Новогоднее газебо

Спокойно. Это не перхоть в твоих волосах. Всего лишь пыльца зимы. Снежок. Не стряхивай. Какое кому дело? Никому. Некому. Ты здесь один — пёстрый блик на ослепительно белом фоне. Погруженный в шепот ветра, разносящего по округе тонкую вязь инея, окруженный величественностью сугробов, преспокойных, словно заснувшие вулканы. Ты словно на пустом рабочем столе старой-доброй Windows XP, где темой — зима, и, удивительно, ни одного ярлыка. Лишь кнопка "пуск" маячит на горизонте. Но отчего-то ты точно знаешь, что спящего режима в ней нет, как и выхода. В своём чудном пуховике-капусте — бандерольке из румяного детства — бликуешь, как случайный мазок на чистом листе. Как последняя капля краски, из вредности сорвавшаяся с кисточки. Ищешь… А знаешь, когда глядишь на рисунки, выведенные давным-давно собственной детской рукой, именно такое, самое неосторожное пятнышко на фоне схематично вырисованных деревцев-речушек-солнышек, пробуждает щекот ветра в твоей голове. Того самого, что свистит в ушах во время прыжков на батуте жизни. Розовом и мягкотёплом, в виде лапки котёнка — сладко растянувшегося беззаботника. Потом эта лапка покажет свои когти, но пока что счастливо прыгай... Лишь эта дурацкая капля в старом альбоме опрокидывает тебя в пух детства. Ведь она — и есть ты. Взбалмошный и егозливый ты в пуховике-капусте на белом листе. А ветер наглеет. Широкопалый пусть не пробивает твой кочанный бронежилет, но со свистом лохматит волосы, вредно суёт бескровные ладони за шиворот. А ты невозмутимо с хмурым упорством продолжаешь рыскать. Словно замёрзший пёс, потерявший из виду хозяина. Мечешься по равнодушному бельму Зимы, пытаешься отыскать заветное. Руками роешь снег и в душе проклинаешь, что он неумолимо приходит вновь и вновь. Взглядом беспокойно бегаешь по бескрайнему полю, ухватывая каждую впадинку. Найти эти чёртовы следы! Твои ладони костенеют. Пальцы, кажется, уже прозрачней речного льда. Тебя потряхивает, но ты не прекращаешь. Мечешься, как суетливый лист, не удержавшийся на ветке, что пытается вернутся обратно, но недобрый ветер его неумолимо отгоняет, отпугивает… Приносит белые сны... Шёл мокрый снег — ты вместе с ним. Шёл в никуда. Уходил в себя... И путь нашёл! То самое место! Глаз жадно хватается за снежную нору в горе, — путь сюда, что кропотливо рыл ты прошлый. Нору, что вывела тебя ныне на это девственное поле неопределенности из детского снежного замка. Неужто правда, та самая тропа? Всматриваешься, фокус настраиваешь: чёрт, действительно, следы родной подошвы. С тупой улыбкой смотришь на свою обувку. Да, ни с чем не спутаешь, — валенки. Ты с вожделением загребаешь ртом воздух, судорожно перебирая ногами, бросаешься барсом по заветному пути. Пути обратно. Трепет тёплым мёдом обливает сердце, и от радости ты даже смыкаешь руки в радостном хлопке. И сердце вдруг ёкает. Чувствует: нет, не такой уж радостный хлопок... Ты невольно раскрываешь рот, ступором прикованный к следам своего прошлого, приподнимаешь взор. Держишься на ногах, но чувство, будто ты упал навзничь. Хлопок! Шампанское. И бело-белая пена, заливая вселенский покой, устремляется вниз — пышная, жадная, хищная. И хочется закричать от восторга при виде: «Да! Да-а-а-а!», задыхаясь снежной пылью и страхом, последним адреналином, заглатывая кристальную смерть. Лавина! Чудовищный грозный поток, подобно взрывной волне несущийся прямиком на тебя. Словно молочный дым, что вот-вот застынет и станет бетонным гробом для неосторожного путника. Устрашающий своим величием, будто оживший дух самой Зимы… Бежать! Поздно. Ты уже часть холодного хаоса. Кувыркаешься, потеряв представление о пространстве и времени. Не успеваешь опомниться, как волна тебя уже выплюнула обратно в