...Я пишу тебе

Ночь на Земле. После окончания войны с Фэйтоном прошел месяц. Люди постепенно возвращаются к привычной жизни, эхолетчики наслаждаются в кои веки выпавшим отдыхом и готовятся к новым заданиям, потому что они должны быть всегда настороже. Даже в мирное время - теперь они знают, что невозможно предугадать, когда и откуда придет опасность. Ночь... Лейтенанту Мэгги Уэстон не до сна. Она снова пишет письма, и не надо быть провидцем, чтобы догадаться - кому... "Привет, Алек! Я бы сказала "здравствуй", но ты и сам понимаешь, насколько нелепо это прозвучит. Надеюсь, тебе... ты там не скучаешь. Нам здесь тоже не до скуки. Я уже рассказывала тебе, как мы разгромили Фэйтона; наверное, хотя бы некоторое время мы теперь сможем жить спокойно. Спокойно... это кажется удивительным сном после всего, что пришлось пережить испытать... хотя, с другой стороны, эти три с лишним года осознаются не иначе как сплошным беспробудным кошмаром. Я снова стала зачеркивать слова. Ну да ты уже видел. Удивляешься? Как это - педантичная Уэстон не выверяет каждую букву прежде чем написать ее. Еще недавно (недавно? Вечность назад!) я и сама посмеялась бы над этим. А теперь... совсем не до смеха... Я знаю, ты не спросишь - почему? - ты ведь не хуже меня знаешь причину... ...Я ловлю себя на мысли, что ненавижу все вокруг. И наступивший мир - едва ли не больше, чем все остальное. Появилось слишком много времени, которое некуда девать. Раньше, пока была война, мы считали каждую секунду. Было не до того, чтобы грустить, не до того, чтобы вспоминать... Помнишь, мы всегда чему-то смеялись? На любых, самых опасных заданиях, мы находили возможность как-то поддержать боевое настроение, обменивались шутками. Мы умели веселиться от души. И предпочитали радоваться новому дню, а не гадать, не последний ли он. Мы ничего не боялись, кроме одного - проиграть. И знали, что не имеем права на это. А помнишь... чтобы научиться бояться друг за друга, нам понадобилось немало времени. Мы сами себе казались неуязвимыми: мы же эхолетчики, что с нами может случиться?! ...А когда это "что" случилось... знаешь, это как арматурой по голове, только больнее. Хотя... я боюсь представить, каково было тебе... Я хотела убить врачей. Честно. Очень хотела, Алек. За то, что они не смогли, за то, что не сделали невозможное... за то, черт побери, что они не сотворили чудо, о котором я, будь я на месте Коллин, молила бы Бога!!! И на их лица, на их опущенные глаза смотреть было так... гадко и горько. Почему?!! Почему неосапиантские врачи выходили полусгоревшего в лаве Олимпа Фэйтона, а наши, намного более умелые и опытные, не сумели спасти одного-единственного человека?.. Я помню, что организм человека в сравнении с неосапиантским очень хрупок, что ТАКОЕ не лечится никакими способами... но мне надо наконец выкричаться, выплакаться... у меня теперь для этого достаточно времени... Если бы тебе не надо было геройствовать, изображать из себя Тайфунуса... Смеешься? Погиб бы, наверное, весь эхофлот. И уж точно не выжили бы десантники Батлера. Но ты... Да, ты знал, что делаешь, ты спасал нас всех... Почему же ты не подумал о себе - хотя бы на секунду... Почему не подумал, каково будет мне...? Алек... Глупо спрашивать: почему ты обменял свою жизнь на наши. Ты бы не смог жить в разрушенном мире. И никто бы не смог, а это был единственный способ оставить нам шанс на победу. Но... ...ты знаешь... в целом мире - так тяжело жить без тебя... Ты теперь постоянно рядом - в памяти, в снах... в сердце... Глаза, светлые волосы, улыбка... Дурацкие очки - ты так забавно щурился, снимая их, и терпеть не мог, когда кто-то пытался помочь. Теплые ладони... почти всегда - в перчатках, как нам и положено, но я помню те несколько мгновений, когда мы просто держали друг друга за руки. Наш всего один поцелуй... почти случайный, необдуманный и какой-то... словно мы тогда испугались самих себя. Война... какие отношения на войне? Какой же я была дурой... Самоуверенной дурой, которая решила, что знает все и обо всем. Ни ты, ни я так ничего и не сказали... пока не стало поздно. Когда мы улетали защищать корабли... если бы я знала, что больше не увижу тебя... Я думала: "ну что с тобой случится? Ты же, как и любой из нас, точно зачарован от всех неприятностей". Я... не поверишь, я почему-то решила, что вот мы вернемся - и я все-таки скажу... Ты успел первым. А я... не в небо же кричать... Даже плакать в тот момент не получилось. Слезы были, но больше от неожиданности. Понимание пришло, когда мы вернулись на "Резолют" и в ангаре собралась вся команда... кроме тебя. У ребят хватило такта не подходить ко мне. Они догадались... а мне уже было все равно. В небо кричать? Выть от тоски, от боли, от того, что в этой, будь она проклята, Вселенной больше нет человека, которого я люблю... Вот так, вдруг - не стало. Герой, мать твою... ненавижу тебя, Алек, за это твое геройство, я же просила не хорохориться... Идиотизм ситуации в том, что в этом случае мы бы сейчас не видели рассвета все вместе. Большой и дружной компанией. И ты бы себе этого не простил... ...Что же мне делать? Я не могу забыть тебя, и не хочу забывать. Я не могу надеяться, что ты вернешься, но так хочу в это верить - по-детски наивно... Приписать, что ли, "возвращайся"? Это еще более глупо, чем вообще писать тебе письма. Просто - до встречи, Алек..." Авторучка отброшена в сторону. Мэгги сидит за столом, уткнувшись лицом в ладони, и на исписанный лист бумаги капают слезы. "Теперь я могу позволить себе плакать... Теперь я могу любить - хотя бы твой призрак, если большего ты мне не оставил... Почему? Почему так? Ответь..." Ночь молчит. Молодая женщина поднимает голову и смотрит в окно, в небо, где среди узоров созвездий мягко светится луна. Естественный спутник Земли, полигон перед решающей битвой... место, где погиб Алек. Потом Мэгги встает с места и, взяв письмо, подходит к камину. Бумага вспыхивает золотистым пламенем. Если старые легенды правдивы, то письмо дойдет до того, кому оно предназначено. А если нет... - Ты и так все знаешь, правда же?.. Знаешь... Луна подмигивает в ответ.