и на миг в ее блестящих глазах промелькнуло нечто очень знакомое: тень привычной ему Айз Седай, взгляд которой было не так-то просто выдержать. Но эта тень растаяла за мгновение, и губ женщины коснулась усмешка. Лукавая и даже… нет, у Тома язык бы не повернулся употребить слово «кокетливая» применительно к этой женщине, но именно оно пришло в голову первым. Кровь и пепел! — Тебя не пытались за это убить? — Поинтересовалась Морейн светским тоном и сделала еще один глоток. — Было дело, от парочки попыток даже остались шрамы, так что могу доказать. Морейн усмехнулась, потянулась за бутылкой. Том проследил за тем, как темная жидкость наполняет кубок, но вместо того, чтобы урезонить женщину, задал один из самых неподходящих вопросов, которые мог бы придумать на трезвую голову. Хотя, возможно, не будь тут выпивки и не складывайся атмосфера в этой комнате настолько нереально, он бы его даже не придумал. — Почему ты не отпустишь его, раз желаешь ему счастья? — Они не готовы к этому, пока нет, — покачала головой Морейн, и в ее голосе прозвучало искреннее сожаление. Том задумался, относится ли оно к тому, что они не готовы, или же к тому, что однажды по ее мнению готовы они будут, и тогда ей придется с ним расстаться. Но этот вопрос Том задавать не стал. — Это решаешь ты? Когда другие люди готовы к чему-то, а когда нет? — В голосе менестреля прозвучали усмешка и холодок. Айз Седай всегда оставалась Айз Седай. — Так уж все устроено, — пожала плечами Морейн, откинувшись на спинку стула и задумчиво рассматривая напиток, просвеченный лунными лучами. - Либо решаешь ты, либо решают за тебя. — Вот поэтому у тебя проблемы с Рандом. Не так ли? Ты не умеешь подчиняться. — Внутренний голос, только что интересовавшийся, когда это Том перешел с нею на «ты», возмущенно запротестовал, требуя закрыть рот прямо сейчас, но этот вопрос и самого Тома задел за живое, и про то, что начинался разговор со Стража и бывшей Мудрой, менестрель напрочь забыл. — Да, так и есть, — он прищурился. — Ты заставила его измениться, Морейн. Ты буквально вывернула его жизнь наизнанку, и он принял эти изменения, но они принесли не только его могущество, но и то, что он уже не готов подчиниться тебе. — Я вывернула его жизнь наизнанку? — гневно воскликнула Морейн и с силой поставила кубок на стол, метнув в Тома возмущенный взгляд. — Я ли привела в его деревню троллоков и мурдраалов, Том Меррелин? Я ли ответственна за то, что он — Возрожденный Дракон?! Я ли… — ее голос все возвышался с каждым словом, и Том почувствовал жар в воздухе, хотя и не смог определить, действие ли это саидар, или его собственное тело намекает, что если не прекратить все это, то скоро тут будет жарко. — Это все не важно, Морейн, — резко сказал он, прерывая ее нарастающую тираду. — Ты появилась в его жизни, и все в ней изменилось. Я знаю, что ты не хотела этого, и это не твоя злая воля, но так уж вышло. Несправедливо, но уж как есть. — Где это видано, чтобы какой-то пастух приказывал… — начала было она, и Том вдруг рассмеялся. — … великим Айз Седай? Ну да, та еще история, невероятная совершенно. Годится разве что для смешной кабацкой песни. Или Кариатонского цикла, — он с усмешкой подмигнул женщине, чувствуя странное, не особенно обоснованное веселье. То ли от количества выпитого, то ли от безумия всей ситуации. — Ну что ж, как говорила одна мудрая женщина: Колесо плетет так, как желает Колесо. Теперь рассмеялась Морейн. Тому понравился этот смех. Несколько мгновений он был искренним и звонким, молодым. Но потом что-то в нем надломилось, и в веселье змеей вползла горечь. — Все летит к троллокам, — пробормотала женщина, а потом резковато дернула головой - Довольно этих разговоров, - в ее голосе вновь проскользнули тени обычного тона — ровного, как гладь воды, но