зловещую глушь. Цветной каплей на белый лист. Куда? Куда теперь?.. По инерции ещё загребаешь апатично руками снег, но уже понимаешь: дороги больше нет. Теряешься. Чувствуешь себя грустным Мамонтёнком из советского мультика. Передёргивает. Ты собираешься уже сыграть в снежного ангелочка, распластавшись обессиленной тушей на холодном, как вдруг… Обухом по голове!.. Чешешь пострадавший затылок, разглядываешь, что там послали небеса. — Лопата? В потоке «шампанского» остатком с дерева капнуло? Нифига себе Рождественский подарок! Тут же щелчок в черепной коробке. Переключатель с безнадёги на агрессивное рвение. Копать! Рыть! Прорываться!.. А рвение угасает, не успев начаться. Ты когда-нибудь копал застывший бетон? Нет? Так вот, можешь попробовать, наслаждайся. Долбить эту спресованную массу равносильно этому. Удачи. И ты всё равно упорно продолжаешь долбить — не копать, не рыть, а именно долбить. Остервенело, импульсивно. Варежки липнут к черенку, словно бы руки срослись с орудием. Пот застит глаза, нутро горит от работы, а ноги уже разъезжаются в своём скользком танце, но ты всё равно пытаешься вернуться по своим следам в прошлое. Цедишь сквозь зубы: «Ну давай, дава-а-ай!». Лишь тупой звук лопаты служит тебе ответом. Тщетно. Не выдержав, орёшь благим матом, а лопата летит ко всем чертям куда-то за спину. Слышно, как снег её поймал — воткнулась. Ты кипишь, и уже даже не выходит расслабить тело и безысходно свалиться наземь. Нет! Разворот. Рывком к воткнутой, и снова в руки. Останавливаться нельзя, сменить направление и вперёд! Где угодно, но копать дальше. Куда воткнулась, туда и судьба. Ну же! Ты вдыхаешь, глубоко-глубоко, прикрыв глаза, заполняешься морозной свежестью. Словно глоток бодрости — бьёт слегка в голову. И ты продолжаешь копать. Тебя распаляет осознание, что ты именно копаешь, что есть прогресс, что жирная порция снега действительно летит в сторону, а не остаётся непробиваемым кристаллом. Получается, чёрт возьми! Полуулыбка на лице. Ты роешь, уже сам не зная куда, но ты идёшь вперёд, ты движешься, и… выходит. Может, так и нужно? Смотришь, солнце уже прятаться начинает. Сейчас оно часто прячется. Холода боится, видимо, трусишка. А ты — нет. Руки уже покраснели, но ты неотступен. Может, ты готовишь сам себе яму — маршрут туманный, но почему-то в тебе царит внутренняя фирно-несгибаемая уверенность. Сняв варежку, смахиваешь капли усталости со лба. Минутная передышка. Разминая тело, машешь руками, поворачиваешься, осматриваясь… И цепенеешь на миг. Как ты мог не заметить? Там дальше, в обход горы, ещё следы. Уже не твои, но такие же знакомые. Их много, разных, и они тянут к себе. Голосом метели зазывают пойти по проторенному. Следы призраков твоего прошлого. Прикусываешь палец. Нервно встряхиваешь голову. Идти? Если присмотреться, то увидишь, что снег там давно потерял свою первозданность — почернел, посерел, будто лежал он на обочине дороги задыхающегося мегаполиса. Словно покрылся копотью. Нет. Нет. Поворачиваешься обратно и смотришь на прорытое. И опять на следы. Или да? Отпустить уже эти грязные пятна-анахронизмы и двигаться вперёд? Но страшно… Плевать. Хватаешь лопату и резким ударом вонзаешь её со всей дури глубже… Со стуком врезаешься в твердь. Протяжный скрип на мгновение обездвиживает тебя. Открывается дверь? Шум возрастает — хруст, треск. Скорее, дверь ломается… Невольно присев, тревожно озираешься на звуки возрастающего хруста, утробными волнами гуляющего под тобой. Движение. Земля ожила. С трудом осознавая, что происходит, ты опускаешься на живот, как вдруг — толчок. Не тот толчок, что чувствуешь в тесной очереди от борзого барашка, а, скорее, тот, что ощущаешь в отчалившем поезде. Даже не испуг, а какое-то наивно-глуповатое