скрась моё свободное паденье, черт.

      Все мы больны изнутри. Я не знаю, как это лечить. Возможно мы родились с этим. У каждого свое. У кого-то хорошее. У кого-то не очень. Я не знаю кому хуже: у кого уже опухоль? или кто мутирует изо дня в день? Но я знаю, что всех учат скрывать свой порок. Мы постоянно в напряжении — носим маски, шарфы, поднимаем высоко ворот и сутулимся, невольно стыдясь непонятно чего каждый день. Ходим одни и быстро, спешим куда-то и одновременно бежим от чего-то. Никто не узнает, мы болеем в себя, гоняем противные сопли и чихаем в свои руки.       Страшнее всего перед близкими. Боясь заразить, отталкиваешь и идешь в свой законный угол и сидишь там. А болезнь все страшнее и больше. Когда ты успел взрастить её до таких размеров? Изнемогая и еле дыша, случайно чихаешь рядом с тем, кто рвался к тебе. Ну и зачем? Все равно убежишь как другие, как все вокруг, которым так хочется быть здоровыми, запирая себя на все замки, думая, что так будет легче. И счастье, если близкий знает, что болен сам и больны все вокруг, и скажет тебе «Будь здоров» и протянет платок. Чтобы болезнь не вселяла страх и не убивала, родные руки протягивают руки помощи и понимания.       Конечно, можно лечить себя самому, но лучше, когда рядом есть кто-то, готовый помочь.

***

      Он был болен, а у неё был иммунитет.

***

      — Простите, я это не заказывала, — вежливо ответила девушка на поставленный перед её носом красивый коктейль.       Она такое не пьет. Лиза пришла сюда впервые и лишь ждала молодого человека, отошедшего в уборную на пару минут. Она чистая, как капля воды. Она наивная и не понимает, что её якобы «парень» сейчас звонит очередной такой же дурочке. Лиза словно маленькая девочка, не познавшая мира. Она выпивала лишь пару раз на праздник, лишь потому, что мать говорила, что если девушка не выпьет — покажет своё неуважение. А девочка была зависима от чужого мнения.       Она никогда не делала ничего из ряда вон выходящего. Не красила волосы в сумасшедшие цвета. Не пила, не курила, не материлась. Просто жила, да училась на отлично. Обычная пай-девочка из влиятельной семьи.       — Оу, это от вон того молодого человека, — бармен указал на высокого парня в черном пальто, стоящего по другой конец барной стойки. Лиза лишь продолжала рассматривать щедрого незнакомца.       Парень внезапно поднял свои глаза на маленькую девушку, которая буквально съежилась от его взгляда. Тот лишь быстро направился к Лизе. С каждым его шагом девушка молила своего молодого человека, о том, чтобы тот поскорее пришел. Страх в её маленьком тельце нарастал с неумолимой скоростью, словно она разгонялась на байке.       — П…п…привет, — растерянно пробормотала Лиза, глядя в его глаза. Красивые — подумала девушка, тут же вытряхнув эту мысль из головы. Парень, подняв незаметную бровь, оглядел Лизу с ног до головы.       — Человек, с которым ты пришла, сейчас звонит какой-то Лере, которую, как я вижу, ты вообще не знаешь. Поэтому, я предлагаю тебе прогулку по вечернему Питеру со мной, нежели с тем долбаебом, который кинет тебя уже, — глянув на воображаемые часы на правой руке, парень продолжил, — через пару минут, — Данила схватил коктейль, который сам же купил девушке и медленно стал втягивать напиток через трубочку, через пару секунд отставив почти полный сосуд обратно на стойку, — Дрянь дрянью. Я предпочитаю пиво. Или водку. Или виски. Да вообще что угодно, лишь бы не такое дерьмо. Ну так, что? Идем?       — Чувак, я с тобой никуда не пойду, ясно? — Лизе вообще не понравилось такое поведение очень милого на вид парня. Кем он себя вообще возомнил? — всплыло в голове девушки.       — Окей, но знай: когда этот чел тебя кинет, я буду сидеть вон там и ждать, — парень коротко указал на красное кресло, в которое вскоре плюхнулся.       Спустя пару минут ожидания Рэнделл наконец вернулся из туалета, под надменную ухмылку Кашина.       — Ммм, вкусно, — протянул парень, быстро отхлебнув коктейля, — Детка, у тебя отличный алкогольный вкус. Прости, мне нужно бежать, давай как-нибудь потом. Там очень важное дело нарисовалось, Михе помощь нужна, прям срочно. Увидимся, — бросил парень, уже выбегая из бара. Лиза лишь грустно вздохнула, понимая, что очередной молодой человек кидает её ради другой девушки. Так было и в садике, когда Пашка стал играть с Маринкой, и в начальной школе, когда Витя перестал дергать Лизу за косички, в средней школе, когда Леша стал общаться с Юлей, да и сейчас. Слезы вновь напрашивались выйти, но Лиза лишь до боли в голове стиснула зубы.       — Только не надо рыданий. Я Даня, кстати, — он снова появился рядом. Элегантный, в черном пальто, красиво контрастирующим с соломенно-рыжими волосами, казался солнцем, одетым в черное покрывало ночи.       — Я Лиза, — сквозь боль и обиду протянула девушка.       — Пойдем, Лиза, — Кашин уже вприпрыжку летел из бара, вызывая глупую улыбку у маленькой девушки.       