в то же время неколебимого как сталь. Она изящным, неторопливым движением поднесла последнюю чашу к губам и допила, слегка запрокинув голову. Том не смог оторвать взгляда от того, как ее густые волосы при этом мягкой волной скользнули по плечу и подчеркнули шею. Тебе пора уходить, старый ты дурак, — заметил внутренний голос, который частенько давал отличные советы. Но Том не двинулся с места, наблюдая, как женщина встала из-за стола и, обойдя, скользнула ему на колени. В этом движении не было ни смущенной скованности, ни развратной пластичности, оно было… естественным. Чувствуя, как все вокруг стремительно начинает превращаться в сон, Том положил руки на ее талию, длинные пальцы менестреля скользнули по изгибу спины, скрытой гривой темных волос. Это тоже показалось естественным, будто так проходил каждый их вечер. — Что ты там говорил про свои шрамы, Том Меррелин? — с улыбкой прошептала Морейн, склоняясь к его губам. Аромат весеннего вина смешивался с едва уловимым запахом цветов и от того становился еще более пьянящим. — Пожалуй, я бы взглянула на них… Том так и не понял, кто начал этот поцелуй, но он оказался долгим и медленным, без торопливости юности и напряжения, сопровождающего ласки, которые любовники дарят друг другу в темных уголках, когда каждый миг может стать разоблачительным. Морейн целовала менестреля, и ее губы и руки, погрузившиеся в седые пряди, обещали нечто особенное. Эта женщина сама была как пьянящий напиток, легкий и сладкий на поверхности, но таящий терпкий вкус в своей густой глубине. Том притянул Морейн ближе, напрочь позабыв о кольце на ее пальце, о шали с голубой бахромой, которую она где-то прятала, о саидар — великой силе, заключенной внутри нее…. Ничего этого не было, осталась только невысокая и удивительно легкая темноволосая женщина с мягкими губами и глазами, в которых менестрель позволил себе утонуть.

***

Внутренние сады в тирской твердыне заслуженно получали свою славу красивого места, способного укрыть от жары, а некоторые их участки и вовсе напоминали островки лесов — идеальные для тайных свиданий или тайных поединков. Но этим вечером здесь не было никого, кроме двоих людей, устроившихся в тени раскидистого дерева. Они сидели на расстеленном плаще, прислоняясь к ребристой коре, и говорили. Вернее, говорил Лан, Найнив же, положив голову ему на плечо, слушала и задумчиво перебирала пальцами тяжелое кольцо-печатку, висевшее у нее на шее. Ей нравились эти рассказы, особенно, когда Страж погружался в воспоминания, и его голос наполнялся богатыми интонациями. Тогда Найнив практически видела все, что он описывал… а еще ей просто нравилось слушать его. Вдруг Лан замолчал и от чего-то напрягся. Найнив заглянула ему в лицо и нахмурилась, увидев привычную каменную маску, с которой ей не часто приходилось сталкиваться во время их вечерних встреч. — В чем дело, Лан? — Требовательно спросила она, сжимая его руку и пытаясь заглянуть в глаза. — Что-то случилось? — Я… — он, наконец, сфокусировал взгляд на Найнив, и она почувствовала, как вспыхнули щеки. В его голубых глазах — вечно спокойных, ледяных, - сейчас появилось какое-то особое выражение. Они будто потемнели, этот взгляд не отпускал. Найнив растеряно смотрела на Лана, не в силах разобраться, что за странные чувства одолевают ее, и как может быть, что одновременно хочется спрятаться от его взгляда и придвинуться ближе… хотя куда уж ближе?! И почему, во имя Света, синее платье с клиновидным вырезом, вдруг показалось слишком открытым, слишком сильно подчеркивающим бедра и грудь, слишком…вообще слишком! Лан долгое время молчал, глядя этим странным взглядом, а потом протянул руку к ее лицу. Мозолистые пальцы мучительно медленно скользнули от виска по щеке и подбородку, задержались на губах, едва ощутимо