Скрипачка.

Четыре года назад пришло письмо из Венской консерватории. Айною Монтеро, что с пяти лет не выпускала из рук скрипку, приняли на обучение. Туда, куда съезжаются студенты со всего мира, самые талантливые студенты. И вот, держа в руках письмо, она буквально летела домой – обрадовать родителей, которые и не знали, что дочь поступала в Венскую консерваторию – не сказала им специально, особо и не надеялась, что ее возьмут. Дома ее встретила тишина. Из кухни не доносились приятные запахи, а из гостиной не слышался веселый голос Валерии, которая озвучивала своих кукол. «Может, ушли гулять? – подумала Айноа. – Все-таки выходной день». И она направилась на кухню, чтобы заварить себе чаю и немного прийти в себя от эмоций, обуревавших ее. По пути на кухню девушка уже видела себя на огромной сцене с неизменной скрипкой, которая, кажется, была ей и левой рукой и правой – по крайней мере, без этого музыкального инструмента она уже не представляла себя. И вот, она стоит на сцене, заканчивает играть и улыбается зрительному залу, который рукоплескает. И на нее сыплются букеты цветов, она даже не успевает собирать их все… На кухне сидел папа. И был он какой-то… пустой, что ли. Сложно сказать. Только в такие моменты сразу ясно, что произошло что-то плохое, может, даже непоправимое. Айноа вздрогнула, отогнала дурацкие мысли, но конверт спрятала в карман и, подойдя к отцу, наклонилась и крепко обняла его со спины, словно бы надеясь, что он сейчас улыбнется ей и скажет, что просто устал. Но он не улыбался и ничего не говорил – он молчал, и его молчание угнетало девушку настолько, что она резко отстранилась от него, вскинула руки и воскликнула тихое «папа», будто спрашивая его, что случилось. А отец, опустив голову на руки, отозвался еле слышно: - Мама в больнице. Айноа не поняла. Она и сама ходила в больницу – к терапевту, когда заболевала, или к дантисту, когда мучили зубы, да и к окулисту нужно было наведываться довольно часто – зрение у нее никогда не было особо хорошим. И в ту секунду, судорожно соображая, что же так сильно могло расстроить папу, она поняла. Поняла и не приняла, даже думать об этом не собиралась, у нее закружилась голова, внутри образовался жуткий тугой ком, который сжимался постепенно, а ноги и руки наливались свинцом, передвигать ими было невозможно. Айноа хотела заткнуть уши – лишь бы не слышать, что скажет отец сейчас, - но ладони не слушались, и девушка стояла, не двигаясь, словно бы ожидая приговора. - Маму забрали в больницу. У мамы рак. Айноа быстро смахнула соленые капли со щек, что пришли вместе с воспоминаниями. Давно она уже не «прикасалась» к ним, гнала прочь, только бы они скрылись в недрах памяти и никогда, больше никогда, оттуда не приходили. Нужно собираться, на семь у них заказан столик. Почему все столики обычно заказывают на семь? Это традиция такая, интересно? Айноа подошла к одному из чемоданов и покачала головой. Нет, там все мятое, в ресторан в таком не пойдешь. Тогда она направилась к шкафу и, распахнув дверцы, вздохнула. На вешалке изящно висело неброское платье, по моде годов эдак девяностых. Это было платье ее матери, единственная вещь, которую она захотела оставить себе, которую мама буквально «завещала» ей – это было мамино счастливое платье, так она его называла. Никогда Айноа не надевала его, ей казалось, что оно задушит ее всю, задушит горечью и чем-то бесконечно родным, тем, что так рвется у нее изнутри. Но делать было нечего – это платье было единственным выходом, и девушка спешно влезла в него. Сшито оно было как по ней, и она, распустив