Та еще ночка

Каждый год накануне Саовины необычайно ярко светит луна. Таковы мои наблюдения, а им вы можете верить. На небе ни тучки, нет даже самого мельчайшего облачка. В предполуночный час никто не спит, и сквозь щели высоких домов пробивается свет – то жгут светильники разномастные горожане; жгут, не жалея сала, до самой зари. Чуть вдали от города, если пересечь реку и темные покрывала пшеничных полей, можно увидеть, что не спит народ и в деревне. У тех, кто не успел запастись салом, подрагивает в увешанных сухотравьем окошках хрупкое пламя свечи. Ах, деревня! Как же не любить твой чистый, подслащенный запахом свежескошенной травы воздух? А какое звездное здесь небо! Такого в городе вовек не увидишь. О местных прелестницах и говорить нечего, только разве что песни складывать: тут каждая вторая чаровница лесная, крутобедрая нимфа. Бывает, глянет такая исподволь, взмахнет разок ресницами – а у тебя уже сердце в груди замирает. И ведь главное, поживее будут иных заморенных корсетами городских модниц: и над шуткой похохочут от души, ничуть не стыдясь румяниться и широко раскрывать говорливый ротик. А какие у них формы! Кто ж не мечтал помять перстами мягкий, как лебяжий пух, девичий… Но, прошу меня извинить, я что-то отвлекся. Ночь разбухает, как брошенная в воду капля чернил, все гуще смешиваются краски, и вот наступает момент, когда в высокой траве вдруг затихают до того не смолкавшие кузнечики, а в темных древесных кронах обрывают трели соловьи. И вот уже воздух за окном вас не манит романтичной своей таинственностью, а свет в чужом окошке больше не кажется уютным и безопасным. Он обманчив и тревожен, как блуждающий огонек. Заплутавшему ночному гуляке тут обязательно примерещится, что он ступил на палубу тонущего в беспросветной тьме корабля. Стоит, однако, заметить, что лишь последнему дураку взбредет в голову в ночь Саовины затеивать прогулку. Кроме дураков на такое способны разве что ведьмаки да самые отъявленные пьяницы – последних же в эту ночь бабы держат под строгим присмотром. Всякий, кто родился с головой на плечах, знает, что неспокойно в этот час не только на кладбищах. Аккурат после полуночи вылезают из неведомых щелей кровопийцы-покойники и прочая нечисть. Не успеешь оглянуться, и вот уже мчатся они, пугая бродячих котов своей страшной тенью, туда, где не горит забытая по чьей-то оплошности свечка, и не блестит на подоконнике спасительная дорожка соли. Вы, конечно, можете мне возразить, что все это не более чем бабьи предрассудки. Неприятностей в любую ночь хватает, и если уж пробрался в дом недоброжелатель, то крепкая дубина охранит получше всякой свечки. В этом я с вами спорить ни в коем случае не стану, но свечку, уж не обессудьте, все-таки зажгу и соли не пожалею. Так как-то спокойнее. И вот еще что: не нравится мне тот домик, что у самой окраины, задником на речку выходит, ой, не нравится. Нутром чую, что-то здесь нечисто. Не верите? А вы присмотритесь получше. На первый взгляд, верно, от других ничем не отличается, даже соль на подоконнике имеется – издалека видать. Внутри свечка горит. Хотите заглянуть внутрь? Заглянем, почему нет. Или еще лучше: влетим через окно вместе со сквозняком, как будто мы сами бестелесные призраки. Получилось? Ловко! Ну, вот мы и здесь. Перед нами небольшая комната с покрытым паутиной очагом. Как видите, его уже давно никто не топил, и из-за этого в доме чертовски холодно. Над очагом настенные часы - предположительно с кукушкой. Однако, судя по виду, кукушка или какая другая птица давно уже покинула гнездо, и теперь им всецело завладели пауки. А паутины здесь жуть как много. Ее лохматые клочья, похожие на космы старой ведьмы, свисают тут и там с потолка, подстерегая неосторожных гостей в углах и в просветах между пыльной мебелью. Не знаю, как вас, а меня уже начинает тошнить. Что поделать, такая уж чувствительная у меня натура… Давайте лучше повнимательнее осмотрим очаг. Так, что тут у нас? Кучка золы, покрытая копотью кочерга… Нет, положительно ничего интересного. Но, помяните мое слово, что-то здесь неладно. Смотрим дальше. Шариться по углам мне особо не хочется по уже известной вам причине, но вот здесь, возле связки сухих трав, что-то тускло блестит. Вроде бы подкова. Точно, она, со сколотым левым краем – распространенный оберег. Как бы то ни было, сомневаюсь, что она приносила бывшим жильцам удачу. Судя по тому, о чем судачат местные, все вышло совсем наоборот. Пожалуй, лучше ее не трогать. Это я вам говорю наученный горьким опытом. Помнится, отправились мы с приятелем на рыбалку… Но это уже другая история. По центру комнаты стоит тяжелый, когда-то наверняка служивший предметом всеобщей гордости, деревянный стол с подгрызенными мышами ножками. На столе