***
«Пора заканчивать этот цирк, Иккинг!» — строго произносит совесть, деловито поправляя очки. Когда он привычным движением открыл полупустой гардероб, то полицейская форма показалась ему слишком яркой, затмевающей всю одежду. Он даже поразился, смотря на то, сколько можно сказать о различных случаях лишь по одной форме. Например шов на рукаве. Какой-то псих попытался сделать на нем разрез огромным мясницким ножом, но благо попал лишь в рукав. После этого напарница и зашивала его, отдав ему, до ужаса довольному. Или заломы на воротнике, говорящие о том, что он всегда выглядел немного неряшливо, забывая поправлять его. Или растянутый нагрудный карман, который стал таким из-за того, что хозяин этой формы постоянно любил таскать в карманах всякие сладости. Пятно от его любимого какао на нагрудном кармане, которое он так и не отстирал. Он вздохнул. Что ж, цирк действительно пора прекращать. Прекращение этого самого цирка началось с того момента, когда он убрал свою комнату. Выбросил мусор, протер полы, замел осколки от разбитых стаканов, вытер пыль. Потом сходил в долгий душ, почистил зубы, подстриг ногти и расчесал волосы. Казалось бы он просто привел себя в порядок, но почувствовал себя гораздо свежее, точно смыл себя покров, не дававший ему дышать. Полицейская форма легла на него свободно, даже стала большевата в некоторых местах. Критически оглядев себя в зеркале, он сделал вывод, что выглядит в принципе сносно. Появилось даже какое-то чувство ностальгии и настойчивое желание взять какое-нибудь задание и умчаться его выполнять. Впрочем, это ненадолго.***
Стало удивительно легко на душе, когда он вышел на улицу, не забыв прихватить документы. Свежий воздух огнем влился в легкие, вызвав одуряющее головокружение. Несколько дней подряд сидя в своем номере он совершенно забыл о том, что чистый воздух замечателен. Полной грудью вдыхая воздух, он чувствовал бегущую в венах кровь, насыщенную кислородом. Он твердой походкой зашагал к участку. Всю дорогу он смотрел на людей, на окружающую обстановку, чувствовал взгляды других людей на себе. Это было как-то удивительно, ново и даже интересно. Практически отказавшись от общества на три месяца, он совершенно отгородил людей от себя и себя от людского внимания. Теперь же он с любопытством и с давно забытым азартом вновь познавал прелести общества. Походка, в начале его пути неуклюжая, теперь выравнивалась, он расправил плечи, выпрямил спину, стал ходить спокойно и уверенно. Все стало казаться более привычным, а не диким, и он со спокойствием оглядывал вывески магазинов, толпы людей, большие здания. Он даже не пропустил полицейский участок, как он часто мог сделать из-за задумчивости. Когда он подошел вплотную ко входу, сердце беспокойно екнуло. За три месяца не поменялось ничего. То же красивое здание, те же двери, тот же подстриженный газон. Тем не менее, все это казалось ему каким-то незнакомым. Словно он не должен здесь быть. «Иккинг, ты не за тем сюда пришел, чтобы нюни распускать. Вперед иди!» Хэддок, тяжело вздохнув и преодолев какую-то тягу в себе, сделал шаг вперед распахнувшимся дверям. Стен, что с аппетитом жевал пончик с глазурью, запивая его газировкой, пораженно застыл, едва не выронив любимую сладость из рук. Первое появление за три месяца одного из лучших полицейских участка заставило его пораженно протереть глаз. Йоргенсон спокойно тратил время для обеда, решив перекусить любимой едой из автоматов, но едва Иккинг переступил порог участка, ему стало сразу же не до еды. — Хэддок! — пораженно воскликнул он, кидаясь к парню. — Ты. э-ээ. Ты здесь! — бедный парень едва