Сплетающий Судьбы

— Однажды ты сорвешься, Гарри Дрезден, — простонали зеркала вокруг меня. Я опять вкачал в посох энергию так, что руны засветились, и стукнул им об пол, заставляя разрушительную магию разлететься вокруг себя. Звон бьющегося стекла в этом огромном зале походил на шум водопада, если бы у того вместо воды вниз падал хрусталь. Наверное, это было бы красиво, но сейчас я обошелся бы без этой красоты. Когда зеркала раскололись, я смог сделать еще один шаг к центру, где находился алтарь. Всего шаг, не больше — большего за раз я не мог добиться, как ни старался. А зеркала уже опять восставали в своих рамах. Они отражали друг друга и отражения друг друга, создавая миллионы коридоров и разветвлений. В неровном пламени свечей я видел свои лица в фас и в профиль, я видел, как делаю шаг вперед и как делаю шаг назад, видел себя со спины, за которой тьма. Я смотрел на свою спину и не мог избавиться от чувства, что вот-вот обернусь — и увижу в своих глазах что-то, чего не хотел бы увидеть. Блин-тарарам, как же мне хотелось убежать! Плюнуть на все и убежать, а Белому Совету сказать, что я не смог справиться. Что, если уж говорить честно, было правдой. Вернее, станет правдой, когда я все-таки дойду до алтаря. Если я все-таки дойду до алтаря… — Однажды ты останешься один, Страж Дрезден, я покажу тебе, как это случится… *** Когда Рамирес позвонил мне сегодня утром, я и подумать не мог, чем все обернется. — Гарри, слушай, у вас в Чикаго зафиксирован всплеск черной магии, — сообщил он мне обычным тоном, каким рассказывают о погоде. Наверное, потому я и отнесся к этому так беспечно. — Проверь, ладно? — Серьезный всплеск? — все-таки спросила разумная часть меня. Хотя этот вопрос, который я задал, занимаясь почесыванием Мыша за ухом, был почти риторическим. — Да нет, — быстро ответил Карлос. — Так, мелкая зацепочка. Может, какой-то новичок балуется чарами или что-то в этом роде. Просто не хочу посылать Моргана, ты же знаешь, как он ко всему относится… — Я думал, ему хватает вампиров, чтобы орудовать мечом, — проворчал я в ответ, вспоминая, как активно он бегал за мной, чтобы привести Дамоклово Проклятье в исполнение. — Как там наши, кстати? — По-разному, — буркнул Рамирес, тут же замыкаясь. — В общем, проверишь, ладно? — Да в чем вопрос? — с готовностью ответил я, чтобы снять груз тяжелой темы. — Надену серый плащ, припугну малолеток, зачитаю им Законы Магии и с самой нежной из своих улыбок попрошу их не нарушать, а то придет страшный дядя Морган с большим ножиком. — Не переусердствуй там, — по голосу Стража я слышал, что он улыбается, — а то еще заикаться начнут. Знаешь, как тяжко читать заклинания заикаясь? Мы поболтали еще немного ни о чем, и я поплелся проверять место, где кто-то воспользовался черной магией. *** На этот раз после удара посоха об пол зеркала вылетели не все, и вместо шага я только и смог поставить одну ногу перед другой, уперев носок одного ботинка в пятку другого. Зеркала залились смехом вокруг меня. — Страх — плохой спутник, Страж, — звякнули они. — Неужели ты решил, что я тебя боюсь? — крикнул я в ответ, надеясь, что эхо и резонанс разнесет хотя бы одно стекло. — Да я таких, как ты, на завтрак ем. Что ты можешь со мной сделать? Убить? — есть у меня умение говорить наглым тоном, когда внутри все замирает, потому что я знаю, что могут сделать Иные с людьми. И даже если они убьют, не все закончится со смертью. Блин-тарарам, перспективы были одуряющее мрачные: — Чего уж тут бояться? Знаешь, сколько раз со мной это пытались проделать? Привычка уже выработалась. Мне удалось еще раз поставить одну ногу перед другой. — Ты боишься не за себя, — зеркальный голос проскрежетал камнем по стеклу, я почувствовал, как непроизвольно вздрагиваю от этого звука. — Слишком со многими ты пересекся, и ты знаешь, что их жизнь никогда не будет прежней. Слишком многие из них верят тебе и доверяют. Это слишком давит на тебя. Ответственность за них. Ты боишься, что однажды из-за твоего существования для них изменится слишком многое. — Слишком много «слишком», — выдавил я сквозь зубы. Я старался не зацикливаться на словах Иного, а сосредоточиться на шагах, но зеркала надежно удерживали меня на месте, показывая реальность и возможности. Я закрыл глаза, стараясь найти в себе силы на очередной удар. Глубокий вдох, выдох, еще один вдох, выдох, ничто не отвлекает меня от дыхания, через пару секунд я буду готов расколотить все зеркала в этом зале к чертовой матери. И ждет меня тысяча лет несчастий — не меньше… Впрочем, что это меняло в моей жизни? — Молли Карпентер, — вдруг звякнул хрустальный голос, и я почувствовал, как