карусель

Марина не лицемер. Марина не девочка-кадр для любого ракурса камер, которые массивные и напрягают. Марина разве что разрешает Орлову видеть в ней то, что другим видеть не позволено. Марина не девочка-слово для любого интервью и интервьюера, который сам выжмет из твоих слов все, что нужно жадному до любви зрителю (только главное говорить, а Марина молчит, сжимая губы в тонкую полоску, и давит улыбку). Марина не девочка-бомба, которых только и котирует невероятный зритель. Марина сжатая, недоверчивая и неулыбчивая. Зато Марина не лицемер, да. Кущева смотрит исподлобья и прошибает своим невероятным взглядом. В карих глазах отражаются все блики ослепляющих до противного софит, которые она ловит. В карих глазах черти протестуют камерам, каверзности, извернутости и желчи. Ее черти и поведение доказывают, что Кущева необычна. Она двигается неуверенно, говорит все прямо в лицо и после себя оставляет лишь ощущение того, что её мало. Её мало хореографам, Мигелю, партнерам, зрителю. А Диме ее мало до того, что он хрустит пальцами, закусывает губы, морщина на лбу привычно пролегает, и он находит в себе силы молчать. Заглядывает в глаза, хочет убить ее за скромность, замкнутость, магнетизм и аппетитность всего этого. Бончинче выдыхает постоянно, проглатывая желание ее растормошить. дёрнуть и сказать: «держи зрителя, Марин. Ты меня же держишь, блять!». Второе предложение, конечно, лишнее, но оно, по мнению Димы, хоть как-то на неё повлияет. Нет? Дима с его чистыми глазами располагает зрителя (ещё с юмором, улыбкой и плюс пара фактов, но глаза — первенство), но Дима с его чистыми глазами и закусанными губами не располагает Марину. Кущева держится близко к своим. И Дима тоже старается держаться близко к ее (правильно, безусловно, «к ней», но кто бы принял этот факт, да?). Никому не нужны упущенные подробности того, почему и для чего Бончинче едет с Мигелем и остальными кутить. Дима просто по пути в отель заглядывает в автобус, дабы попрощаться с ребятами, но в итоге там и остаётся. Виной тому, наверное, Даша Салей, что наклоняет голову как-то лукаво и заманчиво и рукой стучит по месту рядом. Ну или Орлов, что неожиданно кидает на него полуоценивающий взгляд, продолжая располагаться на плече Кущевой, которая все такая же непроницаемая, зацикленная и даже напряженная (= холодная). Бончинче просто быстро проходит мимо места Никиты и Марины вглубь и садится с Дашей, тут же вслушиваясь в ее рассказ. Буквально бежит от ее, Мариных, людей, но тем ближе становится к ней. Весь мир у твоих ног, но временно, Завтра все вернет назад. Дима пьёт как и все вокруг. Мало и разумно в отличии от всех вокруг, но этого «мало» все равно хватает на то, чтобы перестать контролировать свои взгляды в сторону Марины, что совершенно нудно, пресно и циклично то общается с Мигелем, то жадно пьёт свой виски с колой, то двигается медленно с музыкой в ритм, облизывая губы. Ей, кажется, хочется движения и свободы. Ему, кажется, хочется ещё рюмку и раскрыть Кущеву. Растормошить, завести, сорвать напряжённость, угрюмость и замкнутость. К слову, рюмку Бончинче уже осушил. Сегодня алкоголь — мой условный метод, На всё закрыв глаза, выпить до конца. И если жизнь порой словно злобный препод, Я всё прогуляю, и опять… Кущева сидит на подлокотнике кресла спиной к Диме, и это даёт даже какой-то плюс: если что взглядом своих блядских глаз она не сможет его смутить. Бончинче немного пьян, решителен и весел. А Марина это просто Марина, что разве что пьёт: ненасытно, а от того и много. Ладони, что уже тянулись к талии Кущевой, неожиданно даже для Димы оказались на плечах. А Марина даже и не дёрнулась, только лениво повернула голову в сторону Димы, а уж, признав его, даже мягко облокотилась (кажется Кущева уже безвольное мясо, прости господи). Редкое освещение на лице таки не скрыло пьяную, но такую искреннюю ухмылку девушки. А вот карие глаза рассмотреть было сложнее, хотя по непонятным причинам этого хотелось. — Ты в норме, бля? — после затянувшейся паузы спрашивает Дима, придавая фразе максимально повседневный облик. — Ещё бы, — вполне быстро реагирует Марина, проводя руками по шее и устраиваясь удобнее на груди у Бончинче, — Чего ты? — ещё будничнее спрашивает Кущева, своими руками хватая руки Димы и убирая их с плеч. Теперь ухмыляется он. А Кущева хмурится, отстраняется и поворачивается в кои-то веки к нему лицом, подставляя тем самым пьяную морду разным проекторам разных цветов. На ней мелькает красная полоска и этот цвет ей безумно к лицу. Безумно к блядским карим глазам, которые в этот момент смотрят прямо на него. Кущева привычно склоняет голову вниз и старается выглядеть как обычно. Напрягающее, скрытно и нудно. — Мастер класс по вогу, ты не можешь отказаться, — посмеивается Бончинче, а Марина смело и быстро поднимает руки над головой, проделывая пару элементарных движений. Кущева выглядит довольной собой, ухмыляется, а потом рискует упасть в кресло, пошатнувшись. Но менее пьяный Дима успевает схватить Марину за талию, тут же притягивая к себе. И Дима даже успевает поцеловать Кущеву. Сумбурно, жадно и безответно, располагая руки на талии и сдавливая ее же. Правда Бончинче через пару пар секунд отстраняется немного, прижимаясь лбом к лбу и крепче сжимая талию. Резкое желание присвоить, ощутить больше. Я вижу, как тает свет, Ты восхитительна, знают все. Море в твоих тонах — злая сеть, Ты закружила нас в карусель… Кущева дожидается того, когда Дима вздыхает, отстранившись, и сама, резко перекладывая руки на его шею, притягивает к себе, целуя глубоко и бесчувственно.