надавив, Найнив прерывисто вздохнула, чувствуя, что голова начинает кружиться, а по телу разливается приятный, волнующий жар. Лан провел пальцами по ее шее, и девушка едва сдержала стон, когда он мимолетом коснулся пульсирующей жилки под кожей. Если бы она стояла на ногах, то сейчас бы колени наверняка подогнулись. Мир подернулся дымкой нереальности, и Найнив не осознала, как слегка откинула голову, опираясь на его большую ладонь и будто подставляя шею поцелуям. В течение нескольких бесконечно долгих мгновений не существовало ничего кроме ощущения его пальцев на коже и этого гипнотизирующего взгляда, от которого бежали мурашки, а тело сковывала сладкая истома. А потом Лан склонился к ее губам… Им уже доводилось целоваться, но в этом поцелуе было что-то особенное, что-то пугающее и будоражащее. Что-то несравненно большее, чем та сдержанная ласка, которая ощущалась в прощальных прикосновениях губ. Найнив, уже не соображая, что делает, обвила шею Стража руками и подалась вперед, позволяя ему усадить себя на колени. Кровь в ушах шумела все громче, когда девушка с жаром ответила на поцелуй. Лан притиснул их тела друг к другу, его рука, легшая на ее поясницу, заставила изогнуться, и новая волна мурашек пронизала тело, когда пальцы Стража скользнули по ее бедру. Найнив прерывисто вздохнула, не понимая даже, касается ли он ее кожи через ткань, или разум шутит с нею шутки. Не понятно, да и не важно. Ощущение близости этого мужчины действовало на нее как самое крепкое вино… И в эти мгновения, когда глухие вздохи чередовались с горячими поцелуями, Найнив позволила себе не помнить ни о чем, кроме Лана. Ни о Черных Сестрах, ни о Возрожденном Драконе, ни даже о его проклятой личной войне с Тенью и узах, которые невидимой цепью приковывали ее любимого к другой женщине. Был только он. И он любил именно ее. А она любила его. Это все, что было важно в эти мгновения. Но мгновения проносятся быстро… Вдруг сильная рука Лана легла на плечо Найнив и сжалась, удерживая девушку на месте и создавая между ними дистанцию, хоть и совсем небольшую. Страж опустил голову, его дыхание было тяжелым и неглубоким. Найнив недоуменно моргнула, а потом содрогнулась всем телом, когда прохладный ночной ветер прошелся по ее плечам, а вместе с ним пришло осознание того, в каком беспорядке находится ее одежда и о чем это говорит. Краска смущения залила лицо, и девушке пришлось приложить все силы, чтобы сохранить достоинство и не начать лихорадочно оправлять платье. — Прости. — Глухо проговорил Лан, разжимая пальцы. Найнив, подавила инстинктивное желание отпрянуть и осталась на месте. Отчасти потому, что ей не хотелось выглядеть глупо из-за своего смущения, отчасти потому, что в действительности отстраняться совсем не хотелось. Самой себе она могла в этом признаться. Да к тому же не дело будет, сли он подумает, будто напугал ее. — Лан, я… — начала Найнив, но умолкла, совершенно не представляя, что следует говорить в таких случаях. Если для таких случаев вообще были подходящие слова. — Послушай… — Я не должен был этого делать, — его тон — отстраненный и спокойный — заставил Найнив нахмуриться, но она уже запомнила, что это выражение лица у Стража соответствует выражению лица двуреченских мужчин, когда они твердо вознамерились стоять на своем, даже если это было пустым упрямством. — Идем. Я провожу тебя. Страж поднялся на ноги и протянул ей руку. Мгновение Найнив колебалась, раздумывая, не отказаться ли от помощи, раз он решил быть упрямцем и снова напридумывал каких-то глупостей, но сердце у нее в груди до сих пор билось неровно, и желание еще раз ощутить его прикосновение пересилило упрямство и раздражение. Девушка ухватилась за руку и, оказавшись на ногах, тут же крепко переплела их пальцы, не позволяя Лану убрать руку.