Он особенно произносил её имя.

***

      — Лиззка, а Лиззка? — Данила подошел к девушке, мирно сидящей в кресле с любимым сборником стихов.       — Чего тебе, Кашин? — она снисходительно посмотрела в любимые глаза, цвет которых не забудет никогда.       — Ну, — парень плюхнулся перед ней на пушистый ковер, — Ты когда-нибудь задумывалась, о том, что наша разница в возрасте слишком велика? — оба боялись этого разговора, но как никогда понимали, что ему суждено было произойти.       — Моя мать каждый раз напоминает мне об этом. А ещё говорит, что ты портишь меня. Смешно, правда? — усмехнувшись, Лиза отложила книгу на аккуратный стеклянный столик, стоящий рядом. Увидев замешательство Кашина, она сама занервничала, — Дань, ты же не хочешь сказать, что нам нужно расстаться? — с тем же самым испугом, что был в баре, девушка смотрит на него.       — Лиз, твоя мать абсолютно права. Я такой старик, мне скоро тридцать, а у тебя вся жизнь впереди, а ты тратишь её на такого ублюдка, как я. Я и правда порчу тебя, ты много материшься и пьешь. Лиз, мне это не нравится. Я не хочу портить тебе жизнь, правда. Я лишь мучаю тебя, не даю жить.       — Знаешь, как сказал хуй знает кто: «Мы так по-детски наивно зависимы — нуждаемся в наших мучителях». Поэтому, Кашин, мне похуй. Я люблю тебя и ни за что не брошу тебя, усек? Закрыли тему.       — Опять её юношеское непостоянство, — закатив глаза, он тяжело поднялся с мягкого ковра и устало побрел в другую часть квартиры.       — И только смерть разлучит нас, запомни! — смеясь, крикнула Лиза вдогонку парню.       

Теперь она понимает, что даже смерть не разлучит их.

