Вместе легче

Он держал ее за руку, сдерживая слезы. -Ир? — Арсений тихо крутил кольцо на ее пальце, — Ира? Женщина перевела взгляд на мужа, слабо улыбаясь. -Ир, все... все будет хорошо. Кьяра уже нарисовала нас вместе в парке, — слеза медленно скатывалась по скуле Попова. -Где она? — тихий хриплый голос женщины звучал так непривычно, так больно -Она уснула, родная... — слезы продолжали падать, но жена заботливо провела рукой по щеке, убирая влагу, — уснула в машине. -Я вас очень люблю... — было заметно как тяжело ей давалось каждое слово, как тело боролось за жизнь каждую секунду, — Арс будь сильным. Не давай... нашу девочку в обиду, — дыхание учащалось, а глаза каждую секунду хотели закрыться. -Ир, пожалуйста... Она уже не могла ничего ответить. Лишь молча смотрела в голубые глаза, похожие на глаза дочери, которая сейчас спит в машине и даже не подозревает о том, что мама больше не будет готовить по утрам. Не будет целовать папу и ее саму, уходя на работу. Не будет забирать ее из школы. Не будет помогать делать уроки. Не будет обнимать по ночам, если снится кошмар. Не будет рассказывать сказки. Не будет петь колыбельную и гулять с ней по парку. Не будет качать ее на качеле, пока папа сидит на лавочке. Не будет делать хвостики, не будет вместе с ней рисовать. Не подозревает, что мамы больше нет... У этого паршивого кино будто вырубили звук. Но Попов кричал. Плакал и кричал. Он не верил, в то что это все действительно происходит. Вот сейчас! Сейчас она откроет глаза! -Арс... — сестра положила руку на плечо мужчины, — Арс, пойдём... Кьяра наверняка уже проснулась, — она дернула за плечо ещё раз, — Арс, нам нужно идти. Пойдём... Все говорили почти полушепотом, но только он кричал в ладони, пытаясь выразить всю ненависть к этому миру через этот яростный крик. Затем он успокоился и больше ничего не говорил, сидя за рулем. В зеркале отражалась спящая первоклашка, только что со школы, вымотанная учебным днём. Она давно уже ходила с одним хвостом, который умела завязывать сама, потому что поделить на два ровно ну никак не выходило не только у не, но и у Арса. Отец слабо улыбнулся, глядя на спящую дочь, очень похожую на него... и на неё тоже. -Папа, а почему я должна одевать черное? Ты же сказал, что мы к маме едем, а маме нравится голубое. -Надевать, — поправил он дочь, присаживаясь на корточки перед ней, — Потом объясню разницу... родная... Говорить было чертовски трудно. Особенно теперь, когда взгляд девочки помутнился и стал более хмурым. -А можно я надену синие? -Нет, зайка... видишь ли. Это очень трудно, я знаю, но... мама очень сильно болела. Очень... Кьяра, кажется, уже поняла в чем дело, поэтому глаза наполнись слезами, а губы по-детски надулись. -Кьяр, — мужчина взял дочурку на руки, прижимая к себе и начал расхаживать по квартире, — Родная, я знаю, это больно, но нам нужно быть сильными... — он много чего говорил, но в ответ поступали железные аргументы от которых самому хочется плакать. -Я хочу к маме! Я люблю ее! Папа, давай найдём других докторов! — она плакала взахлёб, понимая, что папа не найдёт других докторов и что она больше не попадёт к маме. Никто больше не увидит ее.

***

На Кьяру и Арсения родственники смотрели с особым сожалением и болью. Девочка в маленьком чёрном платье держала за руку высокого мужчину в чёрном костюме. Он не спал. Всю неделю он не спал. Кьяра спала, но мало и сидела в своей комнате. Больше ничего. Отец пытался ее покормить, но выходило хреново. У Арсения было идентичное расписание, только его есть никто не заставлял. Эта ночь была особенно тяжёлой. Арсений уже привычно лег на кровать в попытках заснуть, и впервые за эту неделю он действительно сделал это. Слишком вымотался. Но это было не надолго. В соседней комнате послышались крики и всхлипы. Арсу пришлось встать и сонно медленно пойти посмотреть что происходит. -Мама! Мамочка! Я так скучала! Не уходи! — девочка кричала и плакала во сне. Арсений стоял рядом и не знал что делать... Потому что будить ее не хотелось. Она стала тихо и не совсем внятно шептать — Мы так соскучились. Папа почти научился готовить. Я буду ему помогать. Я так люблю тебя. Я не хочу как Бэмби. Я не хочу быть Бэмби. Я сделаю все что угодно... Только вернись к нам... — тут слезы и крики вернулись, — Мама, я буду самой послушной! Не уходи! Я буду всегда-всегда тебя слушать и есть противный перец! Мама не уходи! МАМА! МАМОЧКА! Брюнет не выдержал и взял на руки кричащую дочь, упрашивая ее проснутся. Голубые глазки, выглядящие особенно ярко из-за покраснения, немного открылись. -Ты видел? — вопрошала она, — Ты не видел... значит это был сон? -Это сон, — шёпотом ответил он, укладывая ее опять в кровать. -У неё опять были волосы. Я чуть не забыла, что они были такими, — Арсений и не забывал, — Ты тоже по ней скучаешь? Он ничего не ответил. Просто молча смотрел на девочку. Если это можно назвать "скучать", то да. Он безумно по ней скучал. Им обоим ее так не хватало. -Попытайся уснуть, хорошо? — Арсений коснулся губами высокого лба и вернулся в спальню. И вновь чертовы слезы предательски начали литься из глаз, а крики в подушку. Было отвратительно и мерзко. Вот это действительно больно. А не все эти ваши предательства и так далее. Боль это когда того кого любишь нет. Когда его нет рядом и больше никогда не будет. Когда ты взрослый, сильный и успешный, но ты кричишь и плачешь в подушку потому что терпеть это невозможно. -Папа? — Попов даже не заметил как его чудо зашло в комнату, поэтому очень удивился когда его дернули за рукав, и поспешил вытереть слезы. -Да, милая? -Раз мы оба плачем, то нам плохо. Давай тосковать вместе? Так легче. От шестилетней малышки прозвучала самая здравая мысль в ее пока короткой, но теперь самой важной жизни. Арсений улыбнулся и притянул ее к себе, укладывая маленькую темноволосую головку на широкое плечо. -Ты абсолютно права. Вместе проще, — прошептал мужчина уже спящей девчушке перед тем как впервые после этого заснуть. Совершенно спокойно и даже немного счастливо.