горит та самая свечка. Подтаявший воск блестит у ее подножия кривой лужицей. Если прищурить один глаз, можно подумать, что смотришь на башенку маяка посреди тихого озера. Есть тут еще одна дверца. Если распахнем ее пошире, то увидим спальню: в дальнем конце большая добротная кровать с балдахином, а у стены приютились две резные люльки с подвешенными над ними погремушками. Ну да, верно, жили тут четверо: гончар, жена гончара – по слухам, редкая красавица, и двое детишек. А вот что с ними дальше случилось – тут версии расходятся. Говорят, в канун прошлой Саовины хозяина не было дома, а в жену вдруг бес возьми и вселись: удушила малышей подушкой, а потом и себе воткнула в горло кухонный нож. Гончар, как вернулся и все увидел, тут же и повесился. Вот на этой самой балке, что вдоль потолочины тянется. Залез на стул, продел шею в петельку, да и прыгнул. Так и нашли их пару-тройку дней спустя, по запаху: его, почерневшего, с ногами в воздухе, ее в круге засохшей крови в углу, детишек каждого в своей кроватке. Бр-р-р, не поминать бы к ночи. БУМ! Мамочки, что это?! Надо бы повернуться, но что-то совсем не хочется. Давайте-ка медленно, на счет «три». Раз, два… Фу-у-ух, да это всего лишь часы! Но постойте-ка, с чего это они вдруг заработали? Слышите, как бойко тикают? Нет, хватит. Пора уходить. Да не троньте вы дверь, я же говорю: заколочена. А вот куда подевалось наше окно? Куда ни глянь - одни только стены. Скверно, очень скверно. Тик-так, тик-так… Громче, громче, и вот уже стрелки вертятся как сумасшедшие, а пламя свечи вдруг само по себе дергается как бы без всякого сквозняка. Боюсь предположить, кто и зачем эту свечу вообще зажег. И откуда, скажите на милость, на столе взялось блюдо с пряниками? БУМ! Вот ты ж черт! Да какие там пряники, это же… Проснулся я, как говорится, в холодном поту. Тут нелишним будет упомянуть, что заснул я сарае, куда нас со скрежетом пустили переночевать сквалыги-хозяева. Спутник-то мой, может, и привык к такому обращению, а вот я был оскорблен до самых глубин своего естества. Но ничего не поделаешь, такой уж неприятный нам попался люд. В деревне и в обычную пору все суеверные пуще некуда, а в такую-то ночь… М-да. В общем, пришлось мне изменить своим привычкам и почивать на стоге сена. Разбудил меня шорох, который, как я поначалу решил, мне примерещился. Но потом мутный мой после сна взор упал прямо на сидевший у меня на груди источник. Я заверещал и несколько раз махнул на него руками. Источник, оказавшийся огромной амбарной крысой, обиженно пискнул, шустро развернулся и был таков, взмахнув на прощание лысым червеобразным хвостом. Теперь шорох послышался уже сбоку. После него последовало четко различимое в тишине бранное слово. - Ты чего орешь, Лютик? Никак спятил? - Крыса, - выдавил я, все еще пытаясь совладать с ползающими по телу мурашками омерзения. – Вот такенная! - я развел в темноте трясущимися руками, показывая, каких размеров была крыса. Тут я слегка приврал для пущего эффекта. Зря старался, конечно. Ведьмака таким не возьмешь. - Брось заливать. Нажрешься чего попало на ночь глядя, потом сочиняешь. - Сам ты сочиняешь, - обиделся я. - Да и было бы чем, как ты соизволил выразиться, нажираться. Четвертый день сидим на сухарях и бобовой похлебке. - А чего ты ожидал найти в деревне? Трюфеля? Рябчиков в винном соусе? - Да хоть бы и рябчиков! А еще я ожидал, что у нас будет достаточно средств снять приличную комнату. - Ну-ну. Вернее будет сказать: ожидал, что у меня будет достаточно средств. - Ну, что ты, Геральт, опять за старое. Мы же как договаривались? Ты берешь меня с собой, обеспечиваешь нас всем необходимым, а я к зиме слагаю новую балладу о наших приключениях. Все довольны. - Если память мне не изменяет, я поставил условие, чтобы ты не мешался. Это включает в себя отсутствие нытья, дурацких советов и жалоб на пустой желудок. Да и содержать тебя я не подписывался. Дело принимало неприятный оборот. Я поспешил перевести все в шутку: - О, горе мне, горе! – заголосил я. - Видно, правду говорят о ведьмаках: нету у вас, сволочей, сердца. Только и ждешь, как помру я с голоду, чтобы присвоить мои косточки и сварить из них поганый эликсир. Геральт фыркнул, но, кажется, смягчился. - В любом случае, - сказал он, - завтра мы уезжаем. Местный староста тот еще жлоб. Веришь ли, аванс отказался давать наотрез – ни полмедяка. Оплата, говорит, только по предъявлению. А я что тут сделаю, если нечего предъявлять? Пустые байки, и больше ничего. Я задумался. - Но ведь с тем домом правда что-то нечисто. Четыре смерти за одну ночь – это тебе не шутки. - Несчастный случай. Женщина повредилась умом. Печальная история, но ничего сверхъестественного. - А как же мальчишка, про которого сказали, что намедни забежал