моя концентрация на мгновение дала сбой. — Даже не произноси ее имя своими погаными губами, — прошипел я. — Хотя у вас, кажется, нет губ? Страшно предположить, откуда у вас раздается этот звук. — Твоя ученица, — он явно улыбался. — Твоя прямая дорога на темную сторону. — Я помню. «И Сторона Темная Силы поглотила юного падавана». У нас другой фильм, если тебя не предупредили. Я не Оби-ван Кеноби, а она — не Анакин Скайуокер. У Молли больше ума, чем ты думаешь, прОклятый. — Столько раз в этой жизни все шло не так, как ты ожидал, и ты все еще надеешься? — По части Молли — это не надежда, а уверенность, — выдохнул я. — Да? Этот вопрос прозвучал сзади меня, и я обернулся. В зеркале была Молли, ее лицо заплакано, руки тряслись. — Я не хотела… — срывающимся голосом говорила девушка. — Такого больше не случится, Гарри… Пожалуйста, Гарри. Я просто не подумала. Я никогда больше… Напротив нее стоял я: смотрел на нее и молчал. Не кричал, не орал, не пытался объяснить что-то в Законах магии, не требовал объяснений от нее. Только молчал. Впрочем, я-незазеркальный и так знал, что случилось: Молли поддалась, Молли сделала то, что посчитала нужным — и это «нужное» еще раз толкнуло ее к черной магии. Не важно, сама ли она сделала выбор или ее кто-то направил к нему — я не исключал работы фейри, демонов, вампиров или еще кого-то — но она сделала выбор и нарушила Закон. Я попытался отвернуться от этой сцены и тут же увидел ее вариант в другом зеркале. Перед заплаканной Молли-чернокнижницей стоял Страж Гарри Дрезден в сером плаще и с мечом в руке. — Ну уж дудки! — рявкнул я, и ударом посоха об пол вышиб всех зеркальных Дрезденов и Молли. Опять раздался грохот хрустального водопада, под который я умудрился сделать два шага к алтарю прежде, чем отражения опять припечатали мои ноги к полу. Я взглянул по сторонам, зеркала вновь нарастали в рамах. Я не собирался останавливаться ни на одном отражении, но не смог… Между мной и заплаканной Молли стоял Майкл с Аморакиусом. Вот черт… — Думаешь, Рыцарь Креста допустит, что бы для его дочери Дамоклово Проклятье привели в исполнение? — гулко раздалось среди зеркал. — Он бросится в бой за Молли и лишь потом поймет, что осквернил меч и свое предназначение. И он оставит Аморакиус, и уйдет. Готов ли ты хранить еще один священный клинок, чародей? — Ничего из этого не случится, — в этот момент с меня можно было отливать эталон убежденности и уверенности. — Молли уже сейчас очень хорошо понимает, что ей и чем грозит. Она делает правильный выбор. — А Майкл?.. — прокатилось по зеркалам, и опять я невольно скользнул взглядом за этим двигающимся звуком. Отражения, отражения, отражения… Майкл с Темным Динарием в руке; Майкл в пылу боя случайно задевающий мечом ребенка, которого вампиры втянули в свою войну; я в обнимку с Ласкиэлью — не с Лаш, а именно с падшим ангелом, — ее паучьи лапки вонзались мне в голову и сердце, и рядом с нами Майкл, в его глазах неуверенность и боль. — Ну же, Майкл… — шепнул я. — Ты обещал. Не то, что бы я хотел этого в реальности — меня пугала возможность, что я натворю что-то, из-за чего Майклу придется использовать свой меч против меня, — но отражение должно быть правильным, справедливым, честным. Видимо, я забыл, что отражение не может быть правдиво… Майкл воткнул меч в землю за спиной Гарри Дрездена, отдавшегося Ласкиэли, и ушел в темноту. — Кстати, ты ошибся, прОклятый, — тихо сказал я, — у меня больше нет монеты, и Ласкиэль больше не искушает меня. Она возникла во всех зеркалах. Умная продавщица в очках и с карандашом, воткнутым в волосы, тоненькая девушка в моей пижаме, печальный серый ангел с полыхающим адским пламенем в глазах… Она была такой, как я хотел — покорной, вызывающей, соблазнительной, мягкой и неукротимой. Лаш, тень Ласкиэль-Искусительницы. — Неужели ты думаешь, что она ушла? — задали зеркала вопрос, над которым я боялся задуматься. Гораздо легче было считать, что она сделала выбор — помогла мне и оставила попытки совратить меня. — Тысячелетний падший ангел просто сдался? От таких, как ты, не отказываются… — Без разницы, что ты там думаешь, — фыркнул я. — Расспросил бы Лаш, она бы тебе рассказала, какой конфеткой я бываю. Особенно с утра и особенно после уроков с Молли. А еще я все время чего-то требую и ничего не даю взамен. — Ты даже не знаешь, насколько ты важен, Дрезден, — хохотнуло отражение серого ангела. — Не смеши меня. Forzare! — крикнул я — зеркала вынесло, будто взрывной волной, а потом спущенный с посоха ветер закружил в вихре сверкающие осколки. В них я видел отражения своих и не своих глаз. Я устроил этот блестящий смерч в