Дана

Он смаргивает, вытирает рукавом от пота лоб, пытается перевести дыхание. Но упрямо бежит все выше и выше. Ноги будто свинцом наливаются, а отступать нельзя, нельзя останавливаться. — Помоги!.. — Крик затихает, будто его и не было. И он бежит дальше, на самый верх. Все, конец. Крыша. Он оглядывается, ищет ту, ради которой так бежал. На крыше пусто. Что-то толкает в грудь, или это просто кружится голова — внезапно он оказывается на самом краю. На нетвердых ногах спускается и только сейчас видит израненные ладони. Откуда раны?.. На небе красное солнце. Из-за затмения кажется, что все небо в огне. Оно так красиво, что захватывает дух. И он внезапно понимает, что надо сделать. Шаг вперед, больше похожий на рывок, еще один. Последнее усилие, и он кричит, срываясь с края. Падать всегда страшно. Земля слишком близко, ветер свистит в ушах. Там, внизу, темно-синий фургон. Столкновение неизбежно. Его крутит в воздухе, переворачивает. И теперь перед глазами только красное небо. Бах… Он просыпается, с диким криком подскакивает на кровати. Ноги скользят по полу, он натыкается виском на край тумбочки, и крик переходит в вой. Таким мать его и находит — свернувшимся на полу и прижавшим обе руки к голове. — Опять летал? — это не вопрос, она и так знает, что с ним происходит и что это не изменить. Через десять минут, умывшись и немного придя в себя, он идет на кухню. Кто бы ни был его родственной душой, у нее огромные неприятности. Может, им лучше вообще не встречаться? Он не хочет умирать. При мысли о том падении по коже пробегают мурашки. Мать ставит перед ним горячий кофе, только-только снятые со сковороды блинчики. Она делает громче телевизор. — Сильно я прошу, ты меня дождись. Он кашляет, кофе обжигает горло и язык. Этот голос. В ушах снова ее крик: «Помоги!». — Просто приходи и... — Кто это? Мать удивленно оборачивается на его вопрос, отвлекаясь от мытья посуды. Она убирала кухню после готовки, не прислушиваясь к телевизору. — Что? — Певица. Кто она? — настойчиво повторяет он. Мать переводит взгляд на экран, сосредотачивается, хмурится, силясь вспомнить. — Дана это, — произносит наконец. Он кивает, кусает брови. Вот, значит, как. Дана. Дана. Вот он и узнал, как ее зовут.