туда и не вернулся? - Враки. Убежал он, скорее всего, к реке, что за домом, купаться, а там либо сам утонул, либо достался утопцам. - Дивлюсь я тебе, Геральт. То ты, значит, за каждую подозрительную щепку цепляешься, а то не видишь бревна в своем же глазу. - Какого еще бревна? При чем тут вообще бревно? - Да ты подумай: кто в своем уме пойдет купаться в такую погоду? - Откуда мне знать? Может, мальчик любил закаляться. - Ты тоже больно любишь закаляться, - не удержался я. – Пренебрегаешь очевидными уликами, а потом сиди я с тобой в стылом сарае. - А почему бы тебе вместо этого не пойти и не устроить пару концертов для местного населения? Заработал бы нам на пуховые перины. - Опомнись, Геральт, у этих сейчас разве концерты на уме? Сидят по домам, солью обложились, трясутся. - Ну, а вчера что тебе мешало? - Вчера я давал частные уроки. - Угу. И позавчера. Очень старательная у тебя ученица. Вся деревня вас слышала. - Позволю себе заметить, что у каждой профессии есть скрытые преимущества. Лично я не вижу ничего плохого в том, чтобы изредка ими пользоваться. Геральт хмыкнул и сделал движение, долженствующее означать намерение повернуться на другой бок и заснуть. - Слушай, - спохватился я. - Подожди. - Лютик, имей совесть. - Забыл сказать: этот дом мне только что приснился. Донельзя странный был сон. Возня на секунду прекратилась, прежде чем возобновиться вновь. - А что приснилось-то? Может, кто другой и не обратил бы на это внимания, но я достаточно давно знаю Геральта – и, кстати сказать, весьма неплохо – так что от моего тонкого слуха не укрылась проскользнувшая в сиплом голосе настороженность. - Да, в общем, ерунда. Только уж больно все было ярко, знаешь, ну будто наяву. И очаг, и та свечка… Правда, во сне она горела. Кровати… - Угу, и на каждой по голой бабе. Я насупился. - Могу не продолжать. - Извини. - Так вот, стою я в этой комнате с очагом, оглядываюсь. И отчего-то становится мне все больше не по себе. А потом вдруг те часы – ну, помнишь, которые настенные - как давай бить! Да так громко, что я во сне чуть не обделался. Геральт хмыкнул. - А точно не обделался? Ты бы все-таки проверил. Я проигнорировал дурацкую шутку – в том, что у ведьмаков они по большей части именно такие, я уже давно успел убедиться - исполнившись решимости довести рассказ до конца. - И вот я поворачиваюсь и вижу стол. На столе свечка, пламя дрожит, хотя ветра никакого нет. И, представляешь, откуда ни возьмись, вдруг на нем блюдо с пряниками, а потом они раз и обратились в черепа. - Пряники? - Черепа! - Ты сказал, там были пряники? - Ну, были. - Именно пряники? - Да что ты заладил? Я тебе про ужасы всякие, а ты «пряники». А еще говоришь, что это я повернут на еде… - Тише, Лютик, помолчи. Я покорно замолчал, а он, судя по виду, о чем-то глубоко задумался. Потом я едва не подскочил, потому что вдруг вспыхнул воткнутый в стену факел. Геральт встал и начал одеваться. Вид у него был мрачный – то есть, мрачнее обычного – а это, доложу я вам, зрелище препоганое. И тут я пожалел, что черт дернул меня за язык рассказать ему об этом сне. Только, дело ясное, было уже поздно. - Это ж чего только не приснится с голодухи, - сказал я, в последний момент решившись на хитрость. Но Геральт меня уже не слышал. С тихим шипением скользнули в ножны сталь и серебро. Все, похоже, оказалось куда серьезнее, чем я предполагал. - Геральт… - Оставайся здесь, Лютик. Я пойду прогуляюсь. Сказав это, он вышел за дверь. Вот уж нет! Я времени даром терять не стал. Вовсе мне не улыбалось сидеть одному среди крыс и пауков. Вы когда-нибудь видели амбарных пауков? Размеров они достигают невиданных. Один селянин божился, что как-то прихлопнул такого гада размером с кошку. И стоило мрачному другу моему выйти, как все вокруг немедля оживилось и зашуршало. Нет, к черту! Куда же, етить твою мать, подевались штаны? Схватив облепленный сеном предмет туалета и натянув его прямо так, не отряхнувши (что для меня дело неслыханное), я выскочил следом. Снаружи было стыло и холодно. Иного я и не ожидал, но все же одно дело ожидания, а совсем другое, когда на собственной шкуре случается осознать выражение «холодно, как у кикиморы за пазухой». Вдобавок ко всему моросил донельзя противный дождь, и я с тоской оглянулся на дверь сарая, где из-под щели выбивалась приветливая полоска света. Разумеется, Геральта уже и след простыл, но по счастью я знал, где его искать. Холодные, льющие за шиворот суконной рубахи струи придали мне резвости, так что до места я добежал за время поистине фантастическое, успев при этом, однако, порядочно запыхаться. Сразу бросилось в глаза, что в доме совершенно темно. Тут же заныло у меня под ложечкой – ощущение весьма неприятное, как бы говорящее «дурак