Металлический голос из вне объявляет «Стоп» — съемка окончена, все могут расходиться по домам, встретимся через неделю.
И она подскакивает со своего места, поспешно натягивая на ноги каблуки, которые предпочитала снимать на время съемок (все равно же никто не видит), в попытке поскорее скрыться в одном из длинных коридоров. Чуть опомнившись, бросает кроткое «До встречи» своим коллегам, в частности, конечно же, только Светлакову, которому мило улыбнулась и помахала ручкой.
С Мигелем же у них, как и в статусе «ВКонтакте», —
все сложно.
Настолько сложно, что его можно смело назвать причиной её такого поспешного побега. Настолько сложно, что за весь съемочный день они не сказали друг другу ни слова. Настолько сложно, что, каждый раз улавливая на себе взгляд его карих глаз, по телу пробегали волнующие мурашки, а сердце с трепетом замирало. Настолько сложно, что она продолжала улыбаться и шутить над ним, словно его слова ничуть не задели её. Настолько сложно, что она готова признать свое поражение и расплакаться прямо здесь.
Но Татьяна Денисова не для этого годами выстраивала в себе стержень сильной и независимой женщины, чтобы с появлением
какого-то там Мигеля все разрушить. Ведь они просто коллеги, а это просто шоу, которое изначально включает в свое определения — конфликты и ссоры. Обычный пиар-ход. Обычное привлечение аудитории. Обычное повышение рейтингов.
И она действительно все понимает.
Понимает, что стержень, сильной и независимой, давно сломлен, а сама она уже больше года зависима от одного только имени.
Забегает в свою гримерку, мысленно пытаясь успокоить разбушевавшееся сердце, спиной опирается на дверь. Таня знает, что совсем скоро он придет, поэтому, наверное, и не запирается на замок. Она наперед знает, что Мигель войдет в её гримерку, не сказав ни слова, сядет на небольшой диван, который стоит вдоль стены, и будет смотреть на неё своими глазами цвета темного шоколада. И, казалось бы, она сто раз готова к его появлению, но коленки от чего-то по-прежнему трясутся, а ладони предательски потеют.
Татьяна Денисова боится.
— Отойди от двери, — хриплый голос раздается за дверью. Через мгновение Мигель уже сидит на том самом небольшом диванчике, а Таня, опустив глаза в пол, сядет в кресло напротив него.
Слишком предсказуемо.
Слишком все как всегда.
— Денисова, если ты решила помолчать, то это очень… Глупо, — последнее слово он произносит тихо, кротко, пронизывающе, а она она все же поднимает свои глаза.
— Мигель, — на самом деле ей сейчас следовало бы быстренько собрать все свои вещи, накинуть на себя осеннее пальто и запрыгнуть в заказанное такси. Так было бы, наверное, правильнее.
Правильнее было бы ещё год назад не соглашаться на его приглашение вдвоем прогуляться по ночному Калининграду (Егору же в тот вечер, словно по заказу свыше, резко стало как-то нехорошо и он отказался от «дружеской» прогулки). Правильнее было бы ещё во втором часу ночи попрощаться и разойтись, а не идти за, как Мигель тогда выразился, продолжением вечера в его номер. Правильнее было бы оттолкнуть его в тот момент, когда она впервые почувствовала вкус его губ на своих. Правильнее было бы отказаться от участия в кастинге, который проходил месяцем позже в Санкт-Петербурге, куда он лично пригласил её. И. наверное, правильнее было бы отказаться от постоянного наставничества в четвертом сезоне, когда в начале этого года поступило
столь заманчивое предложение.
Правильнее было бы просто никогда не встречаться в этой жизни…
И если еще в самом начале, когда кастинги только-только начались, а их ночные прогулки стали повторяться в каждом новом городе, Таня была поистине рада, что осмелилась выйти из зоны комфорта и в один день перевернула всю свою жизнь с ног на голову, то сейчас… Происходило что-то слишком непонятное. Внутри все требовало постоянства и определенности, а какой-то надоедливый голос разума слишком часто и навязчиво твердил ей о том, что навряд ли эти требования имеют хоть что-то общее с работой.
Татьяна Денисова в очередной раз умудрилась смешать воедино личные и рабочие отношения, в очередной раз надела розовые очки и, кажется, ошиблась.
— А я уж начал думать, что ты забыла мое имя, — продолжал издеваться, словно это не он целую неделю играл с ней в молчанку. Шестепёров всей своей душой терпеть не мог серьезные разговоры, выяснение отношений и смазливые, на его взгляд, извинения, и поэтому сейчас старался в шуточной форме избавиться от повисшего между ними напряжения.
— Если ты пришел издеваться, то проваливай, — слишком грубо, но отчетливо точно и тонко. Слишком часто он её обижал и слишком часто она закрывала на это глаза.
Надоело!