справлялся с собственным восторгом и желанием крепко обнять Иккинга. — Я не ожидал. Я так рад! Восторг Стена заставил его частично почувствовать горечь и вину за то, что он заставил товарища поволноваться. Йоргенсон был так рад появлению Иккинга в участке, что Хэддок, сам того не ожидая, искренне улыбнулся. Оливер и Оливия, стоявшие неподалеку не сразу заметили Иккинга, продолжая о чем-то спорить между собой, но когда восторженные вопли Стена о том, что Хэддок в участке, распространились по всему помещению, они тут же забыли о разговорах. — Иккинг, дружище!.. — в отличие от Стена они не стали церемониться и сразу же бросились на парня, заключая того в крепкие дружеские объятия. — Парень, я так счастлив тебя видеть! — захлебываясь воздухом, восклицал Оливер, крепко зажмурив глаза. — Так счастлив. — Вот ты и здесь! — произнесла Оливия, отстранив Иккинга, дружески хлопая его по плечу. — Мы уже все отчаялись! Иккинг хотел кривовато улыбнуться, но его тут же снесло тяжеленным телом, обладателем которого являлся их самый умный сотрудник Роб. — Иккинг! — надрывно произнес Ингерман, который, судя по всему, скоро заплачет. Хотя учитывая его ранимый характер, он мог. — Ты вернулся! Я так переживал за тебя! Хэддок почувствовал себя вновь очень паршиво. За него переживали, а он же не беспокоился ни за кого. Как же так? — Роб, — мягко произнес Иккинг, отстранив от себя товарища. — Мне нужен шеф. Он сейчас.? — В своем кабинете, — парень шмыгнул носом. Друзей явно насторожило подобное хладнокровие Иккинга. Никаких «привет», или «как вы, ребята?», фразы, которые Хэддок-младший произносил чаще всего, пересекая порог участка. И только он пришел, как ему тут же понадобился шеф. Но сомнения развеялись. В конце концов он пережил гибель родителей, он вообще не обязан им ничем, а шеф скорее всего понадобился, чтобы официально заявить о своем возвращении. Друзья с какой-то надеждой наблюдали за Хэддоком, который стремительно преодолевал лестницу на второй этаж, в котором и располагался кабинет главного полицейского. Все должно в конце концов возвращаться на круги своя.***
Иккинг смело постучался в дверь шефа. Когда друзья напрямую заявили о том, что они ждали его, сомнений в парне не осталось. Опустив ручку, он мягко подтолкнул дверь, входя в кабинет. Хэддок бы нацепил на себя привычную развязную улыбку, но увидел, что рядом с шефом стоит его напарница, придерживая отчет и дополнительные документы. Их взгляды пересеклись. Его: усталый и обреченный, ее: изумленный и внимательный. На пораженного появляением Хэддока в участке шефа оба даже не обратили должного внимания. Его напарница осталась такой же как и всегда. Заутюженная, с прямой осанкой, аккуратно собранными в густую косу волосами. Её форма сидела на ней практически идеально. Штаны были выглажены, значок висел на груди прямо. Астрид Хофферсон не смогла сдержать удивления, когда увидела своего товарища в участке, но в её глазах не было радости. Иккинг мысленно усмехнулся. Как всегда невероятно чуткая. Она уже почувствовала, что что-то не так. Хэддок набрал в грудь побольше воздуха. — Шеф, — негромко начал он. — Иккинг! — полицейский даже назвал его по имени, а это происходило довольно-таки редко. Хэддок поднял одну ладонь в знак паузы, и главный офицер тут же замолчал, позволив одному из лучших сотрудников продолжить. — Прежде всего хочу пожелать Вам доброго дня, а то это было бы как-то не вежливо. — тусклая улыбка на мгновение появилась на его лице. — А теперь я было хотел сказать Вам большое спасибо за то, что вы сделали меня за этот год, что я провел здесь. Мне действительно здесь очень