ты, Лютик, дубина ты стоеросовая». Не было никакой соли на подоконнике, ставни были плотно закрыты, да еще и сверху досками заколочены – в общем, ну никак это не соответствовало увиденному мной во сне. Я поплелся к двери, в которой уже несколько дней зияла пробитая ведьмачьим знаком внушительная дыра. Ухватившись за остатки ручки, я потянул ее на себя и застыл на пороге, вперившись глазом в полную темноту. - Геральт, - позвал я шепотом. - Ты тут? В глубине дома что-то бухнуло, и я, приглушенно пискнув, тут же отскочил назад. Из темноты возникло смертельно бледное, невыспавшееся и небритое лицо. - Какого хрена ты за мной поперся? – приветствовал меня Геральт. – Я тебе что сказал? Сиди и не высовывайся. - Вот последнего ты, кстати, не говорил, - не растерявшись, заметил я, хотя еще секунду назад сердце готово было выпрыгнуть у меня из груди. Геральт смерил меня взглядом, и, пожалуй, не будь я с ним так близко и давно знаком, тут бы меня и след простыл. Но ваш рассказчик, друзья мои, не из робкого десятка. Так что взгляд его я выдержал с большим достоинством. - Ладно, - сказал он, наконец. – Заходи быстрее. Дверь закрой – смотри не развали. - Нашел что-нибудь? – спросил я, переступая порог и осторожно прикрывая за собой скрипучую дверь. В нос ударил затхлый, мертвый запах давно опустевшего жилища. Я заморгал, пытаясь хоть что-то различить в кромешной темноте. Потом вспомнил старый трюк, которому обучился еще мальчишкой, и, крепко зажмурившись, придавил пальцами веки. Открыв повторно глаза, я с удовлетворением отметил, что теперь могу различать силуэты предметов. У противоположной стены, где, как я помнил, был расположен очаг, склонилась знакомая тень. - В золе кошачьи кости, - пробормотал Геральт. – Готов поклясться, в прошлый раз их здесь не было. Сердце у меня подпрыгнуло. Неужели все-таки не ошибся, и вещий был сон? - Возможно, кто-то из местных мальчишек решил подшутить, - вполголоса продолжал тем временем ведьмак. – Но по всем признакам в дом уже давно никто не заходил. Пыль везде лежит ровным слоем. Мне всегда нравилось смотреть, как Геральт работает. Бывает, вцепится в душу страх, и начнут представляться всякие покойники да прочая гадость, а он и ухом не поведет, будет, как всегда, спокойным и рассудительным. И нет-нет, а даже вашему покорному слуге передастся капля-другая этого дивного спокойствия. - Когда там пропал этот мальчик? – спросил Геральт так тихо, что я даже не сразу понял, что обращается он ко мне. – Лютик? Так и будешь ворон ловить? - А? - Бэ. Когда, спрашиваю, пропал сын прачки? - Сказали, не далее, как на прошлой неделе, - ответил я, даже забыв обидеться. В самом деле, не мешало бы мне иногда быть повнимательнее. - Так… - я представил, как он, по своему обыкновению, хмурится, пока очередная шестеренка запутанной истории занимает свое место у него в голове. Когда это произойдет, он тут же, не меняя тона, разложит все по полочкам. - Нет, ерунда какая-то выходит. Тень встала, неслышно прошлась по комнате, остановившись в левом углу. - Вот здесь нашли эту бабу. Даже кровь кое-где не оттерлась, но это еще ни о чем не говорит. Похоронили ее на кладбище. Даже обратись она по какой-то причине стригой, были бы и другие признаки. И люди бы исчезали куда чаще. Нет, не то. - А мужик? – подсказал я. - Что мужик? - Ну, он же вроде как повесился. То есть, тоже, выходит, не своей смертью погиб. Может, он… - Нет, - перебил меня Геральт. – Исключено. - Но почему? - Не бывает мужиков-неупокоенных, если только это при жизни не был колдун. А в том, что наш гончар был колдуном, я очень сомневаюсь. Но все же кошачьи кости в камине – это странно. «Не то слово, странно», - подумал я, переминаясь с ноги на ногу. Не успел я додумать эту мысль, как снаружи мелькнула чудовищной яркости вспышка, на секунду выхватив из темноты все предметы, и будто бы сама земля содрогнулась от последовавшего за этим раската грома. А потом, совсем как в проклятом сне, звучно и протяжно ударили настенные часы. Я оглянулся. На столе по-прежнему стояла толстая свеча, но только теперь фитиль ее горел бойко и ровно, а желтоватый воск каплями стекал на столешницу. - Черт знает что такое… - пробормотал я, с трудом удерживаясь от того, чтобы не осенить себя охранным знамением. Геральт не ответил. Ему вообще, похоже, было не до меня. - Долго будем в прятки играть? - спросил он, обводя глазами комнату. Тут мне сделалось совсем не по себе. - Геральт? Ты с кем это разговариваешь? - Я знаю, что ты здесь. Хватит морочить мне голову. Я как-то незаметно для себя начал отступать к двери. Мы с Геральтом частенько попадали в передряги, и в нескольких памятных случаях все едва не обернулось для нас смертельным исходом, но это было что-то совершенно иное. В голосе