Рубедо

На один миг, всего лишь на один краткий миг Рою захотелось ослепнуть – чтобы не видеть этого сюрреального кошмара и убедить себя в том, что его нет. Но, как и все прекрасное, ужасное неизменно притягивает взгляд, приковывает его неразрушимой цепью. И Рой оказался не в силах опустить глаза, и ужас, слипшись вместе с отчаянием в тошнотворный комок, застрял где-то поперёк глотки. Одно чёткое, прекрасно выверенное в своей небрежности движение – и кровь из порванной артерии разлетелась каплями алой ртути, а тяжёлый воздух подземелья как жадная губка вобрал в себя металлический запах. Рой не был силён в медицине, зато он прекрасно знал, как смерть в её разнообразнейших ипостасях отнимает жизнь. Потому что он был убийцей. И как убийца он не мог не знать, что эту рану не исцелит ничто. - Так и будете смотреть, как она умирает, полковник? – как бы между прочим поинтересовался доктор. И Рою как никогда до этого захотелось вырвать дыхание жизни из его гнилого тельца, чтобы отдать его той, кому оно гораздо нужнее. Густые капли обволакивали пальцы, тщетно зажимавшие шею, ловко сбегали между ними, и кровавая лужа под телом Лизы становилась больше. Рой боролся с желанием выть, потому что выхода не было – вернее, у него оставалось целых два варианта того, как поступить, но ни один из них он бы не выбрал даже в самом страшном сне. - Дайте мне философский камень! – наконец закричал он, и губы доктора осветила слащавая улыбка. Рой знал – Лиза возненавидит его, она никогда его не простит, да и он себя, скорее всего, тоже, но сейчас всё это было не важно, совсем не важно. Но его пальцы дрожали, когда он вливал в её приоткрытый рот драгоценную ядовитую влагу, несущую жизнь. Сотни жизней. Он видел розоватую пену в уголках её губ и немой упрёк в карих глазах. А она из последних сил мотала головой и стискивала зубы, не желая принимать камень, не желая дать полковнику сойти с единственно верной дороги. Вот только напрасно. - Живи, слышишь? Пожалуйста, живи! Это мой приказ тебе, мой последний приказ!.. – прерывисто, торопливо шептал Рой. Лиза ответила ему диким, страшным, нечеловеческим криком. На одно мгновение появившаяся из ниоткуда тишина пригнула его к земле, и всё его существо захватило отчаяние. Но Лиза приподняла полупрозрачные веки, и секундное облегчение в сознании полковника Мустанга сменилось болью. Узкие, вертикально-змеиные зрачки и ставшая в одно мгновение такой чужой улыбка. - Давно не виделись, - хрипло прошептала Лиза кроваво-красными губами. Но Рой понял: это была уже не Лиза. И он, кажется, знал её новое имя. Окружённый мазками беспросветной и густой, как тени Прайда, черноты, полковник Мустанг не знал, от чего ему больнее всего. Всё смешалось в единую тёмную картину, бездну, пожравшую все цвета и все надежды. Калейдоскоп из минутного затишья, передышка для двух сторон, изучавших друг друга подобно диким псам, готовым к рывку. Собственная ли тотальная беспомощность, незнание ли того, что с ним происходило сейчас и будет происходить потом, тупая ли режущая боль в ладонях, о которой он почти забыл – уже ничто не имело собственного лица. Настоящее вокруг него – монстр, собранный из множества частей, монстр, который никогда не должен был существовать, и он сам – монстр тоже. Он напрягся, когда различил рядом с собой шаги. Такие знакомые, что стало до безумия горько... И чужие ровно настолько же. - Было крайне любезно с твоей стороны предоставить мне это тело, - голос, прежде вселявший