нравилось, я встретил хороших людей, которые стали мне друзьями, а каждая произнесенная Вами похвала в мою сторону очень много значила, так что спасибо Вам за то, что этот год я провел тут так замечательно. «Что ж, молодец Иккинг, даже произнес все именно так, как и планировал.» — Иккинг, зачем ты говоришь мне об этом? — шеф знает, к чему ведет парень, но до сих пор старательно делает непонимающий вид, надеясь, что паренек в последний момент осознает глупость поступка. Но Иккинг не осознал. И положил на стол шефа заявление об увольнении.***
Иккинг вышел из ванной и, вытирая голову полотенцем, сел на кровать и тяжело вздохнул. Пафосный уход конечно удался, но все же нету внутри никакого чувства облегчения. Есть лишь только какая-то дыра, словно он самостоятельно вырвал из своей души важнейший отрывок своей жизни. И чувствовал себя пустым сосудом. Он посмотрел в окно. Скорее всего надо будет перебираться обратно в квартиру, где он и жил. Надо будет найти подработку, в принципе может устроиться охранником или телохранителем, но только не полицейским. Он не сможет ходить в другой участок, общаться с другими людьми, просто не сможет. Иначе его просто разнесет от омерзения. Полицейскую форму со значком он к слову не вернул. Видимо для него было все настолько в тумане, что он и забыл, или же начальство было настолько удивлено, что не предприняло попыток его остановить. Хотя в конце концов не станут же забирать они его форму, когда под рукой не было запасной одежды, которую он забыл взять. Трель телефонного звонка разорвала покров тишины. Он не сразу взял телефон с прикроватной тумбочки, и, даже не взглянув на звонившего, принял вызов, прислонив аппарат к уху. — Не поздновато для звонков? — он произнес это чуть тише, чем требовалось, но в принципе так и так она бы услышала. — Ты все равно не спишь. — Зачем позвонила? — вроде как прозвучало грубовато, но Астрид не обратила внимания. — Хочу спросить не жалеешь ли ты о своем поступке? — Ничуть. — А вот я жалею, — этой фразы достаточно, чтобы у него тревожно ухнуло сердце, но продолжил он так же хладнокровно. — Чего ты добиваешься, Астрид? — Ничего. Я лишь пытаюсь доказать тебе то, что ты запутался. — Меня не нужно в чем-то убеждать, я был тверд в своих намерениях, — он начал потихоньку раздражаться. — Тогда скажи мне. Зачем ты устраивался в полицейское училище? Зачем неустанно пахал и пахал, как лошадь. Ты хотел спасать жизни, да? Так вот в чем проблема, ты не можешь спасти даже самого себя. — Я делал это не для кого-то, а просто, чтобы убить время. Хофферсон эта фраза явно задела. — Значит просто водил нас всех за нос, притворяясь, что работа в полиции — твоя мечта? — зло хрипит она в трубку. — Не верю. Он разозлился. — У тебя всегда была дурацкая особенность совать свой нос в мои дела. — А твоя дурацкая особенность заключалась в том, что ты был трусом! — она сорвалась, а его как обухом стукнули. — Трусом? — зло прошипел он. — Трусом! Ты боишься поверить в реальность, боишься и носа высунуть из своего номера в этом тупом мотеле! Ты постоянно ворошишь прошлое и думаешь: почему произошло все именно так? Но не замечаешь того, что реальность идет вперед! Ты трус! Эти фразы застывают в воздухе, а он злобно дышит в трубку, когда она тихо произносит: — Ты такой чертов трус. Он раздражен, потерян и огорчен. Он не верит, что сам себя загнал в такое состояние. А Астрид борется с этим так отчаянно, что взгляни бы он сейчас в её глаза, то у него бы точно разорвалось бы сердце. — Трус-трус-трус! — в бешенстве кричит она, а он просто нажимает на завершение вызова и отбрасывает телефон, садясь