Геральта, помимо привычной сухости, я уловил тщательно сдерживаемое, похожее на страх, напряжение. Не могу этого объяснить, поэтому придется вам поверить мне на слово: с тем, к кому обращался ведьмак в тишине мертвого дома, я предпочел бы никогда не встречаться, да и вам не советую. В общем, ужас меня обуял недетский. Когда зашевелилась в углу еще одна тень, я попятился еще дальше – ничего хорошего я там увидеть не ожидал. И тем больше было мое изумление, когда в круг света вышел не страшный призрак, не пучеглазое свирепое чудище, а самый что ни на есть обычный человек в незатейливой и даже несколько поношенной одежде. - Геральт из Ривии, - сказал новоприбывший, оглядывая нас обоих веселым, поблескивающим взглядом. – В наблюдательности тебе не откажешь. Ловок ведьмак, а? Последнее он сказал, обращаясь уже непосредственно ко мне. А я, в свою очередь, застыл в недоумении. Чтобы вам было ясно, в тот момент меня разрывали весьма противоречивые чувства: та часть меня, которую принято относить к животным инстинктам, рвалась немедленно бежать, даже если пришлось бы для этого пробить головой заколоченное окно; другая часть, в народе именуемая здравым смыслом, ей в противовес заявляла, что ничего страшного в ночном визитере нет и, имея под боком ведьмака, волноваться тут совершенно не о чем. К тому же и сам означенный визитер устрашающего впечатления отнюдь не производил, а напротив, лучился неподдельной радостью и дружелюбием, а на Геральта и вовсе смотрел как на старого, давно уже не виданного приятеля. Правда, Геральт отчего-то совсем не разделял этой радости. - Чего тебе надо? – спросил он – или, скорее, процедил сквозь крепко сжатые зубы. Нет, определенно раньше я его таким не видел. - Очарователен, как всегда, - ничуть не смутившись, подытожил незнакомец. – Хоть бы представил меня спутнику. - Лютик, выйди вон, - сказал Геральт. Я остался стоять, где стоял. Что-то мне подсказывало, что выйти вон у меня не получится и при всем желании. А новоприбывший, между тем, подошел ко мне и вежливо, не без изящества, поклонился. - Раз уж манеры подводят нашего общего знакомого, я сам возьму на себя смелость представиться, - сказал он, пожимая мою одеревеневшую руку. – Гюнтер о’Дим, к вашим услугам. В народе меня окрестили Господином Зеркало. Приятно вживую встретиться с мастером. «Какое странное прозвище», - подумал я. – «Да и сам он чудной» Объект моих размышлений замер, слегка склонив голову набок, как бы ожидая от меня определенной реакции. - Очень… приятно, - наконец, нашелся я, стряхнув с себя уже порядком осточертевшее оцепенение. - Ах, - Гюнтер о’Дим вздохнул. – Я вижу, Геральт вам ничего обо мне не рассказывал. А жаль. Могла бы выйти, не побоюсь этого слова, дьявольски хорошая баллада. - Оставь его в покое, - сказал Геральт. Был он ну точь-в-точь сердитый кот, только без хвоста и шерсти. - Мне кто-нибудь объяснит, что происходит? – спросил я, чтобы раз и навсегда положить конец этому очевидному недоразумению. - Браво, господин музыкант! – с энтузиазмом воскликнул мой новый знакомый. – Вы поставили совершенно правильный вопрос. Геральту не мешало бы почаще к вам прислушиваться, а не считать просто досадной обузой. Надо признать, это вскользь брошенное замечание меня задело. Наверное, потому что в нем была – и притом немалая – доля правды. - Однако же не будем омрачать столь приятную встречу ссорой, - сказал о’Дим, внезапно меняя праздный тон на деловой. – Вы, значит, изволите знать, как обстоят дела? - Мы ничего не изволим знать, - ответил за обоих Геральт. – На этот раз у тебя нет никаких причин втягивать меня в передрягу. Ни я, ни, тем более, Лютик тебе ничего не должны. - Упаси меня боги, Геральт, ни в какую передрягу я вас втягивать не помышляю. Вы и без меня прекрасно справились. Назвавшийся Господином Зеркало отошел к столу и с залихватской непринужденностью запрыгнул на него, устроившись нога на ногу на крепкой его поверхности и окинув каждого по очереди заговорщицким взглядом. Я прокашлялся. - Так вы давно знакомы? Геральт посмотрел на меня так, как если бы желал собственноручно вырвать мне язык. Взгляд этот показался мне весьма неприятен. В самом деле, что это он, совсем за дурака меня держит? А ведь не будь моих баллад, так и остался бы безымянным убийцей чудовищ, и никто бы и знать не знал, кто такой этот Геральт из Ривии. Я повторил вопрос. - Не так уж и давно, если подумать, - ответил о’Дим, лениво пробегая пальцами сквозь пламя свечи. От этого движения на потолке зашевелились тени. – Но это Геральт тебе сам расскажет, если захочет. От меня не ускользнуло, как быстро произошел переход от почти карикатурной вежливости до безразличной фамильярности. И тут я понял, что для этого человека – да полно, человека