***

      — Чуваки, что с Кашиным вообще происходит? — откинувшись на спинку кресла, спросил не понимающий Совергон, пока сам Данила отошел в уборную.       — А что с ним не так? — отхлебнув пива, осведомился Юлик.       — Он меньше пьет, меньше курит, а принимать вообще перестал. Так что с ним?       — Это же хорошо, — озвучила всеобщую мысль Света.       — Ну, конечно, хорошо, но странно. Нам просто интересно.       — У него девушка появилась, — с небывалым спокойствием ответил Руслан.       — У него были тысячи тёлок, которые пытались ему помочь, а эта вдруг его изменила. В его-то двадцать девять очень сложно что-либо с ним сделать, знаете ли, — скептически подчеркнул Никита.       — Чувак, ты не понял. Это не тёлка. Она девушка. Лиза, насколько я помню. Они вместе уже второй месяц, и все два месяца она меняет его в лучшую сторону. А ещё ей девятнадцать, — тут у его друзей буквально треснули лица, а пиво полилось чуть ли не из носа.       — А чего вы так удивляетесь? Вообще-то возраст не имеет значения… — обиженно буркнула Света.       — Теперь я хочу познакомиться с ней. Прикинь, малолетка изменила Кашина, Кашина нахуй. Вот новости, пиздец, — удивленно размахивая руками, возникал Гридин.       — А что в этом такого? Люди меняются… — Юлик неуверенно высказал свою мысль.       — Люди — да, а вот Кашин — нет. Тебе вообще напомнить кто такой — Кашин? — вспылил Миша.       Данила — просто обреченный. Обреченный на страдания, на падения без взлетов. Обречен тянуть на дно за собой всё, что видит. Он просто летит вниз с неебической скоростью, без страха разбиться. Кажется, что парень уже едет по инерции и сам уже не в силах остановиться. Но гребанное клеймо всегда будет с ним. Клеймо обреченного.       Лишь музыка, а именно биты, в которые он вкладывает свою душу, выказывает таким образом все наболевшее. Именно это помогает ему абстрагироваться и словно уйти в свой мир и закрыться там. Зачастую ему кажется, что он — самое большое разочарование для всех. Всего лишь в двадцать девять он нашёл свою какую-никакую известность. И то частые перемены настроения из-за чертовой биполярки могут заставить его сделать что угодно.       Но наконец произошло то, чего он ждал.       — Ты не думай, я вообще-то не ждал тебя никогда. Если честно, то ждал, хули, здравствуй.       Она внезапно появилась в его жизни, вырастив на его поле грусти красивые цветы. Один её вид заставлял Кашина улыбаться, как ребенка, увидевшего что-то нереальное. Ведь это и вправду было так. Она нереальная, неземная, прекрасная, да и вообще ему не хватит слов, чтобы описать Лизу. Видимо, это и есть любовь.       Вдохновение редко приходило к нему. Приходилось его вызывать. Тут в ход шло всё, ведь это прекрасное чувство озарения могло прийти к парню в любой момент, везде, под воздействием чего угодно. Грязные шлюхи, отвратные сигареты, литры алкоголя, граммы, шприцы, марки. Словно для новой идеи, ему нужно воплотить все грехи этого мира.       А сейчас всё по-другому. Она — его вдохновение, его муза, его душа.

***

      — Вот, что тебе на день рождения подарить? — обводя контуры его непонятной татуировки на правой руке, спросила Лиза.       — Что-нибудь охуенное, неебаться стильное и чтобы создавало мне незабываемый образ. Что, не ожидала такого ответа?       — Вообще-то нет, но за то теперь я знаю что тебе подарить, — мечтательно произнесла девушка.       — Бля, я такой старый, я скоро просто песком рассыплюсь, — сдерживая желание обильно жестикулировать руками, Кашин лежал на груди любимой, одетой в его футболку, — Вот что ты будешь делать, когда я наконец рассыплюсь к хуям? — даже не видя её лица, Данила понимал, что слезы уже наворачиваются на её глазах, но Лиза всё равно улыбается.       — Я растворюсь в тот же вечер, — запуская пальцы в его соломенно-рыжие волосы, говорит девушка, — Кстати, — спустя пару минут тишины она вновь нарушила идиллию, — Почему ты сам таскаешься по врачам, а мне и зайти не даешь? Ты что-то скрываешь от меня? — её воспоминания о собственной наивности, заставляют опасаться каждого нового знакомства и по сей день.       — Тебе нечего там делать, — Кашин через пару секунд уснул, так и не дав внятного ответа.       Лиза, конечно же, возмутится, но взглянув на его умиротворенное лицо, присыпанное веснушками, лишь умилится и отложит этот разговор на завтра. И, конечно же, на следующий день она не решится развивать эту тему.       

А зря.

***

      После очередного успешного концерта он вываливается, словно мешок с костями, но с широкой улыбкой на лице. Не смотря на любые трудности перед выступлением, как только Данила выходит на сцену, начинается грандиозный перформанс. Его прыжки по сцене, сумасшедшие выходки, крики в микрофон. Его правильно звали рок-звездой.       Кашин в который раз наваливается всем своим огромным весом на маленькую Лизу, которая тяжело вздыхая, старается прижать его ещё ближе к себе.       — Кашины, мы в караоке. Вы с нами? — спрашивает Миша, держа любимую синеволосую девушку за руку.       — Ты ещё спрашиваешь, — поднимая голову, тот снова взмахнул своей мокрой от пота челкой, чем зачастую вызывает овации у фанаток, но сейчас он вызывает лишь смех у Лизы. Его Лизы. Как же чертовски он любит её смех. Данила не готов перестать слышать её смех каждый день.       На всё здание раздался прекрасный «Канкан». Кашин не медля, подошел к Лизе и подал ей руку. Галантный идиот. Та, смеясь, приняла его предложение. Она обвила его шею руками, а парень положил свои на её тонкую талию.       — Тебе неебически идет этот чертов плащ, — довольно проговорила девушка, смотря на любимого Данилу в новом предмете одежды, который и правда чертовски подходил ему. Лиза гребанных три недели искала идеальный плащ и вскоре нашла и абсолютно не прогадала.       — У тебя пиздец какие красивые глаза, — сказал Кашин, смотря в два каре-зелёных омута, в которых он утонул ещё в баре. Она лишь смущенно улыбнулась его словам, отведя глаза в левый нижний угол, — Хей, прекрати, — Данила, взяв её за подбородок, заставил снова смотреть на себя, — Ты достойна даже больших комплиментов, усекла? — после короткого кивка Кашин снова впился в её пухлые губы, продолжая кружить девушку в танце.       