чувство восторга следом толкается в тебе. Чучух-чучух! Ещё бы чашку горячего чая сюда… Хр-р-рясь! И ты уже будто на облаке, осязаемом, паришь. Нерешительно приподнимаешься. А что видишь дальше? Да ничего. Ты лишь ошарашенно хлопаешь глазками, пытаясь прочитать картинку, поверить своим глазам. Мираж? Если бы вместо снега был песок, то можно было бы ещё допустить. Но это не обман восприятия. Ты на гигантской отколовшейся льдине, несущейся по тёмной воде. Вперёд. Лавина, — на этот раз шока, — накрывает тебя. Вихрятся снежинки перед глазами, кружат голову, как самая дикая карусель. Ты жадно глотаешь мороз — кажется, внутри тебя вот-вот зародится свой собственный буран. Руки дрожат, то ли от холода, то ли от нервов. Ты принял прошлое, отпустил, и вот тебя уже с неимоверной скоростью несёт к новым горизонтам. Вот он — неведомый и пугающий, но невероятно захватывающий путь, твой путь. В жилах вместо крови — адреналин. Улепётывайте, Титаники, — твоя льдина всем льдинам льдина! Огромная, как корабль. Белый и снежный, но вдали, на его носу, мелькает что-то яркое. Не может быть! Расплывшись в улыбке, не веря собственным глазам, ты подходишь к ней. Да — ароматная зелень, увешенная мандаринами. Ёлка! Без раздумий, срываешь маленький рыжий шар. Щурясь от удовольствия, надрываешь шкурку подрагивающими руками и втягиваешь носом любимый запах, невольно прикрыв глаза. Секунда, и сок уже стекает по подбородку, пока ты жадно смакуешь каждую дольку — каждый лучик сладкого солнышка. Ни дать ни взять, — граната Деда мороза, срубающая наповал. Ёлка чуть подрагивает ветками, будто живая, а ты лопаешь мандаринки: ещё, ещё и ещё, рискуя лопнуть от удовольствия. И ветер уже не хлещет, вдруг понимаешь ты, скорее заботливо поглаживает, даря умиротворение. К тебе приходит покой, обволакивает, убаюкивает. Но Пристегни ремень! Или же, в случае сложности соблюдения этого пункта, обними первое подвернувшееся под руку дерево. Экстренная остановка. Тряхнуло. Посыпались мандарины, запрыгали по ногам, и ты бы посыпался в воду, если б не соблюл правила безопасности. Но ты умница. Можешь скушать ещё одного лучистого напоследок. И идти дальше. Ну а что ты глазами удивленно хлопаешь? Спрашивается, как, если от тебя до берега пара метров студёной водицы? Не проблема. Ёлка ещё раз тебя выручит. Мы не в Майнкрафте, но сейчас можно свалить её даже руками. Ты можешь всё. Хогвартсов ты не кончал, стало быть — совсем не Поттер, но волшебство творится вокруг тебя. И вот, через миг перед тобой мост, укрытый вовсе не красной дорожкой. Зелёный ковёр колюч, но твоей зимней амуниции нипочем. Дерзай. Не переживай. Это всего лишь красивое дерево. Настоящий же символ Нового года — это ты, двигающийся вперёд. Иди. Преодолев очередную преграду, замечаешь, что на верхушке поваленного дерева висит… ледянка? Недоумение исчезает, когда через несколько шагов перед тобой открывается крутой спуск вниз. Издаешь непроизвольный смешок. Горка. Происходящее так глупо и чудаковато, что тебе просто необходимо взять и скатиться с этой горки, как легкомысленное дитё. Неважно, сколько тебе годиков. Совершеннолетний? Не про тебя. Сейчас ты совершеннозимний. Бери подпопник в руки и располагайся. Когда ты на такой в последний раз катался? Уж и забыл, наверное, как она любит из-под зада выезжать, пока ты ловишь снежинки ртом. Ничего, не бойся, вспомни, погрузись, расслабься. К чему здесь сомнения и сложные рассуждения? Уравнение же наипростейшее. Дано: попа, ледянка, горка. А ответ в нём: ты, уже готовый оседлать этот склон. Горка крутая, но ты, дружок, круче, так? Поехали! Миг, и ты соскользнул, провалился, как и сердце твоё от непроизвольного испуга. Так вот растёшь, набираешься опыта, уже весь из себя взрослый