волосы и прокрутившись перед зеркалом, вышла из комнаты. На первом этаже бегала Валерия, давая папе ценные указания. - Нет, папа, эти запонки сюда не подходят! – услышала Айноа голос младшей сестрички. – Господи, папуля, ты без Хулии совсем ничего не можешь! Она тебя, наверняка, всего одевает! - Валерия, - несколько недовольно перебил дочку Рикардо. – Что ты такое говоришь? - То, что все вы, мужчины, одинаковые… Папа, что за ужасный галстук?! – закричала девочка. – Снимай его немедленно, Господи, я сейчас принесу темно-синий из вашей спальни. «Вашей спальни», - невольно отметила Айноа и принялась медленно спускаться. Валерия, которая, наоборот, поднималась, успела сообщить: - Офигительно выглядишь! Айноа улыбнулась и проследовала в гостиную, где подбирал себе запонки отец. Она приблизилась к нему и поинтересовалась: - Позволишь выбрать мне? - Конечно, - растерянно отозвался Рикардо, поднимая глаза на старшую дочь. – Господи… Айноа! – Он даже побледнел от волнения. – Ты надела это платье? - Просто все мое мятое, - словно бы оправдываясь, произнесла Айноа. - Тебе так идет, ты просто вылитая мама. – Рикардо в порыве чувств обнял девушку и, сомкнув на секунду веки, вспомнил, как познакомился с ее матерью. Это было в парке, теплым летним вечером, когда он сидел на скамейке и готовился к экзаменам. А она шла мимо, такая милая, приковывающая к себе взгляды многих прохожих, будто бы героиня какого-нибудь старого романтического фильма. И он тогда решился подойти к ней… - Папа! – Валерия, сбегавшая за галстуком, вырвала его из пучины воспоминаний. – Наклонись, - потребовала она, - я завяжу тебе галстук. - А ты умеешь, Принцесса? – искренне удивился Рикардо, послушно наклоняя голову. - Хулия меня научила, - похвасталась Валерия, мгновенно завязав галстук. Айноа хотела попросить сестренку не упоминать больше это имя хотя бы сегодняшний вечер – ведь это ее вечер! – но не решилась, заметив счастливый блеск в глазах малышки. - Да, сколько у тебя, оказывается, талантов! – улыбнулся Рикардо, подхватывая девочку на руки и целуя ее в макушку. – Что ты еще умеешь делать такое, о чем папа не знает? - Ой, пап, ты и половины не знаешь того, что я умею! – довольно улыбнулась Валерия. – Айноа, давай к нам! – кивнула она старшей сестре, и та, засмеявшись, обняла их. Семья – это все, что у нас есть. И очень здорово проводить с ней все свободное время. - Хулия, дорогая, да на тебе лица нет! Проходи скорее! – воскликнула Саломея, только завидев подругу на пороге. – Что случилось? Хулия медленно стянула босоножки, ничего не отвечая. Говорливая и хозяйственная ее подруга забеспокоилась, кажется, еще больше: - Дорогая, немедленно расскажи мне, что у тебя произошло. Ой, что же это я? – опомнилась она и сокрушенно покачала головой. – Пойдем на кухню, я как раз заваривала чай, а торт у меня свежий! Пока мои мужчины на работе, мы можем позволить себе немного лишних калорий, а? – подмигнула женщина. - Саломея, - с трудом выдавила ее имя Хулия и вновь замолчала. - У-у-у, чувствую, понадобятся не просто лишние калории, а еще и лишние градусы, - протянула Саломея. – Давай на кухню, там разберемся. На кухне у гостеприимной хозяйки, как всегда, что-то варилось и жарилось, кипел чайник, холодильник был заполнен, а вся посуда чисто вымыта. Болтая что-то успокаивающее, кажется, «о своих мужчинах», Саломея умудрялась помешивать суп, наблюдать за рыбой в духовке. А еще она налила Хулии чашку крепкого чая, а себе накапала «чуть-чуть за здоровье подруги», как выразилась она сама, быстро опрокинув стаканчик. - Я смотрю, у тебя