Часть 1
4 декабря 2017 г. в 15:24
Паша сросся с Зоной острыми краями ран, совпал кровоточащими порезами, и больно совсем не было. Киняев сливал его кровь в пластиковые пакеты и объяснял все как дураку — невозможно пошевелиться, но зато всё предельно ясно. Киняева больше нет, и красного вокруг стало слишком много, что Вершинин больше не видит отличий между цветом и кровью.
Он не помнит своего имени. Он помнит праздник дочери и острую боль, пузырящуюся на коже от взрыва.
Идти вперед с закрытыми глазами. Он бредет к Саркофагу построенному над четвертым энергоблоком и исправляет всё: исчезает в коридоре без выхода, ступает в серый, толстый туман Чернобыля, возвращается на место собственной смерти и не смотрит на огромный аппарат, что вздымается высоко вверх, как черный монолит его могильной стелы.
Однажды Аня найдёт его. Аня обязательно ещё раз поцелует его, и тогда Паша снова станет человеком.
Паше не следовало забывать того, что Аня — его любовь, а часть Зоны — он сам. В этом новом мире нельзя быть другим человеком, потому что это парадокс возвращения из измененного прошлого, и в таком мире разбитую чашку склеить — невозможно.
Сейчас практически всё как в реальном мире — Киняев мертв, Сорокин — жертва, Паша — убийца.
Всё могло вернуться обратно, но чашка уже разбилась.
И от того, что он сделал всё это собственными руками, становится больно.