ли? – я не более, чем крохотная букашка. Раздавит и не заметит. - Зачем ты пришел? – спросил Геральт. Голос его звучал устало. О’Дим, словно бы в удивлении, поднял брови. - Да разве обязательно нужен повод? А вот представь себе - не зачем. Просто так. Посмотреть, так сказать, на профессионала за работой. Геральт ему явно не поверил. - И все? - Дорогой мой, ты ранишь меня в самое сердце. Разве я когда-нибудь тебе врал? На это Геральт ничего не ответил, а я смотрел на этих двоих и задавался вопросом, какие же могли их связывать отношения. - Ну, и как идет осмотр? – полюбопытствовал тем временем о’Дим. Похоже, он был из тех, кого абсолютно не смущает молчание собеседника, и кому пуще прочих приятен звук собственного голоса. Вместо ответа Геральт сделал вид, что его вдруг заинтересовали настенные часы, мимо которых ранее он ходил с совершеннейшим равнодушием. Я же больше вмешиваться не собирался, но вдруг услышал, как почти против воли открывается мой рот: - Мы были здесь прошлым утром, но ничего не нашли. А потом мне приснился сон, где я… - Да, мне это известно, - перебил меня о’Дим. Я не стал спрашивать откуда ему это известно, а почему-то сразу поверил на слово. - Значит, сон – твоих рук дело? – с явной неохотой подал голос Геральт. О’Дим усмехнулся, блеснув темными и тягучими, как черная смола, глазами. - Может, и моих. - Ты же сказал, что тебе ничего от нас не нужно. - Верно, ничего. Более того, на этот раз я пришел сам оказать тебе услугу. - Нет, - быстро сказал Геральт. – Обойдемся без твоей помощи. - И все-таки ты в тупике, - заметил о’Дим. – С этим-то, надеюсь, не будешь спорить? Геральт вздохнул. - К чему ты клонишь? - Ровно год назад проживавшая в этом доме семья ушла из жизни при весьма загадочных обстоятельствах, - в наступившей тишине заговорил о’Дим. - С тех пор по деревне прокатилась волна странных смертей. Последнюю жертву, одиннадцатилетнего сына прачки, нашли именно здесь. Мальчик лежал, уткнувшись головой в камин, лицом в золе. Причина смерти – удушье, но следов нападения нет. Местные, понятно, в панике… - Не знал, что тебя волнуют проблемы местного населения, - буркнул Геральт. - Разумеется, волнуют. Меня вообще всегда интересовали проблемы простого человека. Пожалуй, я не слишком покривлю душой, если скажу, что принимаю их крайне близко к сердцу. - Ну хватит, это не смешно. - Остается вопрос, - продолжил Господин Зеркало, словно его и не прерывали. – Как долго это будет продолжаться? И, что еще важнее, как положить конец этому безобразию? Говорил он, словно актер на сцене, играя интонациями и разбавляя слова многозначительными паузами. При всем своем красноречии и владении слогом я готов был признать, что и рядом с ним не стоял. «Да кто же он все-таки такой?» – думал я мимоходом, исподтишка разглядывая этого на вид ничем не примечательного господина. - «Вон как любит рисоваться». Тут он посмотрел прямо мне в глаза – открыто и насмешливо, словно бы каким-то непостижимым образом услышал мою мысленную реплику. Я вздрогнул и отвел взгляд. - Кошачьи кости… - вдруг сказал Геральт, тем самым спасая меня от конфуза. - Очень хорошо, - кивнул о’Дим. – Как давно они здесь, по-твоему, лежат? - Судя по состоянию, как минимум около года. - Интересное совпадение, не так ли? - Но это невозможно. Я дважды осматривал дом с тех пор как мы приехали. Их здесь не было. - А может, кто-то просто очень хорошо их спрятал? Геральт нахмурился, в первый раз за все время встретившись с ним взглядом. - Ничего не понимаю. Ты хочешь сказать, что кто-то из местных в этом замешан? - Я хочу сказать, что на ту пору кому-то могло быть невыгодно твое вмешательство. Геральт задумался. Потом лицо его приобрело уже знакомое мне выражение. - Кошек часто используют в ритуальных жертвоприношениях, - сказал он. О’Дим улыбнулся. - Теплее. - У жены были способности, верно? Скорее всего, по материнской линии. Значит, это она заключила с тобой сделку? - О, и еще какую. Нет предела человеческой жадности. Потребовала у меня бессмертия, всемогущества, и, как говорится, полцарства в придачу. - И что же ты? - А как ты думаешь? Я всегда даю, что просят. Только заплати цену. - И что ты попросил взамен? Снова улыбка – на этот раз куда более неприятная. - Боюсь, это конфиденциально. Но, как ты уже наверняка понял, заплатить она не смогла. А я, увы, не даю кредитов. И вот тут-то меня проняло. Все вмиг стало на свои места. Комната закружилась, но я устоял. Все-таки чертовски обидно было бы грохнуться в обморок в такой момент. Это вам не козла в конопляном поле ловить. - Она убила своих детей, - сказал Геральт. – Это тоже было частью сделки? О’Дим кивнул, на этот раз без улыбки. - Согласись, бессмертие – вещь серьезная. - Так почему же она убила себя? Ведь