Верный

Хэрумор возвращался в свой дворец в прескверном настроении. Он прекрасно понимал, насколько ни Харад, ни морэдайн, ни все вместе не готовы сейчас к войне с молодой Страной Камня; как понимал и то, что его личная ненависть ко всей этой своре предателей пока не имеет никакого значения. Им нужен мир, хотя бы на несколько десятилетий… и неважно, что место этого изменника, младшего из правителей Гондора — не мог Хэрумор звать самозванцев королями — на костре; важно, что сейчас следовало учтиво приветствовать его и обсуждать условия мира без всякой возможности отвести душу — привычные Хэрумору изысканно-ядовитые любезности разбивались о всегдашнюю улыбку этого предателя Нуменора, как волны об утёс. Конь шёл ровной иноходью, харадцы спешили уступить дорогу предводителю морэдайн, многие кланялись, но все эти почести никак не могли послужить бальзамом: долгие утренние переговоры так просто было не смыть с души. Проклятье предателям. Но чтобы Тьма обрушила свой гнев, ей нужны слуги, такие, как Хэрумор. А он должен разить наверняка, и нет права поспешить, утоляя ненависть. Во дворце, едва он спешился, дворецкий сообщил, что его хочет видеть кто-то из гондорцев. Хэрумор раздражённо бросил поводья оруженосцу и не торопясь направился к лестнице. И даже в собственном доме покоя не было. Но едва ли тот пришёл выпить вина; а делами пренебрегать недопустимо. Кабинет Хэрумора был не предназначен для встреч западных: он был во вкусе морэдайн. В просторной комнате царил полумрак, стены были отделаны дубом, на полу лежал тёмно-фиолетовый ковёр. В воздухе висел еле уловимый запах храмовых благовоний, гнетущий и тяжёлый для непривыкшего. Да и три картины были не теми, что помогли бы достичь согласия. Здесь и многим морэдайн становилось не по себе. Но это был его дворец, в конце концов, и гость пришёл сам, так что — пусть терпит. Вошедший был, на взгляд Хэрумора, молод, но не юн: лет пятьдесят; и чистокровный нуменорец. Он помнил этого… как его имя? — Айкарила. Юнец из свиты правителя, примечательный разве что своим отцом. Вот его-то Хэрумор помнил, и помнил хорошо. Сам Хэрумор сидел в кресле за своим рабочим столом, бумаги были привычно перевёрнуты белой стороной вверх. — Я рад приветствовать гостя, — произнес Хэрумор на чистом адунаике. — Ты пришёл по поручению короля Анариона, полагаю? — Нет, господин мой, — что ж, адунаик гостя был вполне приличным, хоть выговор и отличался. Войдя, тот едва скользнул глазами по кабинету, точно ничего, кроме хозяина, гостя не интересовало. — Я пришёл по собственному почину и втайне от моих сородичей. Голос Айкарила не то чтобы дрогнул, скорее — тот проглотил комок в горле, чтобы говорить как можно твёрже. Неожиданное начало. — Так что привело тебя сюда? — Хэрумор сделал жест, приглашающий садиться, хотя полагал, что гость откажется. Так и вышло. — Господин Хэрумор, ты знаешь, что я сын князя Майвендила, когда-то носившего имя Азрузир, — тем временем Айкарил успокоился и заговорил твёрдо, в глазах плясали искры. Такие взгляды нравились Хэрумору, но только у морэдайн. Не получив ответа, Айкарил продолжал: — Мой отец отрёкся от истинного Короля, — с твёрдостью и скрытым жаром заявил он, и бровь Хэрумора слегка приподнялась: он был вполне согласен, но не ждал такого от одного из нимрузирим… Впрочем, он сам давно возлагал надежды на молодое поколение. — Мой отец отрёкся от истины, — продолжал Айкарил. — Он трус. Он бежал от боя… впрочем, мне следует радоваться этому, иначе мы с сестрой не родились бы. Но я не могу радоваться тому, что я — сын труса и изменника. Айкарил порывисто опустился на колени. — Господин мой, я хочу вернуться к истине. Я хочу искупить измену моего отца, я хочу служить истинному Отцу Людей. Это уже не было неожиданно, и Хэрумор не удивился. Он медленно кивнул. — Встань. Порыв юноши казался искренним, и Хэрумор видел уже таких — с огнём в глазах и сердце, жаждущих истины. Впрочем, он больше верил тем, кто искал силы… но этот — чистокровный нуменорец, к тому же выросший в иной среде. Он повзрослеет, если… Если говорит правду. Эта мысль мелькнула где-то в глубине — Хэрумор не мог всерьёз поверить в то, что кто-то мог лгать подобными вещами. Слишком противоестественно для нимрузирим, слишком опасно на самом деле. Айкарил тем временем встал, но смотрел всё так же — не разочарованный сдержанным приёмом и не потерявший решимости. — Расскажи о себе. Что толкнуло тебя к подобным мыслям? Что привело ко мне? Знает ли о твоих стремлениях твой отец? А король? Вопросы Хэрумор задавал бесстрастно, положив подбородок на сплетёные пальцы, но собеседника его ровный тон и пронизывающий взгляд не пугали. Смелее многих умбарцев. — Я расскажу тебе всё, господин