— Вот только не надо сейчас строить из себя стервозную суку, камер здесь нет, а я на это давно уже не ведусь, — мысленно считая до десяти, пытаясь успокоить резко нахлынувшее раздражение, Мигель отчетливо понимал, что любое неверно сказанное им слово может лишь усугубить ситуацию.
— Вот только не надо сейчас перебрасывать всю вину на меня, — сама не понимала откуда взялась эта уверенность и чрезмерная смелость в голосе, но останавливаться не хотелось.
— Хорошо, давай мы с тобой поговорим спокойно. Так ты хочешь, да? — и он действительно был готов ради нее на все, даже на серьезный разговор в ГЛАВКИНО в двенадцатом часу ночи.
— Добраться до дома и рухнуть спать — это единственное, что я хочу на данный момент, — прикрывая лицо руками, чуть слабо поморщив брови, Таня облокотилась на спинку стула и вытянула ноги вперед. — Правда, Сереж, давай разъедимся по домам и как-нибудь на недельке закончим наш разговор?
По голове словно чем-то тяжелым ударили в тот момент, когда она произнесла такое замысловатое, но безумно важное для него «
Сереж…». Словно красная тряпка для озлобленного быка, словно зеленый цвет светофора для мотогонщика. Мигель видел лишь один выход из сложившейся ситуации — рискнуть и наконец-то подстроить их игру под свои правила.
— Хорошо, — едва не скрипит зубами, понимая, что, кажется, в очередной раз сделал что-то не то. — Моя машина стоит прямо возле входа. Собирайся и выходи, поедем
домой.
Медленно поднимается со своего места, быстрыми движениями огибая кресло, в котором сидела Денисова. Кладет свои холодные руки ей на плечи, чуть царапая ногтями по её кожаной куртке. Сжимает плечи и подается чуть вперед, губами касаясь мочки уха:
— Мне надоело играть по твоим правилам, родная. Либо разговор здесь и сейчас, либо… — оставляет невесомый поцелуй за ухом, стараясь подавить самодовольную усмешку, когда замечает табун мурашек на тонкой молочной шее. — У тебя есть ровно пятнадцать минут, а после я уеду один.
Глупая девочка оказалась поймана в собственный же капкан. Хотела что-то доказать ему, а в итоге у самой сердце с каждым новым ударом готово разорвать к чертям грудную клетку и разбиться об пол без шанса на реанимацию.
Зависима…
***
Татьяна Денисова упрямо не хочет принимать тот факт, что дом Мигеля теперь по праву принадлежит и ей (хотя бы до конца декабря). Вот светлая прихожая и зеркало во весь рост, в которое она смотрится каждое утро перед тем, как покинуть
его квартиру. Сразу же открывается вид на темную-темную гостиную, где на стене висит огромная плазма, а поодаль стоит кремовый диван. Небольшая светлая кухня контрастом играет с все той же темной-темной гостиной, где она обожает готовить
ему завтрак перед тяжелым рабочим днем. Винтовая лестница, под которой, как особая достопримечательность этого дома, стоит черный мотоцикл, велосипед и какой-то потрепанный чемодан. И, конечно же,
его пес Барий, который с первого взгляда влюбил в себя саму Татьяну Денисову.
Как и его хозяин, в принципе…
— Мне помочь тебе раздеться? — чужие руки неожиданно опускаются на её плечи, а Таня чуть вздрагивает, когда черная косуха предательски слетает к её ногам.
— Нет, дальше я, пожалуй, сама, — пытается натянуть на себя улыбку, отгоняя прочь все возможные и невозможные варианты продолжения этого вечера.
Они слишком долго молчали друг с другом, чтобы сейчас вот так вот просто завалиться домой, взять из холодильника по стаканчику пломбира и, сидя на диване перед телевизором, обсуждать прошедшие съемки. Он бы, конечно же, притянул её поближе к себе и затянул с головой в свои глубокие и теплые объятья. А она, конечно же, мило улыбнулась ему в ответ, чуть сильнее вжимаясь в мужскую грудь. И им, абсолютно точно, до одури было бы приятно провести так весь вечер, где тишину смел нарушать лишь озорной пес Барий.
Так было до того, как она начала дискредитировать себя.
— Тань, это же все было сказано исключительно ради поднятия рейтингов, — не изменяя собственным же привычкам, Мигель без помощи рук, наступая одной ногой на другую, стаскивает с себя кроссовки и проходит в гостиную. — Я не думал, что ты обидишься, — переводит на Денисову взгляд, наблюдая за тем, как она с пола поднимает свою куртку и аккуратно вешает ее в шкаф.
— Есть хочешь? — совершенно не обращая никакого внимания на его предыдущую реплику, Таня проходит на кухню и замирает возле открытого холодильника. Есть абсолютно не хотелось, но она обещала сама себе (и Мигелю), что наконец-то начнет питаться чаще, чем раз в день. — Мигель?