она выполнила твое условие? - Первое условие. Оставалось еще второе. - Ага. Значит, она должна была убить еще и мужа. Что ей помешало? - Как знать? Иногда человеком ни с того ни сего завладевает безумие. Возможно, это случилось, когда бедняжка в полной мере осознала, что натворила. Говорят, не так-то легко задавить в себе материнские чувства. - Какой же ты все-таки подонок, о’Дим. - Забавно слышать такое от ведьмака. - Ну, хорошо. Допустим, ты обрек ее на вечные муки, или как это обычно бывает. Но причем тут все эти последующие смерти ни в чем не повинных людей? Сын прачки за год был двадцать шестым. Господин Зеркало пожал плечами. - Досадный побочный эффект. Не мне тебе объяснять, сколько негативной энергии собирается на месте подобных происшествий. Считай это чем-то вроде эха. Через пару лет уляжется. Наступила тишина. Все это время я стоял, затаив дыхание и совершенно позабыв обо всем, поэтому, когда скрипнула под моим весом подточенная временем половица, я едва не подпрыгнул. На это никто не обратил внимания. - Ладно, - сказал Геральт. – Все ясно. Похоже, здесь нет смысла вмешиваться. К утру мы отсюда уедем. Бывай, о’Дим. - Постой. Геральт обернулся. Похоже, он сам не очень-то верил, что нам удастся вот так просто разойтись. - Сегодня особая ночь, - темные глаза заблестели чуть ярче. – И, хотя не в моих правилах прощать долги, я готов пойти на небольшую уступку, потому что однажды ты сослужил мне хорошую службу. Я не забываю тех, кто был мне полезен, Геральт. - Неужели ты собираешься отпустить их души с миром? Господин Зеркало рассмеялся. От этого смеха у меня по спине поползли мурашки. Если когда-нибудь меня спросят, как, по моему мнению, должен смеяться дьявол, теперь я знаю ответ. - Ну ты и скажешь тоже! – проговорил он, отсмеявшись. – А хоть бы и так, допустим. Только отпускать их буду не я, а собственно вы. - Лютика в это не впутывай. Тут я счел нужным вмешаться. - Я никуда не пойду. О’Дим улыбнулся. - Видишь, Геральт, как тебе повезло с друзьями? Не каждый может такими похвастаться. А вообще я бы так не волновался. Уверяю тебя, задача перед вами стоит весьма простая, и вы оба с ней прекрасно справитесь. - Какая задача? – спросил я, желая опередить Геральта, который уже открыл рот, чтобы выдать очередную грубость. Мне не хотелось злить нашего собеседника. - А, - сказал тот, потирая руки. - Вот мы и подходим у самому интересному. Вы, друзья мои, будете печь пряники. Последовавшая далее немая пауза говорила, пожалуй, лучше всяких слов. Сами можете представить наше изумление. Уж всего мы ожидали, но только не этого. - Пряники? – переспросил я. - Пряники? – эхом откликнулся Геральт. – Это что, шутка? - Вовсе нет. - Простите, конечно, - сказал я. – А зачем это нужно? - Как это зачем? - удивился о’Дим. – Это же единственный способ снять висящее на доме проклятье. Я недаром сказал, что ночь сегодня особенная. Знакомы ли вам традиции? - Ерундой себе голову не забиваем, - процедил Геральт. - На Саовину, точно, пряники пекут, - припомнил я. – Чтобы задобрить непокойные души. Господин Зеркало поглядел на меня с уважением. - Говорю же, Геральт тебя страшно недооценивает. Не желаете ли пойти ко мне в оркестр, господин менестрель? Я побледнел, а о’Дим снова рассмеялся. - Ну-ну, не стоит принимать все так близко к сердцу. А насчет традиций – все совершенно верно. Если хотите положить конец смертям, вам придется испечь пряники. - Из чего? – спросил Геральт, не скрывая сарказма. – Из мышиного помета? - Искренне надеюсь, что ты знаешь и другие рецепты, - усмехнулся о’Дим. – Самому же потом это есть. Геральт выругался и ухватил с полки глубокую глиняную миску – благо, в доме гончара таких хватало. - Поищи муку, - бросил он мне через плечо. Часы на стене снова ожили, отсчитав два удара. - До рассвета не так долго, - предупредил нас Господин Зеркало. – Лучше поспешите, иначе уже ничего не поправишь. Я бросился выдвигать один за другим всевозможные ящички в поисках нужных ингредиентов. Страха больше не было, а охватило меня даже некое странное чувство, сродни творческому вдохновению. Нашедши все необходимое, принялись мы скидывать в одну миску: соль, сахар, корицу, муку и заливать все это водой из Геральтовой фляги. Потом не без труда разожгли отсыревший очаг, куда и отправились слепленные нетвердой моей рукой уродливые комки. Вскоре, черт знает почему, по дому распространился такой запах, что, как говорится, хоть в петлю полезай. Пахло так, словно кто-то одновременно поджег кучу отрезанных волос и ногтей – и вот теперь этот гадостный душок клубился у потолочных балок беловатым дымом, а у меня только что глаза на лоб не лезли – и не столько от самого смрада, сколько от ужаса, что мне придется вкусить плоды наших кулинарных