Приходи за мной в Хэллоуин

Я не могу, не могу это вытерпеть. Каждый день он приходит ко мне. Нет, не так. За мной. Он преследует меня, я вижу его в зеркалах, окнах, на дверных ручках, которые при свете ночной лампы могут отображать что-либо. Я чувствую его холод, замораживающий всё в теле, до последней капли крови. Я чувствую, как она замерзает и превращается в густую желейную субстанцию, с трудом передвигающуюся по венам, заставляя меня медленно умирать, прекращая жизнедеятельность организма. Не могу дышать. Он обхватывает своими ледяными пальцами шею и, крепко сдавливая, перекрывает весь кислород. И вот, когда моё тело вздрагивает в предсмертных судорогах, он отпускает меня, и я жадно хватаю ртом воздух, пытаясь наполнить свои опустевшие лёгкие. И каждый раз после этого на запотевшем зеркале виднеется «В следующий раз ты будешь моей». Каждое утро после этого я просыпаюсь с синими отметинами на шее, мама лишь кричит из-за того что я «развращённая девица, которая не скрывает следы от своих грязных похождений». Как видите, с мамой у меня тоже «шикарные» отношения. Каждый день в школе, когда захожу в туалет я вижу злобную надпись «За это ты будешь страдать», и не важно, что я до этого натворила. Это может быть грубый разговор с учителем, запланированная встреча с другом или просто одноклассником, не полностью выполненная домашка или тест, где из 100 баллов только один неправильный ответ. И да, я оплачивалась по полной. Ночью просыпалась от дикой боли в спине. А всё из-за него. Он касался своими пальцами моей оголённой спины и проводил сверху вниз, останавливаясь лишь на линии резинки штанов. Там, где он прикасался, становилось невероятно больно, затем тело онемевало и покрывалось лёгкой изморозью. Я кричала и плакала от боли, сжимая зубами подушку, пытаясь не закричать во весь голос. Холод обжигал кожу и я хотела умереть, он это понимал, поэтому в самый последний момент отступал, давая мне перевести дыхание и прийти в себя. И снова на зеркале виднелось «Мне понравилось, надеюсь, завтра мы попробуем что-то новенькое». Каждый раз, когда я что-то разбивала и присаживалась на корточки, чтобы собрать большие осколки, он сжимал мою руку, передавая свой холод и дикую боль от пореза об осколок. Это было невыносимо. Потом я чувствовала лёгкий холод на своей щеке, который перерастал в укол зимы, а затем снова отступал – это был поцелуй. И, наверное, это единственная боль, которая мне нравилась из-за него. Но позже я видела красные буквы, которые выводила невидимая рука, составляющиеся в ужасающие слова: «Завтра будет больнее». Это время было ужасным для меня. Я не могла от него скрыться. Всё чаще и чаще я начала задумываться, что будь я на дне Мирового Океана, он бы и там нашёл меня. Но не эти дни пугают меня больше всего, а лишь один. Хеллоуин. Ведь только в этот день он может обрести плоть и кровь. Именно в этот один - единственный день в году, когда он может навредить больше, чем в остальные. И каждый год становится всё больнее и больнее. С каждым годом он обретает более реальную, более цельную плоть, его тело прекращает разваливаться на куски, и я могу увидеть очертания его лица. Первый год это было ужасно. Одно сплошное месиво, все органы наружу, обугленное тело, оставляющее за собой кровавые потёки. С трудом можно было догадаться, что когда-то это был человек, лишь силуэт мог напомнить это. Но самое ужасное – лицо. Вываренные глаза, наполненные адской агонией, слезшая кожа с головы, ужасно обугленная мочалка на макушке – волосы, и невероятный смрад от всего тела. Убить можно было одним запахом. Но с каждым годом он становился всё лучше и лучше. Эта непонятная субстанция стала походить больше на тело, глаза стали оживать и года через четыре я поняла, что они карего цвета, а его лицо довольно привлекательное. Но это не отменяло его демонический характер. Ненависть так и сочилась из глаз, и я знала, что она адресована мне. Я пыталась сбегать, переодевалась в тысячу разных костюмов, пытаясь скрыть своё лицо. Но он лишь смеялся, когда ловил меня в толпе. «Ты думаешь я не найду тебя в этом милом костюмчике мёртвой медсестры? Ошибаешься. Это глупое