теплоту, теперь вызвал в нём только глухое желание рвать на себе волосы. Её голос, но иные интонации. Её шаги, но не принадлежащая ей походка. Всё, что осталось от Лизы – красивая оболочка, пустой сосуд, заполненный сущностью, которую он ненавидел до безумия. Но впервые за этот день Рой возблагодарил Истину за то, что она лишила его зрения, потому что из-за этого он не видел на теле своей верной наперсницы печати уробороса, и ему было немного легче. Неощутимо, но легче. Ведь от знания того, что она там была, в действительности было некуда деться. Но и от веры в то, что где-то в глубине гомункула – как же больно было звать её так! - ещё осталась настоящая Лиза, он отказываться не желал. Цеплялся за эту надежду так сильно, как если бы это было последней преградой перед падением в никуда. Потому что так оно и было. - Она так любила тебя, что до последнего не желала впускать меня, - протянула Ласт, опускаясь рядом с ним. Он не мог видеть этого её движения, но ощутил его благодаря запаху смерти, которым веяло от её фигуры, и слабому аромату цитронеллаля, ещё витающему в её волосах. Волосах цвета золота. - И, веришь или нет, мне до сих пор интересно, за что. - Тогда можешь спросить об этом у неё сама, гомункул, - зло выплюнул Рой. - Ты правда уверен, что мне есть, у кого спрашивать? – Ласт шептала нарочито ласково, и он почувствовал, как её пальцы изучающе проводили дорожку от его виска к подбородку и обратно. Полковник Мустанг знал, что немедленно вцепился бы ей в глотку, если бы у неё не было лица женщины, которая была ему дорога. И если бы не он сам был виновен в её существовании. - Будь оно иначе, ты бы ко мне не пришла. Ласт молчала долго, но недостаточно для того, чтобы заставить его поверить в то, что он ошибался. А потом придвинулась ещё ближе: так, что пряди её волос птичьим пухом защекотали его щёку. - Когда всё закончится, полковник Мустанг – а, можешь мне поверить, конец близок – ты умрёшь. Вот только мне не доставит ни капли удовольствия наблюдать за тем, как бесславно они убьют тебя. Ты страдал недостаточно, мой дорогой недруг, ты ещё не искупил той боли, которую заслужил… Её голос сорвался на шипящий, почти что змеиный свист – и уж одна-то карминовая змея, теперь он был уверен, точно свернулась на её груди, укусив свой собственный хвост. - Мне плевать, чем ты будешь считать то, что я сделаю, наказанием или благодатью, но ты будешь жить. Это, - выдохнула она, и голос её задрожал, изменился, - Мой приказ тебе, мой последний приказ!.. Последнее, что Рой Мустанг запомнил перед тем, как провалиться в обжигающе красную черноту – вкус поцелуя Лизы Хоукай, отдающий горечью похоти. Когда он открыл глаза в следующий раз, то обнаружил, что тело его было наполнено силой до кончиков пальцев и что он вновь мог видеть. И первое, что предстало его взгляду – усмехавшаяся светловолосая женщина, со всем возможным комфортом расположившаяся на обломке бетонной плиты. Он знал её имя, и оно не могло не нравиться ему, поскольку так сильно перекликалось с его собственным. Оно будоражило болезненно-сладкие ощущения, ворошило воспоминания, вдыхая в их некогда потухшие угольки жизнь. Всё его существо было заполнено жадностью, голодной, неутолимой, не имеющей ни конца ни края. Золото, слава, власть, да хоть весь мир – ему всего мало, он знал, что никогда не пресытится, и наслаждался этим знанием. Но даже жажда обладания миром меркла по сравнению с тем, как ему хотелось обладать этой женщиной.

