май среди январей

OnΣ sunny day in Syberia - Mon Cher Ami

      Дане двадцать лет. Он устало бредет по питерским улицам, не обращая внимания на ещё неубранные новогодние декорации. Буквально вчера (хотя Кашин и понимает, что времени прошло гораздо больше) парень искренне радовался, рассматривая яркие витрины и сотни огней и гуляя со своей девушкой.       Но это было вчера. Сегодня же Данила старательно сворачивает с так раздражающих его людных проспектов, прячась в тени многоэтажек, скрываясь во дворах-колодцах. Эта грязная и серая часть города соответствует моральному состоянию парня.       Взгляд Кашина выцепляет блеклую неоновую вывеску дешевенького бара, запрятанного в очередной продуваемой всеми ветрами подворотне. Решение зайти и набухаться до полусмерти приходит в рыжую голову мгновенно, и ноги сами ведут его внутрь.       Там все пропахло дешевым алкоголем и осточертевшими Данилу за последние пару дней сигаретами. Десятки потных тел извиваются под какой-то новомодный (но от этого ещё более отвратительный) клубный трек. Даня пробирается сквозь танцующих к заветному бару с крайне ограниченным выбором алкоголя, но именно сегодня ему на это наплевать.       Парень усаживается на шатающийся барный стул и опирается на поцарапанную и заляпанную стойку, подзывая бармена. Тот медленно разворачивается и раздраженно косится на клиента, отвлекшего его от разговора с самой вызывающе выглядящей девушкой за всю историю человечества (по мнению Данилы).       Кашин заказывает виски, отчаянно игнорирую навязчивую мысль о том, что заказывать такой алкоголь в таком месте крайне рискованно. Парень делает глоток, удивленно ловя себя на том, что все не так уж и плохо, как он ожидал. Может быть, ему даже удастся забыться в этом поганом месте.