тоже не все гладко? – усмехнулась Хулия, с удовольствием выпивая предложенный чай. - Да у кого из нас сейчас жизнь-то идеальная? – усмехнулась Саломея, снимая фартук и выключая плиту. - Что-то случилось? – почувствовала неладное Хулия и, не дождавшись ответа подруги, потребовала: - Расскажи, Саломея! Я тебе, в конце концов, не чужой человек. Саломея вздохнула, потеребила хвост коротких давно крашенных волос на затылке и отозвалась с такой интонацией, словно говорила о секретном объекте, о котором распространении информации грозит виселицей: - Все дело в Роберто, Хулия. Хулия вздрогнула, а женщина, сидя напротив, продолжила: - Он сам не свой, он постоянно в работе, я не могу на него смотреть. Он приходит домой… И, Боже, на него невозможно смотреть. Теперь он живет один – купил квартиру неподалеку, но все равно часто заходит: не все же ему одному сидеть. - А девушка? – осторожно поинтересовалась Хулия. – У него же есть девушка? - Кто? – с грустной улыбкой переспросила Саломея. – О девушках он забыл в тот самый день… - Она умолкла. «Тот самый день» они обе прекрасно помнили. - Только не говори, что его теперь интересуют мужчины. - Дурочка. Его интересуешь только ты. - Я замужем, - напомнила Хулия. - Я знаю. И он знает. – Саломея снова поднялась на ноги и, надев фартук, достала из холодильника овощи. – Только ты же в курсе, кто такой мой брат. - И кто же? – невольно полюбопытствовала она. - Однолюб, - был ответ, и Саломея принялась быстро-быстро тереть морковь, словно бы вымещая на ней все свое отчаяние. Младший брат Роберто, за которого она всегда отвечала в детстве и юности, сейчас был ей неподвластен: она ничего не могла сделать с тем, что с ним творится. Не могла уговорить, помочь, найти ему новую девушку, наконец… Это было ей не под силу. – А что там у тебя? – спросила она попутно, бросая натертую морковь в миску. - У меня? – растерянно откликнулась Хулия. – Я ушла… Ушла от Рикардо. Терка резко приземлилась на пол. Саломея, не веря своим ушам, решила удостовериться в словах подруги: - Что, прости, сделала? - Да нет, нет, не навсегда, конечно. Просто к нему вернулась старшая дочь… И ей совсем не нравится мое присутствие дома. Саломея сердито всплеснула руками. - Нравится, не нравится… Вы женаты, Хулия, и ты имеешь на Рикардо такое же право, как и она! И жить в этом доме – тоже! Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к твоему браку, - недовольно сощурилась она. – Но терпеть еще и выходки какой-то девчонки. - Ей непросто сейчас, - покачала головой Хулия. – Она потеряла мать четыре года назад, вернулась, а отец с другой… Это сложно воспринять. Ей нужно время. - Твое милосердие, дорогая, оно когда-нибудь загонит тебя в могилу, я точно тебе говорю! Сколько можно всех жалеть, входить в ситуации всех?! Ты тоже человек, и ты вправе делать то, что хочешь, и жить – с кем хочешь. Тем более – с собственным законным мужем! - Да, но сейчас я хочу пожить одна, чтобы не мешать Рикардо и Айное. Им трудно будет наладить отношения, вернуть их в то русло, которое было четыре года назад. И без меня они справятся гораздо скорее, - с легкой полуулыбкой отозвалась Хулия. - Не знаю, мне не кажется это хорошей идеей, - с сомнением протянула Саломея. - Брось, это отличная идея, - возразила Хулия. – Тем более, каникулы подходят к концу – через пару дней мне придется выйти на работу, я тоже отвлекусь. И, быть может, загляну к Роберто. – Она поднялась из-за стола. - Нет, Хулия! – перехватила ее руку Саломея. – Ты сделала ему слишком больно тогда. Не думаю, что он будет рад тебя видеть. - А вот я