Мистика.

Прекрасное юное создание, тревожа тишину замершего леса своим сбившимся дыханием, пробиралось сквозь кусты малины. Прехорошенькое платьице в цветочек зацепилось за сухую ветвь, и девочка вздрогнула от испуга – подумала, верно, будто то была не ветка, а костлявая рука ведьмы-карги, что пришла по её душу. Крепко сжимая в беленькой аккуратной ручке лампу, двуногое дитя освещало извилистую тропинку, второй рукой хватаясь за сухую кору деревьев и отрывая её, чтобы хоть как-то отметить свой такой долгий путь. Неизвестно, что заставило эту крошку избрать столь тёмный путь – не бессонница ли, что сказывалась так на милашке, рисуя в её воображении пугающие картины, возникающие во мраке мистической ночи? Был ли то шорох в зарослях крапивы, или он всего лишь показался, как на ангельском личике тут же отпечатывался страх. Казалось, замирало сердце в ожидании чего-то поистине ужасного. Ноги наливались свинцом, не силясь сделать шаг в отяжелевших башмачках. Пальцы рук застывали, схватив измятый подол платья... Но только причиной временного забытья оказывалось что-то крохотное и смешное, вроде мышки, скользнувшей к корням берёзы, как с губ срывался облегчённый вздох. Её единственной защитой против обитателей молчаливого леса Камчатки была крохотная корзинка с травами, собранными накануне в подарок маме. Почему-то она казалась девочке надёжным средством против волка или лисы: стоит только выкинуть на их головы букет ромашек и колокольчиков, да надеть на морды это самое лукошко... Лёгкий ветерок заиграл с её короткими чёрными волосами, змейками расползавшимися по хрупким плечам, и красавица, вытянув тонкую шейку, подняла голову. Грузные хмурые тучи собирались воедино на какое-то своё важное совещание, недоступное пониманию человека. Раздался громовой раскат, предзнаменуя грозу, и девушка, в очередной раз сорвав с ольхи кусочек старой коры, перескочила грязную лужу – на поверхность её тут же опустилось несколько первых дождевых капель... Погода разыгралась не на шутку. Высыпав на землю содержимое корзинки, двуногая водрузила её на голову, придерживая одной рукой, – хоть какая-то защита от дождя, успевшего уже обмочить платье до последней нитки – а второй как можно ближе к себе держа лампу, дрожащий огонёк которой грозился потухнуть, погрузив окружающую поляну в кромешную тьму. И вдруг стало светло, словно ясным днём: первая молния озарила мрачное небо, и путница вскрикнула. Вспотевшая ладонь разжалась, выронив лампу. Свет потух, мигнув напоследок ободряюще. Слёзы отчаяния хлынули из глаз, смешавшись с капельками дождя, стекающими по бледному лицу, а крик досады подхватил свистящий ветер. Не разбирая дороги, девочка кинулась напрямик через полянку, окружённую застывшими деревьями, не забыв содрать кору – получился ровный квадрат. Гроза разгоралась; всё чаще небосклон разрывали бешеные молнии, и всё чаще заплаканные глаза, жмурясь от яркой вспышки, наполнялись слезами... В груди бешено стучало сердце. Ноги подкашивались после изнуряющего бега. Лёгкие разрывало от боли. Измученным телом правил инстинкт самосохранения, не желающий согласовывать свои действия с разумом. Кажется, совсем рядом проскочила очередная молния; завернув за огромный дуб, девушка тут же отскочила назад, не силясь вскрикнуть от нового наплыва обжигающей тревоги. Высокая сосна, поражённая стихией, загорелась, треснула пополам и упала совсем недалеко, обдав испугавшуюся снопом искр – дождь тут же потушил их. Она повернула назад. Отсутствие вырванной ею же коры указывало дорогу. Вот и полянка – лишь только девочка очутилась под открытым небом, как тут же, обессиленная, упала без сознания на мокрую траву, окружённая кольцом искорёженных деревьев, стволы которых украшали ровные квадраты...