мудрец, а внутри всё равно всё сжимается, когда с горки срываешься. Сердечко вспыхивает бенгальским огнём, колко пульсирует. И свет этого огня плещется из тебя смехом — наивной радостью. Лёгкие вбирают морозный воздух, пока ты смеешься, и ветер розовит твои щёчки. Ты держишься за ручку ледянки и так по-детски смешно закидываешь над собой ноги. Пред глазами ничего не видно, но так ведь ещё веселей… И въезжаешь в большой-большой сугроб, расплёскиваясь смехом ещё пуще. Холодрыга жуткая, ты сам весь уже как снеговик, но ты всё равно раскатисто гогочешь, отплёвывая снег изо рта. Что может быть лучше? Наверное, залезть в горячую ванну после этого. Но пока ты лишь принимаешь снежную. Снег не такой уж вкусный, зато как же вкусен этот момент в общем… Вкусно… Сейчас бы салатиков… Оливье… Но тебе нужно идти дальше. Ещё чуть-чуть. В гору, весь продрогший. Как говорится: любишь кататься, люби и в гору карабкаться, попутно разгребая сугробы ледянкой, холодный, как сосулька, и красный, как шапка Мороза. На самом деле такой пословицы нет… но ты ведь справишься? И вот ты из последних сил волочешь себя наверх, представляя, что эта вершина — твой собственный Эверест. Хрум-хрум. Звук шершавый. Шаг. Ещё. Одежда заледенела, и с каждым движением ты всё больше походишь на робота. Ресницы, кажется, вот-вот склеятся, а сам ты растрескавшись рассыплешься от дрожи, но ты не сдаёшься. Будто бы вытаскиваешь последние силы из мешков, но не мешков Санты, а из тех, что под глазами. Ничего, отоспишься ещё. А пока ты несгибаемо идешь навстречу новой наколке. Только колет не мастер, а колет холод и снег. Но ты не поддавайся, и не надо болеть. Смотри! Ты добрался. Уже не можешь стоять, падаешь на четвереньки. Рукавицы промокли насквозь, и ты сдёргиваешь их за бесполезностью. Из тебя вырывается истерический смешок при мысли: «А что, если скатится отсюда обратно?». Но ты выползаешь на вершину окончательно. И падаешь. Последним усилием перекатываешься на спину, раскинув руки, с одним лишь желанием — забыться, созерцая звёзды. Сейчас ты жук, перевёрнутый шкодливым богом. Ждёшь, когда небо порвется и твой живот пощекочут прутиком, ткнут в бок, пробуя на прочность ледяной хитин… Но если так, то почему нет паники, почему ты не дергаешь лапками? Для жуков слишком холодно? Уже не холодно – безразлично. Зачем ты рыл, плыл, полз? Какая разница. Уснуть. И неважно, пришпилят тебя иголкой к красивой подушечке или закопают поглубже, запихнув в спичечный коробок. Спать… Вот только мешает что-то. Запах – марево лета. Он выдергивает из забытья. Земляника… Ты с трудом встаешь на карачки, тянешь носом воздух. Вроде бы год собаки? Пригодился. Умопомрачительный запах чая с земляничным листом и смородиной. Он заставляет тебя встать, ведет за собой. Ты шатаешься, но бредешь. Долго ли, коротко… но вот ты видишь свет. Огромная сосна прикрывает его лапами, бережет. И ты уже бежишь, в надежде найти приют. Над крышей легкий дым, отблески огня сквозь стены, он похож на старинный фонарь — стеклянный домик. Газебо? Откуда? И ни души. Ты толкаешь дверь — не заперто. А внутри — так не бывает — диван напротив камина, стопка книг на полу, старинный буфет, приютивший древнюю масляную лампу. И стол накрыт в ожидании праздника, чайник пыхтит, отдувается паром. Скинув промерзшую куртку, ты заворачиваешься в стеганый плед. Плещешь чай в глиняную чашку и, обняв ее ладонями, чувствуешь себя так, будто добыл себе обжигающую частицу вселенной, звезду. Глоток — как солнечная вспышка… Глоток, еще один… И ты сам вспыхиваешь, светишься, будто внутри тебя поселилось солнце, вызвав глобальное потепление сердца. А на стенах мишура. Слева от камина очередная ёлочка подмигивает хрусталем шаров. Даже странно: тебе это не