***

      Даня не знает, сколько времени он уже провел здесь, поглощая стакан за стаканом. Парень также не знает, насколько пьян, но ему кажется, что не так уж и сильно.       Когда Кашин снова окликает бармена, который готов уже вылить на клиента все свое раздражение, но кто-то, только что присевший к барной стойке, отвлекает его внимание.       Данила прослеживает за взглядом мужчины и замечает хрупкого мальчика или девочку (из-за освещения, исходящего только от бара и пары старых прожекторов над танцполом, Даня точно не уверен).       — Йоу, чувак, съебывай отсюда. Слишком мелкий для таких мест, — хмуро произносит бармен.       Объект его внимания поднимает глаза, недовольно смотря на мужчину, и тянется к карману куртки, доставая оттуда документы и протягивая их источнику своего раздражения. Он смотрит в паспорт и презрительно хмыкает, так и не замечая попытки Кашина привлечь к себе внимание.       Парень же понимает, что через стул от него сидит всё-таки девушка, когда она снимает кепку и поправляет короткие русые волосы.       Пьяный разум Дани почему-то заставляет его подняться и пересесть ближе к девочке. Та удивленно вздергивает брови, и это выражение лица кажется парню смутно знакомыми.       — Чего тебе? — недовольно спрашивает она, помешивая трубочкой какую-то темную жидкость в мутном стакане.       Вся её насупленность, голос и даже цвет глаз, который Кашину удается разглядеть за долю секунды в темноте бара, возвращают его в май восьмилетней давности, а в голове появляется только одно имя.       — Лиза? — недоверчиво произносит Данила. И его теория практически подтверждается, когда девушка, сужая глаза, говорит:       — Откуда ты знаешь, как меня зовут?       — Когда-то я спас твой велосипед.       На лице Лизы проскальзывает непонимание, а потом брови удивленно взлетают вверх – она явно вспоминает парня.       — Даня?       — Уф, я подумал, что ты и не вспомнишь своего героя, — ухмыляется парень, наблюдая за смущением, появляющимся на лице Лиззки. Она неловко улыбается, скобля ногтями засаленную поверхность стойки.       — Ну, это было сложно…       Кашин предпочитает ничего не отвечать и только делает ещё один глоток из стакана.       — А… — начинает Лиза, не отрывая взгляд от своего бокала, — что ты здесь делаешь?       Даня замирает, а алкоголь, кажется, полностью улетучивается из его тела и головы. Парень отчетливо ощущает, что девушка внимательно смотрит на него, ожидая ответа, который Кашин боится давать.       Данила действительно не знает, стоит ли ему говорить, но легкое прикосновение девичьей руки к его плечу будто бы переключает в нем что-то.       Он залпом допивает остатки алкоголя и разворачивается к Лизе. Она пытается удобнее усесться, не навернувшись при этом с высоты до крайности неудобного стула.       И Даня рассказывает девушке все. Как встретил Катю, как они гуляли по осеннему парку, собирая в охапки красные листья и засушивая самые красивые в старых книгах на их съемной советской квартире. Той осенью они много гуляли, смеялись и пили тридцатипятирублевый кофе в бумажных стаканчиках. Катя делилась с Даней своим шарфом, защищающим обоих от ветра, который в те дни казался им весенним, а он обнимал её, разделяя свое тепло и запах никотина.       Возвращаясь домой, они усаживались на потертый диван и смотрели романтические комедии, которые Данила на дух не переносил, но терпел, потому что видел, какие восторги они вызывают у его девочки.       Они просыпались вместе, подолгу лежа в постели и смотря на облака, плывущие, кажется, даже по серому потолку их квартирки. Потом Катя вставала и заваривала какой-нибудь фруктовый чай, который они попивали на крошечной кухоньке, раздумывая, какой парк им посетить сегодня.       А потом пришла зима… Зима, которая до неузнаваемости изменила Данину девочку. Она стала холодной и вечно хмурой, перестала носить свои шарфы и уютные пальто, заменив их тонкими курточками, открывающими хрупкую шею.       Катя стала поздно вставать и быстро убегать из квартиры, а фруктовый чай перестал появляться на опустевших полках.       Они перестали посещать их любимые места, а в комнате все чаще стали появляться стаканы, принесенный девушкой из элитных кофеен, которые никто из ребят реально себе позволить не мог.       На окнах появились плотные занавески, закрывающие небо, а мягкие пледы были убраны на старые антресоли.       А одной из ночей Катя ввалилась домой абсолютно пьяная, шатающаяся и пахнущая чужим мужским парфюмом. Когда Данила помогал девушке раздеться, он отчетливо видел засосы, покрывающие девичьи ключицы и шею. Когда Даня укладывал её в постель, укрывая одеялом и целуя в лоб, она назвала парня другим именем. Когда Кашин сидел на кухне, тратя самый последний пакетик чая в доме, он принял решение простить её, потому что, кажется, слишком любил.       С того момента Катя приходила домой в таком состоянии примерно каждые два дня. А парень, сам не понимая причины, ждал её, зябко кутаясь в одну из своих старых толстовок. Из раза в раз действия обоих повторялись – они будто бы застряли в каком-то чертовом круге.       Когда же в один из дней Даня ушел со своего “поста”, чтобы купить в магазине какой-нибудь еды, то, вернувшись, обнаружил, что его Катя уже дома. Только она была не одна.       Девушка лежала на их кровати, а над ней нависал какой-то парень, покрывая поцелуями практически обнаженное тело. Смотря на Катю в этот момент Даня понял, что его девочку уже не вернуть.       Поэтому он тихо вышел из комнаты, отказавшись устраивать скандал, который все равно ни к чему бы не привел, собрал вещи и ушел из квартиры, в которой не осталось уже ничего родного и важного. Только выйдя на улицу, Данила почувствовал, как вместе с кровью по венам и артерия теперь бежит боль и отчаяние.       Даня оставил Кате квартиру, оплаченную им ещё на месяц вперед. А, когда вернулся туда забрать остатки вещей по истечении срока аренды, то с трудом узнал прежнее обиталище. От прежней уютной и милой квартирки не осталось практически ничего – она стала полной копией Кати. Девушка выбросила старенький диван, заменив его новомодной вещью, усыпанной идиотскими розовенькими подушечками, книги были сняты с полок и вынуты из шкафов, а весь пол был покрыт крошкой сухих листьев и обрывками совместных фотографий – последними напоминаем о самой счастливой осени в жизни Кашина.       Парень медленно собирал остатки своих вещей, которые Катя, видимо, не нашла достаточно ценными и интересными (Данила уверен, что одна из его пар кроссовок бесследно исчезла). На выходе из квартиры Даня наткнулся на хозяйку.       — Ты же понимаешь, что я не могу отдать тебе залог? Девчонка слишком сильно напортачила, — тихо произнесла женщина, с глубоким сожалением смотря на Кашина.       Парень только утвердительно кивнул и сбежал по ступенькам. На улице он последний раз оглянулся на окна, которые раньше манили его своим уютом и теплом. Теперь же ничего не осталось абсолютно ничего. Поэтому, накинув капюшон на рыжие волосы, Данила побежал прочь от дома. Прочь от воспоминаний о Кате.