экспериментов. Господин Зеркало за все это время так и не переменил позы, следя за процессом с ленивым любопытством. Часы еще успели пробить три раза, и совсем уже тошно стало от смрада, когда пряники, наконец, были объявлены готовыми. Но вот так чудо – стоило вынуть их из печи, как стало ясно, что запах от них шел вполне сносный – то есть, такой, какой и должен быть у пряников. - Куда ставить? – поинтересовался Геральт. Выглядел он совершенно измученным. Таким я его не видел даже когда он возвращался после особо трудного заказа. Воистину, верно в народе говорят: что бабе в радость, то мужику – проклятие. - На стол и ставь, - подсказал Господин Зеркало. Когда поднос был водружен на нужное место, и остатки прежнего смрада окончательно испарились, он сказал: - А теперь помянем хозяев. Он подцепил с подноса крайний обгоревший пряник весьма любопытного черно-бурого цвета. Поколебавшись, мы с Геральтом последовали его примеру. Дымящийся кусок теста обжигал мне пальцы, и, не желая более продлевать мучений, я укусил его в подгоревший твердый бок, и тут же на зубах у меня мелко заскрипело нечто приторно-рассыпчатое. Тут я страстно позавидовал Геральту, который в этом смысле был предо мной в огромном преимуществе – уж ведьмаку-то не впервой глотать всякую гадость. Терзаемый такими мыслями, я дожевал несчастный пряник, и лишь упавшие на стол несколько крошек теперь выдавали его недавнее существование. - Итак? – нарушил тишину Геральт. - Что? – безмятежно отозвался о’Дим. Свой пряник, в отличие от нас, он доел с видимым удовольствием. - С проклятием покончено? Тут гость наш снова начал смеяться. Смеялся он громко и от души, а Геральт, в свою очередь, сидел с каменным лицом, дожидаясь, когда пройдет сей приступ. - Ох, уморил, - проговорил, наконец, Господин Зеркало, театрально утирая невидимые слезинки. - Будь спокоен, Геральт – отныне ни одна завалящая кикимора сюда не явится. За сотню миль будут обходить деревню. Вот тебе мое слово. Услышав это, Геральт немного расслабился. Медленно, даже как-то торжественно кивнул. - Хорошо. Все еще посмеиваясь, наш гость поднялся и принялся по очереди жать нам руки и раскланиваться, словно были мы не в заброшенной хате, а на каком-нибудь званом балу. - Очень, очень рад знакомству, - сказал он мне. Рукопожатие у него было сухим и горячим, и мне показалось, будто я сунул руку в не до конца раскалившуюся печку – странное ощущение, с тех пор еще не раз меня посещавшее. А потом со словами «до встречи, ведьмак», он без всяких дальнейших ужимок просто исчез. Раз – и не стало его, как в воздухе растворился. И сразу стало тихо и спокойно. Дом казался теперь совершенно обычным заброшенным домом. Покрытые паутиной часы больше не тикали, исчезло и недоеденное блюдо со стола, осталась одна только неутомимая свечка. Геральт молча протянул мне флягу. Я принял ее, так же без слов, и, не поморщившись, отхватил пару серьезных глотков ржаной водки. - Н-да, - сказал я спустя какое-то время. – Так кто… - Лучше не спрашивай. Я не стал спорить. Деревню мы покинули чуть рассвело, никого ни о чем не предупредив. Я заикнулся было о деньгах, но Геральт мне объяснил, что от старосты их все равно не получишь, потому как для того требовалось предоставить трофей, а трофея-то у нас никакого не было. Я ехал сбоку от него на купленной по дешевке пегой лошади и задумчиво догрызал кислое яблоко. Несмотря на то, что нормально ели мы больше суток назад, аппетита не было ни у того, ни у другого. - Ты действительно веришь, что смерти теперь прекратятся? – спросил я, когда мы пересекали хлипкий деревянный мостик. Утро было холодным, но сквозь обрывки туч проглядывало редкое осеннее солнце. На удивление хорошее выдалось утро. - Верю, - коротко сказал Геральт. Глаза он держал прикованными к дороге, и больше никуда не смотрел. Я замялся, раздумывая, стоит ли озвучивать мучавший меня вопрос, но потом решил, что все-таки стоит. - Мне показалось, твой вчерашний знакомый просто посмеялся над нами. Больно странный уж вышел ритуал. Ответ его меня удивил: - Конечно, посмеялся, - сказал Геральт. – Где это видано: бороться со злом пряниками? - Тогда почему ты так уверен в том, что больше ничего не повторится? - Все просто. Он всегда держит свое слово. Я помолчал, а потом спросил еще: - Геральт, скажи честно, мы вчера повстречались с… Тут он в первый раз за все утро поднял голову и посмотрел на меня. Под пристальным взглядом его желтых глаз мне сделалось неуютно. - Да. И больше, пожалуйста, не будем об этом. - Вот те раз… - сказал я, а потом каждый из нас надолго замолчал, предавшись своим мыслям. «А ведь он прав», - подумал я, пуская лошадь рысцой по окруженному пшеничными колосьями тракту. – «Могла бы выйти дьявольски хорошая баллада».