Но она любит только его комплименты.

***

      Она потеряла счет времени, потеряла счет выпитых бутылок и выкуренных сигарет. Лиза давно разбила телефон о стену, и друзьям попросту не было на что позвонить. Хотелось, словно в идиотских мемах, сделать глубокий вздох и заорать. Заорать, что есть мочи, чтобы каждый, кто услышит этот крик, прочувствовал, всё то, что пришлось пройти маленькой девочке Лизе за эти три дня.       Она никогда не забудет это чувство внутри. Чувство безысходности. Чувство опустошенности. Теперь она тоже обреченная. Он и вправду утянул её на дно за собой.

Вместе мы шли по канату, Но я шел не так, как надо — И я упал, И я упал, Вслед за мной и ты упала.

      Ей, наверное было бы в тысячу раз легче принять с ним марку, выпить пива и закурить, тогда они бы вместе были обреченными. Похуй, что сдохли бы ещё раньше, но вместе. Но судьба решила построить всё по-своему.       Лиза уже вытащила его из бездны гребанных сигарет и литров алкоголя, сняла с него оковы дорожек кокаина, но настоящую причину предугадать мог мало кто.       

Инфаркт миокарда с летальным исходом.

      И неубедительное, сухое, заученное наизусть «нам очень жаль» от кучки медиков, на которых девушка хотела обрушить всю свою боль.       Она никогда не забудет увиденного в морге. Бледное лицо, веснушки на котором девушка так любила выцвели и почти пропали, закрытые глаза, цвет которых она не могла сравнить ни с чем и которые Лиза просто не сможет забыть. Холодные руки и татуировка на правой кисти, контуры которой она просто обожала обводить, когда он видит и не видит. Бездыханное любимое тело.       Казалось, не осталось и остатка её души, та унеслась в полет, в небо к любимому Дане. А на земле, в их квартире осталось тело маленькой Лизы, гонящей себя по той же скользкой дорожке, где шёл Кашин до встречи с ней. Он бы не одобрил такое поведение, но сейчас уже похуй.       Тяжело поднявшись с пола, девушка, шатаясь и обходя бутылки, направилась в ванную. Комната выглядела не лучше своей хозяйки: раковина и пол заляпаны кровью и алкоголем. Она снова глянула в зеркало, вид в котором ненавидела сейчас всей душой. Растрепанные, слипшиеся, когда-то красивые русые волосы, которые он любил накручивать на палец. Огромные мешки под глазами, которые появлялись тогда, когда они гуляли ночами по Петербургу и могли веселиться ночами на пролет, но сейчас она просто не может уснуть без него. Её кожа покрыта мурашками, раньше он обнимал её, закутывая в своё черное пальто, но сейчас некому обнять её, лишь холод из окна, которое она просто не закрывала, выполнял эту функцию. Попытки суицида, которых не было никогда, от которых он бы точно спас свою маленькую девочку, сейчас стали обыденной вещью. Лезвие по рукам на завтрак, обед и ужин.       Щелчок. Её кулак встречается с плиткой, такой же холодной как и её душа. Сейчас она словно неуравновешенная: в любую секунду может засмеяться, а потом убить человека. За такое Лиза уже должна сидеть в смирительной рубашке и орать, что есть мочи, не боясь быть осужденный, ведь тут белые стены, а тебя никто не услышит.       Вот, что любовь делает. Просто сводит человека с ума, без права на апелляцию. Ты просто едешь с катушек, потому что тебе дорог какой-то человек. Время проведенное без него — самая ужасная пытка на планете. Любовь — безумие. И Лиза теперь тоже безумна. Когда-то она была спокойной…

Ты останешься в моей памяти именно такой… Спокойной, как ветер Ты на том, я на этом свете Поэтому тебя и люблю