поверье, что силы тьмы не могут найти вас, людишек, в этих костюмах, за которыми вы скрываете своё человеческое лицо, пытаясь быть похожими на нас - ошибочно. Мы с лёгкостью можем определить кто человек, а кто нет. И я могу назвать каждого кто здесь живой, по-настоящему живой. Знаешь как?» — «Я… я не знаю», — и тогда он приблизился к моему уху и прошептал: «Я слышу, как бьётся сердце. И твоё готово выпрыгнуть из груди прямо мне в руки, чему я несказанно рад». Было мерзко. Его заметные ожоги всё ещё оставались на лице, и это был не грим какой-то, а настоящее мясо, кровоточащее и пульсирующее от вечной боли. Я так всегда думала, но он признался мне, что не чувствует боли. В отличие от меня. Этот год обещал быть самым ужасным – его регенерация должна была завершиться, а значит, лицо его обретёт обычный вид, и я не смогу его отличить от других парней. Это страшно, ведь я могу впустить в дом разносчика пиццы, а выпустить убийцу своей жизни. Я знала это и боялась. Господи, что же будет? Возможно, я больше никогда не смогу праздновать Хеллоуин и любой другой праздник. Возможно, сегодня станет именно тем днём, когда я умру. В этот вечер я была готова встретить его. На столе лежали ножи, похожие под помаду, расчёску и тушь, рядом с диваном огромная огненная зажигалка и вера в себя. Последнее мало поможет. Я знала, что сегодня он обычный человек, и это делало его уязвимым, а меня более защищённой. Только за это я люблю Хеллоуин. Моя мать давно уже ушла на какой-то корпоратив по случаю праздника, а я осталась дома одна. На кухне стояла огромная банка с конфетами и, в крайнем случае, я буду закидывать конфетами непрошеных гостей. Первыми пришли два маленьких мальчика, и я в костюме Самары из «Звонка» с ножом вышла к детишкам. Они были несказанно рады такому костюму, особенно «бутафорскому» ножику. Дети радостно кричали и вопили, пытаясь как можно громче напугать меня, потому что в игре «Сладость или Гадость» я сначала выбираю «Гадость». Уходя, мальчики были приятно удивлены своим конфетам: несколько леденцов, три аленьких шоколадки и «бабл-гам» для каждого. Я улыбалась, когда видела, насколько дети благодарны моим подаркам, ведь чаще всего две конфеты – это максимум, который дают им взрослые в этот праздник. Напоследок Кори и Барни мне крикнули, что непременно будут посещать мой дом каждый год. А я ответила, что с нетерпением буду их ждать. Прошло уже 5 часов, и я уже немного успокоилась – призрак всё ещё не появлялся. Возможно, он не придёт в этом году? Ведь сегодня на зеркале виднелась запись: «Сегодня ты сможешь вздохнуть спокойно». А ведь и вправду, кто знает? Может, у него что-то в голове клацнуло? Может, он выбрал себе другую жертву, более слабохарактерную и готовую быстрее сдаться? Надеюсь, что это так. Уже было далеко за полночь, и я окончательно расслабилась. Конфет осталось мало, большинство детей уже спали, редкие подростки бегали и требовали конфету или закидывали дома яйцами. Например, мой дом уже подвергся одному такому нападению, и я уже представляла как завтра буду отмывать дом от засохшего яйца. Устало упав на диван, я протянула ноги и положила их на журнальный столик, довольно подтягиваясь. Я уже успела развернуть одну из конфет и, довольно зажмурившись от удовольствия, съесть её. Но тут раздался уже привычный звонок в дверь, порядком надоевший мне. С тяжёлым вздохом, я встала и поплелась к двери, не забывая захватить сладости. Открываю дверь и вижу милого парня, смотрящего вниз, на свою обувь. — Конфеты или смерть? — громко произносит он, удивляя меня своей энергией и счастливым видом. Но в следующую секунду я с ужасом делаю шаг назад, когда вижу его карие глаза. Абсолютно пустые, безжизненные, стеклянные карие глаза и тут же узнаю того, кто пришёл ко мне. Парень смеётся, и произносит: — Лично я предпочитаю смерть. Как только он произносит это, делает быстрый шаг ко мне и зажимает рот рукой. Последний вскрик и улица опять замирает в тишине ночи дня всех Святых, и только разбившаяся баночка и рассыпанные конфеты на парадном входе и ступеньках говорят, что не всё так гладко как кажется. Особенно в такую неспокойную ночь. Ночь моей смерти.