на кровать. В груди было ужасно холодно, словно он остался в этом мире один. Он сам себя всего и лишил. Он сам уволился из полиции, сам отказался принимать будущее, сам оборвал отношения со своей напарницей. Он словно убил Иккинга, того старого Иккинга, который так любил молоко с печеньем и подшучивать над своей напарницей. Словно заставил его прекратить дышать. Звук падающего на пол тела гулко раздается во всем помещении, а с потолка сыпется штукатурка. — Мразь! Какая же ты мразь! — заплетающимся языком орет парень, скорее всего пиная свою подружку, а другие парни хохочут в голос. Всхлипы, стоны, крики и рыдания. Эти звуки звенели в ушах. Иккинг переводит взгляд на кровать и тяжело вздыхает. Пора бы ложиться спать.***
После пары-тройки длительных стуков, дверь номера двадцать пять с умирающим скрипом резко распахнулась. — Чего тебе?! — грубо вопрошает хозяин номера, подозрительно пошатываясь, а за ним в непонятной толпе резвятся парни, зажимая между собой избитую девушку. Все явно под кайфом. Лицо хозяина резко вытягивается, бледнея с каждой секундой, когда впереди стоявший человек оттянул ткань футболки, продемонстрировав тускло мелькнувший значок и руку с зажатым удостоверением. — Офицер полиции Иккинг Хэддок. Предъявите пожалуйста документы.***
Астрид, зажав очередной отчет в руке, медленно, словно в тумане, поднималась по ступенькам полицейского участка. Вчера уход Хэддока взорвал участок. Тема увольнения Иккинга распространялась между коллегами со скоростью пожара. Мало кто хотел принимать тот факт, что Хэддок, будучи целеустремленным полицейским, отказался от работы собственной мечты. Ответ Астрид всегда же заставлял всех молчать. «Он в праве делать то, что хочет.» Хофферсон со стыдом вспоминала их телефонный разговор. Излишняя эмоциональность, примененная ею тогда, казалась сейчас дурацкий взрывом собственных чувств, которых она не могла сдержать. Как подросток! Она подошла к кабинету шефа, и приоткрыв дверь, осторожно произнесла: — Шеф, я войду?.. Она изумленно застыла на пороге, ошарашенно уставившись на шефа, беседовавшего о чем-то с полицейским. С Иккингом. С Иккингом в полицейской форме и с отчетом полицейского. — Шеф?.. — прохрипела она и, прочистив горло, продолжила. — В чем дело? — Астрид, — главнокомандующий бросил на неё радостный взгляд. — Представляешь, Иккинг сегодня пришел, забрал заявление об увольнении и предъявил мне отчет. Он действительно передумал! — П-правда? — она взметнула ошарашенный взгляд на Иккинга, скромно кивнувшего в ответ. — А с чего это вдруг? — Я решил, что мне не стоит ворошить прошлое, — невозмутимо ответил и одновременно передразнил её парень. Хофферсон беззлобно хмыкнула. — То есть.? Ты снова возвращаешься на работу полицейского? Хэддок кивнул, преисполненный душевного спокойствия. — Конечно, с новыми силами. «…И изрядно потрепанными нервишками…» — мысленно продолжили оба. — И ты снова мой напарник? — А ты думала, что отвяжешься? — Ни в коем случае. Иккинг почувствовал щекотку в груди. И мысленное желание счастливо расхохотаться.***
— А что же ты такое там предъявил в отчете? — недоверчиво спросила Астрид, отпив немного из своей баночки с газировкой. — Вчера в мотеле расформировал наркопритон. — Ого-о… — задумчиво тянет она, закидывая ногу на ногу. — Оказалось они там давно хороводы водили, у меня были подозрения, но я… — Трусил? — со смешком произнесла она, взглянув на него. — Трусил, — он согласно кивнул, расплывшись в улыбке. — Что, я теперь навсегда останусь для тебя трусом? — Конечно, — она вновь кинула на него полный теплоты взгляд и повторно произнесла. — Навсегда.