представляется бесполезным, как когда-то раньше. Плюхнуться в плюш дивана, сунув в рот шипучую конфету, раскрыть Глуховского — вот оно счастье. Но вдруг чувствуешь, что не один — будто смотрит на тебя кто-то. Так и знал! Некто обязан объявиться. Ну не бывает бесхозяйных волшебных домиков. Щас, скрипнув створкой буфета, выпрыгнет ведьма и попытается усыпить бдительность печеньками. Хотя вряд ли, у той дом пах имбирем. Тогда кто? Может, это не газебо, а Белоснежкина усыпальница? Лежит она, вся такая прекрасная, прямо у тебя под носом. Прикрылась завесой тайны, ждет, чтоб ты завесу-то сдернул и расцеловал девицу. А потом: и жили они долго и счастливо… Не-не-не! А вдруг она дура? Лучше пусть будет ведьма. Сквозь стекло дальней стены блеснуло. Пара глаз. У медведей было бы шесть, их вычёркиваем. Страшно. Любопытно. Безалаберно подносишь лампу к стеклу, прижимаешься лбом, чтоб лучше видеть. Осколки! Горяче-липкое стекает по щеке. Кровь. Твоя челюсть прошита когтями… Шутка. И видишь: по ту сторону — обзорная терраса, на перилах которой сидит всего лишь кот, правда уж очень внушительный, и будто что-то рассказывает, безмолвно разевая рот. Как пить дать — ученый. Немножко разочаровываешься, услышав басовитое «мййау», когда распахнул дверь, но радуешься, что серое «чудовище» хочет составить тебе компанию. Кот трется ухом о твой локоть и начинает мурчать. Лампу ты ставишь на перила и застываешь в изумлении: Её только что тусклый свет заливает перспективу небывалой ясностью. Ты высоко-высоко. Перед глазами черничный небосвод, усыпанный звездными крошками. Опустив взгляд ниже, ты видишь холодное море, которое и сейчас баламутит ветер. А вон и твоя льдина-корабль: качается на волнах, бьется о берег, рискуя выбраться на сушу. Левей ты различаешь гору с тёмной вершиной, которая пока не обзавелась новой шапкой. Успеет еще, думаешь ты. А вон там — ледянка красной точкой. Ты видишь весь пройденный путь, различаешь даже самые неясные отпечатки своего присутствия, образующие фантастические узоры. А красиво! Чёрт возьми! Красиво. И так близко… Робким ужиком мысль вползает: а может всё-таки не поздно ещё вернуться?.. Может, подтаят снега, и оползень раскроет свои зефирные крылья, впустив обратно? Кот застыл сфинксом, и, кажется, тоже зачарован зрелищем. Жаль все-таки, что он не полиглот, а то бы тоже сказал, наверное… — «Вернись»? Нет, кошки любят свободу, неизведанное. И ты вдруг осознаешь, что трудности, невзгоды, которые ты пережил, забываются, сменяясь желанием отправиться навстречу новым. Уже завтра кот, как и ты, вынырнет из уюта в холодное утро, оставив цепочку следов на свежем снегу. Из раздумья тебя выводит медное «бум-м-м — бум-м-м…». Проворонил! Старинные часы отбивают полночь, а ты мечешься по комнате, открывая шампанское. И коту что-то бы надо! Молоко находится мгновенно, и ты успеваешь плеснуть его в чашку под финальное «буум-м-м-м-м» маятника. — Ну что, друг, с новым счастьем! – смеешься ты, чокаясь бутылью с чашкой кота. Кот понимающе смотрит в глаза, мол: с новым. В новогодней газебо тепло, покой и отличный вид. Но ты уже понял, что она лишь перевалочный пункт, мостик между прошлым и будущим. Так передохни, построй маршрут и вперед! Прокладывать пути, строить реальность. Забудь о следах, что уже отпечатал — их скоро чистым покрывалом накроет, лучше представляй те, что ты ещё успеешь оставить: внушительные и чёткие. Там, куда ещё не ступал никто, а если кто-то и бывал, то твой след всяко больше будет. Не останавливайся, засыпай песком прошлого скользкие участки дороги будущего — учись на ошибках, используя воспоминания как опыт, а не как эфемерную возможность втиснуться в свою заброшенную детскую крепость. Иди. Строй свой Новый год. Салют, дорогой!