* * *

Ночь, одержимая белизной Кожи. От ветреной резеды, Ставень царапающей, до резной, Мелко вздрагивающей звезды, Ночь, всеми фибрами трепеща Как насекомое, льнет, черна, К лампе, чья выпуклость горяча, Хотя абсолютно отключена. И. Бродский

В этой крохотной гостинице ей не нравилось ровным счётом ничего, кроме большой и в меру удобной кровати и поистине огромного зеркала в раме из позеленевшей от времени меди. - Ты делаешь меня слишком сентиментальной, маленькая мерзавка, - доверительно и ласково сказала Ласт, прекрасно осознавая, что эти слова дойдут до той, кому были адресованы, но вот ответить чем-либо та вряд ли сумеет. Пташка трепыхалась в тесной клетке на самом дне собственного сознания, запертая в уже не принадлежавшем ей теле. Ломала крылышки, но не сдавалась. Дура. Они с Гридом всё сделали правильно, воспользовавшись тогда всеобщей шумихой и скрывшись.Победа мальчишки Элрика была непредсказуема, но всё-таки он победил, и тем опаснее для них было оставаться в Централе. Хватило ли у бывших с ними в тот день людей ума не раскрывать секрет того, кем стали мятежные полковник Мустанг и лейтенант Хоукай, и не искать с ними встречи, её уже не слишком волновало. В случае чего они обеспечат свою безопасность, к тому же ни у неё самой, ни у Грида не было эпохальных планов по захвату Вселенной, так что сохранить подобие нейтралитета будет не так уж сложно; впрочем, если насчёт себя она была абсолютно уверена, то с Гридом на этом поприще возникали вопросы. Как-никак, воплощением всей жадности мира был именно он. Она повела плечами, словно тщась сбросить бесцветный пепел прошлого, которое и непонятно, было ли на самом деле. То ли реальность, то ли сказка, то ли новая жизнь после перехода через болезненно похожую на смерть грань. Или насмешка бога, в своей жестокости и изобретательности так напоминавшего ей ребёнка? - Как это глупо, - поморщилась она, разглядывая в зеркале своё обнажённое тело. Она была им совершенно довольна. Поначалу, конечно, оно мало чем походило на идеал женской красоты, но она довела его до ума. Светлая кожа, округлость плеч, тонкая талия, длинные ноги. Лукавый блеск в карих глазах и чувственная полнота губ. Ни единой ломаной линии – сплошь плавные переходы и переливы, как если бы она была статуей, выточенной морем. И лишь красная метка уробороса въелась между ключицами, затаилась алой змеёй, поедающей свой собственный хвост. - Иди ко мне, - она закрыла глаза, когда шёпот Грида, обаятельно хрипловатый, занял весь её слух. Он поцеловал её в шею, жадно, почти кусая, полностью оправдывая данное ему имя, и Ласт замерла, прижавшись спиной к его горячей груди. По крови расплылась животная, жаркая, спасительная волна чёрного сумасшествия, которая унесла прочь не менее чёрные мысли – и Ласт растянула губы в улыбке. - Я хочу тебя. Прямо сейчас, - требовательно сказал он, когда она запрокинула голову, щекоча его кольцами длинных волос, и провёл ладонью по её животу. Она рассыпалась серебряным смехом. - Ты ненасытен. - Я жаден. Тебя мне всегда мало, - парировал Грид, властно развернув её к себе лицом, перекатывая во рту слова, выдыхая их ей в приоткрытые губы. Хищно, жемчужно усмехнулся, продемонстрировав ряд ровных белых зубов, и поцеловал её ещё раз. Ласт зажмурилась от удовольствия, словно кошка на солнцепёке, и обвила тонкими руками его сильные плечи. В нём было красиво всё, но плечи нравились ей особенно. И ей было весьма приятно знать, что этот красивый и сильный мужчина выбрал только её, что только её сейчас пожирал взглядом слишком тёмных от вожделения глаз с вертикальными зрачками… - Мне воспринимать это как комплимент? – почти промурлыкала она, когда он неуловимым движением обрушил её на кровать. - У тебя есть иные варианты? – фыркнул Грид, нависая над ней, и припал языком к ложбинке между грудей. Вместо