мой. Когда я стал взрослеть, я перестал принимать рассказы о прошлом на веру, я научился мыслить критически. И я понял, что там, в Нуменоре, нимрузирим восстали против подлинного Короля, а теперь говорят о верности. Что мой отец струсил и сбежал, а они называют это раскаянием. Что Король, подлинный Король, боролся за свободу и силу людей, а они называют это мятежом. Я читал о силе Нуменора, обо всём, что было утрачено, и в моём сердце поселилась ненависть к отнявшим это. И если Валар таковы, то я верю Отцу Людей! Хэрумор слушал не столько слова, сколько тон юноши; таким тоном не лгут. Крутил в пальцах обсидианового дракона, поглаживал сложенные крылья, размышлял. — Мой отец… — в этих словах звучало скрытое презрение. — Мы в ссоре уже не первый год. Он всё считает, что у меня «молодая дурь», которая пройдёт. Для того он и вынудил меня приехать сюда — чтобы я «своими глазами увидел, кто такие тёмные!» А прежде с этой целью он заставил меня подниматься на Эред Дуат… — Айкарил прикрыл глаза. — Я видел чёрные земли, скалы — и Чёрную Твердыню. Я видел — и только утвердился в своей правоте. Он снова распахнул глаза и посмотрел на Хэрумора; тот чуть усмехнулся. — Я прошу дозволения остаться здесь! Хэрумор молчал, постукивая пальцами по столу. Потом встал, обогнул широкий стол и подошёл к юноше. — Я верю твоему сердцу, — отрывисто проговорил он, кладя руку на плечо Айкарила. — Но тебе ещё предстоит доказать свою верность. Нет. Остаться в Хараде ты не сможешь. Сказано это было так, что Айкарил посмотрел на Хэрумора очень внимательно, и во взгляде было что угодно, кроме разочарования. Хэрумору это понравилось. — Сейчас ступай. Мы ещё поговорим — ваше посольство не завтра покидает Харад. Когда посольство Гондора — спустя месяц — всё же покинуло Харад, понурый Айкарил уехал с ним.В разговоре с королём он признал, что был глупцом и больше чем глупцом — что он опасно близко стоял к грани, за которой — падение; Хэрумор знал об этом. Первое донесение, спустя полтора года полученное Хэрумором от нового «голоса» из Гондора, было кратким: «Он мёртв». Излишне эмоционально, конечно, но для первого раза — сойдёт. Тем более что за мальчишкой, конечно, присматривали, и Хэрумор имел исчерпывающий рассказ о том, как присмиревший после поездки в Харад юноша поутих, помирился с сестрой — невестой младшего принца, примирился, хоть и не сразу, с отцом, стал бывать у него в доме… И вот — выпал случай. Изменник, предавший Отца Людей и своего Короля, был мёртв. Хэрумору не сообщили, какой именно яд использовал Айкарил, но можно было предположить «крепкий сон»: вечером была общая трапеза семьи, а утром князя Майвендила нашли мёртвым. Он был уже стар, а времени с его размолвок с сыном прошло так много, что никто бы не подумал… никто никогда бы не подумал… *** Морнемакил, преемник Хэрумора, хмуро смотрел на лист с расшифровкой донесения из Гондора. Сухой и точный доклад Айкарила о казни «голоса» из Минас-Итиля. Единственного, кому чудом удалось пробраться туда! Морнемакил переломил костяное перо и отшвырнул обломки. Проклятье. Но каков Айкарил. За последние два десятилетия это не первая гибель, теперь гондорцы ищут хорошо, Айкарил не может не понимать, что к нему подбираются — и ни тени растерянности, страха, колебаний. Ни намёка на желание покинуть Гондор или хотя бы столицу. Поистине — достойный слуга. И каждая его награда заслужена, а он — вовсе не ценит золото. Как подобает морадану. Морнемакилу этот «голос» достался по наследству от Хэрумора, и он вскоре оценил и информированность Айкарила, и его точность… многое из того, что он сообщал, другие «голоса» узнать не могли, как ни старались. Часто он исправлял ошибки других, неточные или вовсе неверные сведения. Приближённый младшего правителя, шурин его младшего принца. Свою верность он доказал давно, как и свою храбрость. Клятву Тьмы от него принял Агалдор — и даже не успел доложить об этом… О присяге и о провале Агалдора сообщил сам Айкарил. Тогда ещё Хэрумор, старый, но цеплявшийся за жизнь, предложил ему бежать в Харад — Айкарил отказался. И сейчас ведь откажется… Нельзя ему рисковать так. Нельзя. Но у Айкарила на всё один ответ: «Я голос для Владыки Тьмы». Теперь уже — последний голос. Рискнуть им — и пусть сидит до начала войны? Властелин Мордора воспрял, теперь уже недолго осталось. А сведения ценны, отчаянно ценны, и даже если Айкарила возьмут — он ничего не выдаст. Пусть остаётся. И даже после начала, если потребуется и Гондор всё же окажет сколько-нибудь серьёзное сопротивление. *** — Да, государь Анарион. Я абсолютно уверен, — голос Айкарила звучал твёрдо и чётко. — Этот был последним. Если кто-то в Гондоре и остался, то только мелкие сошки, мой король.