просто уверена, что чисто дружеская поддержка ему сейчас не помешает. Мы с ним хорошо общаемся. - Ты думаешь, он и правда относится к тебе так, как ты относишься к нему? Как к другу? Хулия, детка, сколько тебе лет? - Перестань! – сердито воскликнула Хулия. – И хватит контролировать наши отношения. - Ты замужем – сама, между прочим, говорила мне об этом три минуты назад. У твоего мужа две дочери, у вас когда-нибудь будут общие дети. – Она выдержала паузу. – Не думаю, что возобновление каких-то отношений с Роберто – пусть даже и дружеских – пойдут вам обоим на пользу. - Ты просто ничего не понимаешь, - нахмурилась Хулия. - Ну да, куда уж мне до тебя, - усмехнулась Саломея, счищая с картошки кожуру. – Только учти, что ты снова можешь сделать Роберто больно – и вряд ли он простит тебя на этот раз. - Я не собираюсь делать ему больно, я только хочу помочь! – Хулия подхватила сумочку и, не попрощавшись, ушла из дома подруги. В ресторане было шумно, ибо довольно много народу собралось отдохнуть в субботний вечер. Семья Монтеро все же нашла укромное место у окна и, сделав заказ, удобно устроилась на мягких диванчиках. Айноа много рассказывала. Об обучении, о концертах, о цветах, которые ей дарили, об учителях, самых лучших, собранных со всего мира. И весело тараторя все это, она не рассказывала о главном: о тоске по дому; о чувстве вины; о том, что никто рядом не говорил по-испански; о том, что она больше молчала, и ей казалось, что единственный ее друг там – это скрипка… - А парень? Айноа, у тебя был там парень? – выпалила Валерия, перебив далеко не веселые мысли сестры. Айноа улыбнулась: - Нет, Принцесса. Мне было не до парней. Только сердце заколотилось сильно, затрепетало все внутри, и образ человека, который был с ней вместе на протяжении двух с половиной лет… Он, оказывается, не исчез. Она не выбросила его. - А я теперь хожу в театральную студию! – похвасталась Валерия. - Да ты что?! – воскликнула Айноа. – Как здорово, малышка! И что, у вас есть сейчас какой-нибудь спектакль? Что вы ставите? - Сказки, мы ставим очень хорошие сказки. – Валерия на секунду умолкла. – И сейчас… Вернее, вчера. Вчера у нас был кастинг на наш новый спектакль – мы ставим «Золушку». - И кого играет моя девочка? – с улыбкой поинтересовалась Айноа. - У меня главная роль! – не удержавшись, счастливо рассмеялась Валерия. – Я играю Золушку! Я так долго ждала главной роли, Айноа, я же пришла в этот кружок недавно, была новенькой, мне давали мелкие роли… А тут… - Она захлебнулась теми эмоциями, что так и рвались наружу. - Я поздравляю тебя, малыш, поздравляю, - сжала сестричку в объятиях Айноа. – Будем готовиться?! - Конечно, можно потренироваться дома и до репетиций, верно? – Валерия посмотрела на папу. – Я хотела почитать с Хулией… Но раз у нее много дел, - вздохнула малышка, - то я буду читать с Айноей. Если ты согласишься, - уточнила она, переведя взгляд на сестру. - Конечно, детка, конечно! – заверила ее Айноа. – Будем репетировать, чтобы ты была самой лучшей Золушкой на свете. Пап, мне кажется, по случаю главной роли нашей малышки, нужно заказать еще мороженого, а? – Она задорно подмигнула отцу. - Только при условии, что Валерия сыграет лучше всех, - засмеялся Рикардо, подзывая официанта. - Моя игра будет достойна Оскара! – заверила всех главная любительница мороженого. * - Нет, Улисес, мне это не нравится. Глупость какая-то. - Я хочу найти ее. И завтра же поеду по этому адресу. Ты просто не представляешь, насколько она мне необходима. - Господи, это же плохо кончится. - Я хотя бы увижу ее. Я очень скучаю без нее.