***

Перед рассветом сон бывает или самым сладким, или самым кошмарным. Для Тома эта ночь стала приятным исключением: сегодня молчаливая Дана с растерянным взглядом и багровым росчерком на шее не пришла к нему. Но кто-то все же пришел. Почувствовав постороннее присутствие в комнате, менестрель ловким, почти бесшумным движением выхватил из-под подушки кинжал и выбросил руку вперед. Лезвие блеснуло, поймав умирающий огонек свечи, и оказалось между неизвестным пришельцем и спящей Морейн. Том не успел подумать о том, что рядом с ним спит отнюдь не беззащитная девочка, и стоит только разбудить Морейн, она сможет испепелить на месте любого незваного гостя. Мыслей не было вообще, осталось только стремление защитить женщину, имевшую неосторожность заснуть в его постели. Хотя бы эту. Хотя бы в этот раз. А еще менестрель проклинал того мурдраала, который существенно поубавил ему ловкости, а следовательно и шансов в бою. Но боя не случилось. Тень, застывшая в паре шагов от кровати, оказалась не мурдраалом и не серым человеком. Это был Лан. Помедлив еще пару мгновений, он шагнул вперед, позволяя скудному свету коснуться своего лица. Том не сдержал облегченного вздоха и убрал кинжал. Когда призрак опасности развеялся, ситуация тут же показалась… как минимум пикантной, а в голове пронеслась неуместная мысль о том, что Мет, случись ему такое увидеть, не забыл бы этого всем троим до конца дней — их или его. Как видно, Морейн все же не часто доводилось напиваться допьяна, потому что она продолжала крепко спать, не заметив ни возни вокруг, ни того, что Лан молча закутал ее в одеяло и поднял на руки. У самого порога Страж обернулся, взглянув на Тома и чуть заметно кивнул. И попрощался, и поблагодарил — понял Том, кивнув в ответ. За что вот только? За то, что развлек ее? — менестрель криво усмехнулся, упав на подушки, когда дверь закрылась за Стражем. — Или даже в такой темноте увидел то движение кинжала и правильно оценил? Станется с него. По каменному лицу воина даже Том не мог ничего прочесть, хоть его и разбирало любопытство. Удивился ли он, найдя ее здесь или уносить спящую Айз Седай из постелей случайных любовников было его периодической обязанностью? Том фыркнул в усы, решив, что это было бы совершенно лишним знанием, и попытался уснуть, но мысли то и дело возвращались к Морейн. Вчерашний вечер был одним из самых странных за очень долгое время. А последовавшая за ним ночь — одной из самых приятных за еще более долгое. Менестрель усмехнулся: что там говорят об Айз Седай из Голубой Айя? «Они всю страсть отдают делу»? Всю, да не всю, как выяснилось. Кто б знал… Том вздохнул и, понимая, что не уснет, хотел подняться, но когда оперся рукой о перину, в ладонь что-то больно впилось. Менестрель сощурился в потемках и выудил из складок простыни маленькую синюю подвеску на золотой цепочке — украшение, без которого Морейн почти никогда не появлялась на людях. Ловкие пальцы скользнули по камню, и Том задумчиво улыбнулся, вглядываясь в его темную глубину. Какой странно хрупкой выглядела спящая Морейн в могучих руках Лана… Без этого камня, без холодной, непроницаемой маски на лице и ореола превосходства... будто и правда стала обычной, молодой женщиной. Красивой молодой женщиной. Женщиной, у которой, как оказалось, внутри далеко не ледяная душа. — Ну и дурак же ты, Том Меррилин, — невесело усмехнулся менестрель, сжимая украшение в кулаке.