Insanity and recovery

Бежать. Единственная мысль, ввинченная в мозг и подчиняющая себе видимую реальность, – только бежать, бесповоротностью птицы, ринувшейся в пике. Стремительность порыва, будь она измерена, составила бы тонны нечеловеческих усилий и желания. Дикого, животного – бежать, бежать. Смысл существования? Опора, чтобы сдвинуть мир? Эпицентр взрыва? Побег. Бежать и не оборачиваться. Вот он, засевший в задворках сознания, - страх. Поздно затевать игру в прятки с самим собой. Сейчас развернулась игра куда рискованнее – а от него впервые в жизни не зависит ничего. Ни одной мелочи, ничтожнейшей детали, - исчерпаны все варианты, которых не было, зацепки, которые не могли появиться в этой пустыне. И его затягивает всё больше. Ноги стали продолжением зыбкой земли, в которую упираются и которая придает им призрачность силы. В этой безжизненности он лишь представляет, что бежит, не признавая тщетности попыток. Отчаянная обездвиженность – нет, поражение, когда настигнет нечто. Ближе. Но сдаваться не в его правилах. Бесполезнейший пункт для свода предписаний того, кто способен прятаться даже от времени. Сейчас. Распахнув глаза, Доктор впивается взглядом в мрачную пустоту. Лёгкая приглушённость и головокружение ещё не дают возможности оценить положение. Пока остаётся необходимость срочно укрощать разбушевавшиеся нервы. Рваное дыхание и усиленная пульсация крови, способной – продлись кошмарный сон чуть дольше – прорвать тонкие прожилки вен. Предательское тело, мешает привычному навыку: профессионально осмотреться и начать действовать. С подспудным удивлением Доктор обнаруживает, что ноги, секунды назад непослушно-ампутированные, свободны, и, какое облегчение, снова способны чувствовать; лёгкое покалывание от неестественной позы. И сколько он тут провалялся? В следующий момент взгляду возвращается прежняя резкость, осязанию – острота, и Доктор ошеломлённо застывает: иллюзия раскинувшейся дали нелепо, с издёвкой заключена в узкие стены. Подставляя им ладони, обследует в пару минут крохотное помещение: во всей «комнате» не будет и двадцати кубических метров. Это не сама планета, а её объёмная проекция, изображение всей зеркальной поверхности, отражающей местность снаружи... А он – по ту сторону зеркала. Затаив дыхание, Доктор прижимается подушками пальцев к невидимой грани и прислушивается к бешеному потоку мыслей. Одна догадка за другой. Первое: откуда в заточении браться воздуху? Откуда просачиваться этому... Доктор морщится, почувствовав дуновение. Ветер? Трещины, щели? Нет! Значит, прозрачные стены не только пропускают картину, но и впитывают некоторые компоненты действительности. Потоки воздуха вокруг не встречают препятствий, свет звёзд не преломляется, а температура неизменна внутри и снаружи. Поёжившись, Доктор оборачивается в поисках пальто, на котором, видимо, и спать было приемлемо... Но тут, наткнувшись взглядом на неясный предмет в двух метрах, он вздрагивает, тронутый смутным предчувствием, страшась приглядеться. Приняв сначала это за подобие камня, безвредный кусок неживой природы, Доктор упустил из виду едва заметное движение. Оно. Дышит. Рядом, совсем тихо, в такой позе, словно притворяется, что не существует. Улавливая состояние страха и одинокой затаённости, Доктор мягко подкрадывается к комочку. Тот, съёжившись, всеми силами старается превратиться в ничто, прижаться к углу, вдавить себя в него. Приблизившись, Доктор сам напоминает изваяние. Из-за напряженного, внимательного взгляда он на миг утрачивает другие ощущения – нет ни звенящей тишины, ни волн мурашек по телу. Эти очертания... Дьявол, где отвёртка?.. Даже голос отказывает. Не решаясь дотронуться, Доктор хрипло произносит: – Эй... Существо по-прежнему недвижно. Он наклоняется ближе: – Не бойся. Поверь... Медленно поворачиваясь, она вынуждает его замолкнуть, прожигает потопленными в зрачках звёздами. И ужас, уничтоженность, муки, беспомощность затравленного взгляда Роуз троекратно отражаются в его расширенных глазах.