— Я хочу тебя, — сбрасывая последние оковы со своей выдержки, Шестепёров в одно мгновение оказывается возле неё, щекой прижимаясь к волосам цвета сожженного шоколада, вдыхая в себя запах слишком приторных духов.
— А я хочу есть, поэтому отстань, — ловко выкручиваясь из его рук, Таня успевает прихватить из холодильника небольшую баночку питьевого йогурта и отскочить к круглому стеклянному столу.
Но он слишком долго терпел (целую неделю), чтобы сейчас так просто выпустить Денисову из своей ловушки. Да ему крышу сносит от одной лишь мысли о том, что вся эта их непонятная игра может затянуться еще хоть на несколько минут. Надоело играть перед камерами гордого и упрямого наставника, который готов по головам идти ради своих участников. Надоело играть во врагов, когда внутри все закипает от одного лишь вида этой женщины.
Его, черт возьми, женщины!
Мигель готов прямо сейчас сорвать с неё эту долбаную белую майку, которая слишком откровенно, как ему кажется, обтягивает её грудь, и силой взять на этом чертовом столе. Безумно хочется вспомнить каждый миллиметр её тела, поцеловать каждую родинку на спине и утонуть в слишком откровенных стонах. Он устал находиться слишком близко, но не иметь возможности прикоснуться.
— Прекрати меня изводить, Таня, — опускается на стул возле неё, силой сжимая ладони в кулаки. — Что я ещё должен сделать, чтобы ты наконец-то простила меня.
— Мы не в детском саду, чтобы я обижалась на тебя по пустякам, — делает глоток и
неспециально слишком эротично проводит языком между губ.
Татьяна Денисова ходит по слишком тонкому острию.
Ей это нравится.
— Все, хватит!
Раз: Мигель слишком резко выхватывает из её рук баночку с йогуртом, половина которого моментально растекается по некогда чистой поверхности стола.
Два: Также резко поднимается со стула, за руку утаскивая Денисову за собой. Теперь они стояли на ровне. Он мог видеть её затуманенный взгляд и слишком откровенное «хочу!»
Три: Не обращая ни малейшего внимания на протесты с её стороны, Мигель ловко перекидывает желанное тело через плечо, несильно ударяет по упругим ягодицам и направляется в сторону лестницы.
Четыре, пять, шесть: Он считает каждую ступеньку на пути к
их спальне, а Таня лишь сильнее хватается за его футболку, понимая, что все-таки проиграла.
Постель едва скрипит, когда Мигель слишком небрежно скидывает на неё свою тяжелую ношу. Денисова расплывается в дикой улыбке, соблазнительно закусывая уголок губ, и напряженно ожидает его дальнейших действий. Только вот Мигель от чего-то не торопится. Медленно огибает большую кровать, пытаясь не обращать внимание на слишком доступную Татьяну Денисову на ней, и включает подсветку над изголовьем.
— Тогда я пойду, — Мигель продолжает нарочито долго собираться «с мыслями», а Таня ждать больше не хотела, поэтому ловко соскочила с другой стороны кровати.
— Я тебя больше никогда в жизни никуда не отпущу, — поверив в то, что она действительно может сейчас уйти, Шестепёров с нажимом прижимает к себе усталое тело, от удовольствия закрывая глаза. — Я был неправ, когда…
— Молчи, — Денисова не дает ему закончить. Обхватывает шею руками и чуть приподнимается на пальцах вверх, пытаясь быть с ним наравне, а после завлекает его в слишком робкий поцелуй.
У Мигеля перед глазами все плывет от этой нахлынувшей волны нежности. Блаженно прикрывает глаза, отдавая все бразды правления в руки женщины, и доверяется моменту. Пускай делает что хочет, пускай сама руководит ситуацией — лишь бы не прекращала этот поцелуй.
Но когда Таня начинает слишком откровенно царапать его кожу своими красными ногтями, абсолютно случайно касается его там, а после слегка оттягивает нижнюю губу, едва прикусывая ее, у Мигеля окончательно и бесповоротно сводит мышцы от нестерпимого желания овладеть ею.
И одежда вмиг слетает к ногам…
Вновь откидывает её на постель, которая, кажется, ещё громче заскрипела от неожиданного падения, а сам с улыбкой рассматривает её обнаженное тело. Ему кажется, что прошла целая вечность и ещё один день с того последнего раза, когда он видел её в таком виде. Это все его. Каждый изгиб, каждая неровность на безупречном теле — все его!