ответа Ласт выгнулась ему навстречу и прикусила губу. Они оба знали: это то, что понятно без слов. Поразительно, как тесно в сексе сплетаются воедино жадность и похоть; одно начинает другое и заканчивается им же, и стоит ли говорить о чём-либо, когда страсть накрывает огненным одеялом тех, кого нарекли именами этих грехов? Грех застилает глаза, грех сбивает дыхание. Ласт знала: к бесконечной алчности Грида примешано желание обладать ею; она знала также, что и её собственное сластолюбие смешалось с ненасытностью в один дикий коктейль, от которого кровь закипала и пенилась. И ей это нравилось. Ужасно, кошмарно, мучительно, сладко нравилось. - Мне всегда казалось, что тянуть время не в твоём стиле, - сказала Ласт чуть насмешливо, проводя пальцами, в любой момент готовым обратиться в когти, по его соскам. Она прекрасно догадывалась о том, как его возбуждал привкус опасности в их играх. Это была и её маленькая слабость тоже. Они уже великое множество раз выясняли, что же прочнее, Идеальный Клинок или Идеальный Щит, так ни разу и не придя к консенсусу. Но бродить по острию было всё равно приятно. Прежде чем Грид, осклабившись, с силой раздвинул коленом её ноги, Ласт успела заметить в его глазах непонятную мутную горечь, которая сменилась багровым блеском раньше, чем она догадалась, откуда ей было взяться. - Зато ты сегодня, как я посмотрю, чрезмерно разговорчива, - прищурившись, хмыкнул он, сбегая ладонью вниз по её животу, играя пальцами с её телом, с жарким торжеством наблюдая за её реакцией, - Но я знаю, как направить твою энергию в правильное русло… - Вот как, - томно вздохнула Ласт, - Тогда удиви меня. - Обязательно, - облизывая её губы и затем закрывая рот поцелуем, заверил её Грид. Это было похоже на молнию, на зажим тугой спирали, на маленький смерч. Первые секунды и первые движения никогда не похожи друг на друга. Ласт застонала в поцелуй, почувствовав, как его пальцы жёстко врезались в кожу; в этот раз ей было едва ли не больно, но эта боль оказалась до безумия сладостной. Она подалась бёдрами выше, позволяя ему войти глубже, и впилась ногтями в его спину, услышав его жадный вдох. Она не раз задумывалась над тем, как всё же несправедлива природа: Похотью нарекли именно её, и именно она знала все мимолётные тонкости физической любви, всё хитрости искушения, но в постели всё равно неизменно оказывалась слабее мужчины, с которым спала. Могла сколько угодно дразнить его, не задумываясь об удовольствии, которое получал он сам, сосредотачиваясь на собственном эгоизме, но на чисто физическом уровне он всё равно одерживал над ней верх. Впрочем, с Гридом – и конкретно в этом теле – данный факт её уже не слишком возмущал. Всякий раз с гомункулом был похож на игру, на маленькое сражение, в котором порой даже не зазорно поддаваться. Грид требовательно сжал её грудь, горячо дыша в шею. Её пальцы слепо скользнули по его спине, по гладкой твёрдости напряжённых мышц, и Ласт едва сдержалась от того, чтобы не вонзить в него свои когти в тот момент, когда он вошёл в неё особенно резко. - Хочешь ещё раз испробовать на мне свои коготки? - Ты прав, надо бы проучить тебя ещё разок, мальчишка, - медоточиво шепнула она, задержав ладонь на его левом боку, там, где расположившийся на его коже шрам пробуждал непонятные ассоциации, - Я уже говорила тебе, что… ах. - Я уже говорил тебе, что ты сегодня болтаешь слишком много? – отрезал он, переворачивая её на живот, - А теперь я хочу тебя на коленях. - Очень многого хочешь, Грид, - шумно вздохнула Ласт, приподнявшись на локтях и вновь почувствовав его в себе. Сквозь наползшие на глаза пшеничные пряди она видела в зеркале отражение слившихся в единое целое мужчины и женщины. Видела красивое лицо Грида, которое ничуть не искажали первобытные эмоции, и то, как мерно двигалось его адамово яблоко, видела