      Сейчас Руслан Тушенцов на другом конце города всеми способами пытался связаться с Лизой. Каждый раз перечитывая последнее сообщение друга, парень шепчет «Блядь» и продолжает звонить на телефон, на который уже не дозвониться. Кашин его точно за это отпиздит наверху. Данила Владимирович, три дня назад в 15:46 Береги её, ублюдок.       Щелчок. Она, дрожащими от холода и недоедания, руками вставляет симку в разбитый айфон. Тот с горем пополам включается и медлит, словно тоже ежится от холода, царящего в квартире. Множество сообщений, пропущенных звонков, отметок на коллажах в инстаграме от которых, она зарыдает пуще прежнего. Тут её привлекло последнее сообщение от Руслана, коллеги Данила, с которым ей приходилось общаться на саунд-чеках и общих тусовках. После тысячи вопросов, где и как она, шло простое пересланное сообщение из другого диалога: Руслан Тушенцов, вчера, 23:46 переслано из диалога с Данила Владимирович: Данила Владимирович, три дня назад в 15:46 Береги её, ублюдок.       По-настоящему скучать — это когда душа требует человека. Не тело требует, а душа. Когда человека выворачивает наизнанку от недостатка родных рук и глаз. Вот тогда ты хочешь кричать на весь мир, как ты скучаешь. И она скучает.

Это значит, что сердцу в груди Стало тесно, как в темном углу. Это значит, что все впереди, — Но уже на другом берегу.

***

      Через месяц к ней приедет растрепанный, похожий на Энштейна патологоанатом и трясущимися руками протянет какой-то маленький, скомканный конвертик, со словами:       — Простите, совершенно из головы вылетело.       Закрыв дверь, Лиза пробормочет что-то вроде: «Ебнутый пиздец, мозги у него, блядь, вылетели». Пройдет вглубь квартиры, держа конверт в руках и не придавая ему никакого значения.       — Лиз, что это? — спросит Тушенцов, оторвавшись от компьютера и пустив свой взгляд на девушку.       — Сейчас узнаем, — девушка сядет на его место, на пушистом ковре, облокотившись на кресло. Пока она сфокусируется на приведении скомканного куска бумаги в нормальный вид, рядом с ней появится Руслан, который так же заинтересованно будет смотреть на неожиданное письмо.       Месяц — много. И если бы не Руслан, то она бы вскрылась ещё три недели назад. Простое сообщение набранное на разбитом экране, режущем пальцы в кровь, заставило Тушенцова принять всё на себя. Всё. Удары кулаками по груди, крики, обвиняющие его в смерти, разбитые тарелки и кружки, которые летели в него от ярости, исходящей из казалось бы такой маленькой девочки. Теперь ему приходится жить за двоих и часто проклинать Кашина за такую участь.       На лицевой стороне корявым почерком, говорящим о спешке человека, писавшего его, будет начеркано: «Раскрой, когда всё будет хорошо», а в правом нижнем углу, такими же кривыми буквами будет выведено: «Моей маленькой Лизе». Слезы уже подступят к горлу и будут готовы прыснуть из каре-зеленых глаз, цветом которых он восхищался.       — Раскрывай, — непривычно для него подрагивающим голосом, скажет Руслан. Девушка обернется на него, красными молящими глазами глянет на парня, а тот лишь настойчиво кивнет в ответ.       Вдох. Выдох.       Руки, привыкшие рвать подарочную обертку и вскрывать письма путем разрыва конверта на кусочки, будут аккуратно, странно для себя, раскрывать конверт. Оттуда вывалится небольшая бумажка с надписью тем же корявым почерком. Лишь прочитав пару строчек, из её глаз хлынут слёзы, заливая всё вокруг. Ком в горле остановит её дыхание, а старая рана заболит с новой силой, заставит вспомнить всё прочувствованное месяц назад. Руслан прижмет её к себе, а после сам дрожащими руками поднимет бумажку, и только, прочитав текст на ней, отбросит клочок как можно дальше и продолжит обнимать девушку, при этом сам будет лить скупые слёзы на её русую макушку.       А на бумажке корявым почерком будет выведено простое:

«Ты — то самое что-то ещё. Спасибо, что скрасила моё свободное паденье, моя маленькая Лиза»

Дорогая, ты загляденье, скрась мое свободное паденье… черт. Моя душа болит без девок, бабок и таблеток. Но на самом деле мне нужно что-то еще. Что-то еще. Что-то еще.