Аккуратно опускается сверху, прижимаясь грудью к её и чувствуя слишком сбивчивое дыхание, Мигель вновь вовлекает Денисову в поцелуй, на этот раз более страстный и чувственный. Руки невесомо спускаются вдоль талии, слегка щекочут ребра, от чего Таня улыбается сквозь поцелуй, и останавливаются на пояснице, чуть приподнимая её вверх. Он хочет, чтобы она чувствовала его желание всем своим нутром. Он хочет, чтобы она раз и навсегда запомнила, что только Татьяна Денисова способна разбудить в нем все самые потаенные возможности его тела. Он хочет, чтобы она никогда больше не смела обижаться, ведь для него она — целая жизнь.
Немного отстраняется от фарфорового лица, на котором наконец-то стал появляться розоватый румянец, заглядывает в глаза цвета сухой глины, словно ищет в них ответы, а после вновь припадает к губам, заглушая первый стон этой ночи. Несколько мгновений он отводит ей на то, чтобы она смогла привыкнуть и наконец-то расслабиться, сам же поцелуями поднимается к скулам и спускается к шеи, на которой уже появились небольшие капельки соленой воды.
Слишком жарко и душно…
Со всей силы сжимает бедра, мысленно ругая себя за несдержанность, ведь по утру наверняка там появятся синяки, и начинает ускорять темп. Денисова же в очередной раз не сдерживает в себе слишком пошлый стон, шепчет ему на ухо что-то нечленораздельное, влажными губами соприкасаясь с мочкой уха, и со всей силы старается удержаться за напряженные плечи перед собой. Она слишком долго была гордой и независимой, чтобы сейчас, в постели с ним, хоть как-то ограничивать себя.
Вжимается в молочную кожу губами, оставляя на ней ярко-красные отметины, которые к утру обретут бордовый оттенок и
неприятную боль, как напоминания о примирении. Но Мигелю все равно на это. Сейчас ему просто до неприличия хорошо, вне камер и вне формата шоу, в объятьях любимой женщины, что сейчас так несдержанно просит его:
— Быстрее!
Он ускоряется, продолжает двигаться, сильно и агрессивно, пока сам не срывается на глухое рычание, которое больше походит на вой обезумевшего волка, слишком тяжело дыша. И вот тогда наконец-то волна вожделения обрушивается окончательно, накрывая собой два уставших, но до безумия удовлетворенных, тела.
Мигель лежит на обмякшем теле, лбом уткнувшись в ямку между грудей, и слушает учащенное сердцебиение Денисовой, которая, кажется, ещё до конца не поняла, что только что произошло. На лице у него появляется едва заметная улыбка, а внутри все слишком предательски трепещет. Хочется рассмеяться, но сил хватает только на то, чтобы кое-как, но все же сползти с Тани и откинуться по подушку возле неё.
— Знаешь, — одной рукой укладывает её голову на свою грудь, убирая с лица влажные пряди волос. — Если после каждой нашей ссоры мы будем мириться подобным образом, то я готов хоть после каждого выступления устраивать тебе скандал.
— Только попробуй, слышишь? — тихо смеется в ответ, пальчиками выводя незамысловатые узоры на его теле.
На Мигеля невозможно обижаться…
***
Утром Таня первая проснется, с удивлением заметив, что проспали до полудня, незаметно покинет его объятья и направится прямиком в душ. Она ещё раз обдумает произошедшее ночью, с улыбкой проведет по отметинам на своем теле, блаженно погружаясь под струи теплой воды. Бодрая и свежая, она спустится на первый этаж, где на столе заметит разлитый йогурт, который она так и не успела допить, и Бария, верно ждущего свой завтрак.
Когда Денисова накормит пса, уберет со стола и сварит черный кофе, на лестнице появится слишком
довольный удовлетворенный Мигель с улыбкой на лице. Он весело потреплет верного друга по шерсти, вдохнет любимейший аромат свежего кофе и поцелует её, тихо прошептав на ушко:
— Доброе утро, родная.
Четверг — это единственный день, когда они могут отдохнуть от проекта. Весь день они проведут на диване за просмотром самых различных фильмов, на кофейном столике будут стоять пустые стаканчики из-под мороженного, а рядом будет бегать по-прежнему озорной и веселый пес Барий. Все вернется на свои места, словно и не было этой недели недопонимания.
А в пятницу они снова станут просто коллегами, которые приезжают в телецентр на разных машинах, изредка пересекаются в коридорах и по окончанию рабочего дня разъезжаются по своим домам, так и не сказав друг другу не слова. Все продолжат искренне верить в то, что Татьяна Денисова и Мигель ненавидят друг друга, поэтому им действительно лучше лишний раз не видеться на репетициях в залах.
Они же уверены в том, что на ближайшую рабочую неделю их точно хватит. Будут уверены ровно до того момента, как дверь в её гримерку не захлопнется с характерным звуком, оповещая всех и каждого — к ним лучше не заходить.
И вот в такие моменты Татьяна Денисова абсолютно точно понимает, что все же
зависима от глаз цвета любимого черного кофе…