собственную влажную кожу и подрагивавшие окружности аккуратных упругих грудей. И увиденное пришлось ей по вкусу. В конце концов, она знала толк в красоте плотской любви. Ей нравилось то, как Грид двигался – жгуче, умело, почти дико. Слащавую чувственность в сексе Ласт, как и он, не приветствовала, и в этом их ожидания и желания совпадали. В этом плане они вообще понимали друг друга практически идеально – в конце концов, разве могло быть иначе с учётом огромного количества любовниц, которые были у Грида до неё, и её собственных любовников? Когда он неожиданно для неё снизил темп, начав двигаться медленно, почти дразняще, она капризно прижалась ягодицами к его тазу и нахмурилась. - Ты издеваешься? – вопросительно изогнула она светлую бровь, и ухмылка Грида в отражении зеркала явно засвидетельствовала открытие счёта в его пользу. - И в мыслях не было, - прошептал он, наклонившись к её вискам, и, приподняв её бедра, вошёл в неё на всю глубину. Она охнула неприлично громко. Это было именно тем, чего она так ждала от него. Любопытно, подумала Ласт за мгновение до того, как её тело содрогнулось от граничащего со спазмом наслаждения, прокатившегося от низа живота и до кончиков ногтей и волос, что в такие секунды чувствовали бившиеся где-то глубоко внутри, подавленные их с Гридом сущностями души Мустанга и Хоукай. Они пользовались чужими телами беззастенчиво, как своими собственными; так оно и было в действительности, но глубоко, в самых тёмных углах сознания, она чувствовала человеческую ярость и боль. И догадывалась, что Грид ощущал то же самое. Но эти мысли не успели сформироваться окончательно – её накрыло с головой, разметало горячим взрывом по вороху серых простыней, грудь разорвал слишком похожий на крик стон. Как через толщу воды до неё донёсся полурык-полувздох Грида, расплавленным свинцом влившийся в уши, а горячая тяжесть его торса обрушилась на неё. А потом, медленно, вкрадчиво, на бархатных лапах, пришла пустота – то самое блаженное, вакуумное ничто, что бывало только после оргазма. Женщина, которую нарекли Похотью, знала это лучше любого другого. Несколько минут спустя Грид коснулся губами её плеча, и она вздрогнула, вынырнув из спасительной бездны. В этом движении и касании не было ровным счётом ничего от гомункула, потому что Грид не умел быть нежным. Только если… Развернувшись, она заглянула ему в глаза. Так и есть: та же светлая горечь, которая мелькнула в них прежде, мелькнула так быстро, что она даже не успела заострить на ней внимание. Но теперь эта горечь не исчезала. Ласт никогда не видела, какими глазами полковник Мустанг смотрел на женщину, которую любил; она была знакома только с гневом его взгляда. Но отчего-то явно осознала, что, должно быть, в такие моменты его глаза были именно такими. Что же, если уж Грид уступил… это говорило о многом. Решение пришло быстро, даже слишком. Она усмехнулась снисходительно и вальяжно, удивляясь собственной мягкотелости. Понимая, откуда она взялась, и осознавая, что она уже не та Ласт, какой была прежде. Лиза Хоукай, теперь она знала это точно, выбрала верную тактику: она разъедала её изнутри. Делала человечнее. - Этот раунд за тобой, маленький лейтенант, - тихо сказала она, - Это не значит, что война окончена. Но на ближайшие пять минут… так и быть, перемирие.

* * *

Краткий глоток свободы. Две минуты из отведённого времени они молчали. На исходе третьей он запустил ладони ей в волосы. К концу четвёртой она почувствовала, как в глазах собралась противная, но такая чистая влага. - Это ты, - прошептал он. - Это я, - прошелестела она в ответ.

Спи. Во все двадцать пять свечей, Добыча сонной белиберды, Сумевшая не растерять лучей, Преломившихся о твои черты, Ты тускло светишься изнутри, Покуда, губами припав к плечу, Я, точно книгу читая при Тебе, сезам по складам шепчу.