***

      — И последнюю неделю я укрываюсь у своего друга, — устало заканчивает Кашин, проводя рукой по спутавшимся волосам и поднимая глаза на Лизу. Неред внимательно смотрит на Даню, явно обдумывая свои дальнейшие слова, но с её губ срывается только:        — Почему ты прощал ей все это?       — Даже не знаю, — задумчиво произносит парень, растягивая слова и теребя пальцами нижнюю губу. – Наверное, думал, что любил.       — Думал? — эхом отзывается девушка, на что Даня только утвердительно кивает и инстинктивно тянется к давно опустевшему стакану. Ему страшно не хочется анализировать правдивость своих чувств к Кате, поэтому Кашин решает направить разговор в другую сторону.       — А тебя как занесло сюда? — спрашивает Данила. Теперь приходит очередь Лизы напрягаться и нервно заламывать руки.       — Может, выйдем на улицу? — наконец говорит девушка после затянувшийся паузы в попытке оттянуть или даже проигнорировать неудобный разговор, с чем Даня сознательно соглашается, пропуская резкую смену темы мимо ушей. Парень без промедления кладет деньги на стойку и, видя, что Неред тянется к кошельку, останавливает её.       — Ерунда, Лиз, я заплачу.       Девушка хмурится и отталкивает Кашина своей маленькой ладошкой подальше – чтобы не мешал ей расплатиться самой. Даня ухмыляется и подает русоволосой руку, когда та пытается спрыгнуть со стула. И, к удивлению Данила, девушка позволяет обхватить свою кисть и вывести себя из бара сквозь всё ещё танцующую толпу.       На улице стало ещё холоднее. Пар изо рта вырывается белыми клубами, растворяясь в морозном воздухе. Лиза рядом ежится, не имея возможности застегнуть куртку – она все ещё переплетает свои пальцы с Даниными.       Когда он это замечает, то сразу отпускает прохладную ладошку, наблюдая, как девушка плотнее закутывается в пуховик.       — Ну, куда пойдем? — наконец спрашивает она, поднимая глаза на Даню. — Предлагаю какую-нибудь набережную.       Кашин утвердительно кивает на это предложение, не задумываясь о причине этого решения.

***

      Лиза и Даня сидят на гранитных ступеньках, молча смотря на темную гладь воды.       — Почему ты тогда помог мне? — шепчет девушка, нарушая тишину.       Данила поворачивается к ней, натыкаясь на заинтересованный взгляд каре-зеленых глаз, что так тепло сияют в свете единственного работающего фонаря.       — Ну, — также тихо отвечает Кашин, — просто это было правильно.       — Этого явно недостаточно для того, чтобы помочь незнакомой девчонке и получить пиздюлей от главных хулиганов всего двора.       Парень тепло улыбается и осторожно приобнимает совсем продрогшую Лиззку. Девушка сразу прижимается плотнее, просовывая ледяные ладони под куртку Дани. Она сейчас так напоминает Даниле свою детскую версию – такая же наивная и искренняя.       — Конечно, недостаточно, — отзывается Кашин. — Знала бы ты, сколько я наблюдал за тобой и боялся подойти, чтобы познакомиться. А тогда я посчитал, что спасение твоего велосипеда – не такой уж и плохой повод для начала разговора.       — Это был действительно геройский поступок.       — Для того возраста – да, — усмехается Даня.       Неред только хмыкает и придвигается ещё ближе. Данила думает о том, насколько всё ощущается комфортным и приятным. Кажется, даже боль, залитая Катей в его организм, начинает притупляться.       — Хочу домой, — наконец выдыхает Лиза и неловко поднимается на затекшие ноги.       — Я провожу, — тут же предлагает Кашин.

***

      Даня медленно идет по тротуару, оглядываясь на подъезд, за дверью которого только что скрылась Лиза. Пока они шли до её дома, девушка убеждала Данилу, что уже завтра (или сегодня, если судить по часам, имевшихся у обоих) им нужно сходить в какое-то крутое место, в котором Кашин “точно никогда не был”.       Лиззка была так освещена своей идеей, что парень, не задумываясь, дал согласие. Поэтому сейчас он сжимает в руке номер девушки, по старинке накарябанный на клочке случайно нашедшейся бумажки.       Впервые за последние полтора месяца Даня чувствует себя более или менее счастливым и расслабленным. Будто бы вернулся в детство, когда главной его проблемой было опоздание ко времени выхода Лизы из дома или прихода обратно.       Парень улыбается, вспоминая, как скрывался за ветками огромного куста сирени и смотрел на Неред, увлеченно разговаривающую со своей подружкой.       Каждый день он видел девчонку дважды – до и после школы. А потом девочка куда-то пропала, тот самый куст безжалостно выкорчевали, а Даня повзрослел, практически забыв о той, что когда-то была центром мальчишеской вселенной. Новым именам, местам и голосам практически удалось вытеснить все воспоминания о ней.       И вот сегодня в баре он снова встретил её. Встретил девушку, которая раскрасила Данилину жизнь одним своим объятием у самого простого питерского подъезда и шепотом на ступенях гранитной набережной.

Лиза надеется, что Даня заполнит пустоту в её душе. Даня надеется, что Лиза спасет его от боли. Они оба надеются обрести май среди затянувшихся январей.