надежде, что рамы не смогут заполниться вновь, но, видимо, Иной не восстанавливал зеркала из кусков, а магически наращивал их. Этого следовало бы ожидать. У таких, как он, обычно не было проблем с магией. Осколки осыпались вниз, превратившись в сверкающую ледяную пыль. Они будут скрипеть, как снег, под моими ногами, когда я буду делать следующие шаги. — Сьюзан, — отомстило мне зеркало. Сначала мне показалось, что я вижу перед собой подвижный рисунок, но потом будто камера отодвинулась, и я узнал ее. Черные линии на ее коже — значит, она на грани. Ей всегда будет хотеться крови, ее слюна всегда будет оказывать на людей наркотическое действие. И я всегда буду ее хотеть. Я зажмурился. Просто зажмурился и все, не желая видеть то, что покажут зеркала. Не надо быть гением, чтобы понять. Блин-тарарам, да я постоянно вижу это в ночных кошмарах. Только расслабишься, только решишь, что давно не встречался с безумными некромантами, сросшимися с демонами денарианцами, ожившими монстрами из ужастиков или вурдалаками, терзающими детей, как тут же из-за угла подсознания высунется обычный, реальный страх. Я вижу, как заклятье Ордена Святого Жиля не помогает, линии на коже Сьюзан чернеют, а вампиры прут, кровь хлещет фонтанами… Одна капля, один глоток — и она по другую сторону. Ее и сейчас нет в моей жизни, но тогда она совсем исчезнет. Останется лишь вина… Как всегда. Не открывая глаза, я с размаху всадил посох в пол. Зеркала с танцующими черными рисунками и кровью рассыпались грудами сапфиров и рубинов. — Ну, давай, кто у тебя следующий на очереди? — крикнул я отражениям, потому что мне все равно было нужно время, чтобы настроиться на очередной удар. — Кому я еще жизнь испортил? Думаю, список выйдет длинным. Не теряй времени. — Я не показываю тех, кому ты «испортил» жизнь, чародей. Я показываю тех, кому ты доверяешь и кто доверяет тебе. Ты боишься их потерять. Боишься не оправдать этого их доверия. Уйдут ли они просто или умрут — тебе все равно будет больно. — На твоем месте я бы подумал о том, как сбежать побыстрее, прОклятый, — буркнул я. — Зачем ты вообще мне все это показываешь? — Такова моя судьба, — звякнули зеркала. — Таково мое имя. — Извини, нас не представили. Сил на еще один удар катастрофически не хватало, а если я не смогу сразу разбить все, потраченная энергия уйдет впустую: я не смогу сделать шаг к алтарю. Угадывать его имя я не собирался — бесполезное занятие, если учитывать, что близко знаком я только с одним — Тем, Кто Идет Следом. — Меня зовут Сплетающий Судьбы. — Неброско, — хмыкнул я. Это имя мне ни о чем не говорило, но то, что это был Иной, делало его присутствие в этой реальности неприятным. Их всегда вызывали с какой-то целью, и они не уходили, пока не добивались своего, или, конечно, пока не отправлялись обратно… в общем, туда, откуда они берутся. Если я был жив до сих пор, значит, он пришел не за мной. Бежать бы отсюда и радоваться, как ненормальному… Но я, наверное, был совсем больным, раз не уходил, а шел к алтарю. Правда, Иной, похоже, не считал, что я могу помешать ему исполнить свою задачу, а это было странно. Не то, чтобы мне хотелось умереть — конечно, нет! — но поведение Иного было слишком необычным. — Я вижу нити жизни и вижу, где они переплетаются с другими, — эхом разнеслось по залу. — Уроки макраме не даешь? Вдруг я исчез из всех зеркал, в отражениях остались только отражения других отражений. Зал вмиг стал до бесконечности огромным. Я почувствовал себя незначительной песчинкой в этой беспредельной тьме зеркал. Что я здесь делаю?.. — А еще я знаю, как выплести из твоей жизни тех, кто тебе дорог. Я знаю, как выдергивать их ниточка за ниточкой. — У меня опять чувство, будто бы говоришь не о жизни, а о каком-то женском рукоделии, — съехидничал я, хотя от слов Иного по спине пробежал холодок. — Скучаете там у себя в Извне, вяжете шарфики на досуге? — И я знаю, кому рассказать о том, как оставить тебя в одиночестве, — голос Иного прозвучал треснувшим зеркалом. Я сжал зубы. Из своей злости я выжал еще немного энергии, которой должно было бы хватить на то, чтобы выбить зеркала последний раз и добраться до алтаря, когда из отражений на меня взглянули знакомые серые глаза. Вот тварь… — Не смей! — крикнул я. — Даже не пытайся! Обычно эмоции хорошо сказываются на моих заклинаниях, в смысле под их действием я быстрее и успешнее все разношу вдребезги, но в этот раз энергия лишь сотрясла зеркала, не выбив ни одного. Блин-без-единого-тарарама… Перехватив покрепче посох, я мрачно уставился в зеркало перед собой. Оно не показывало мне ничего нового. Подобную картину я уже видел однажды — во взгляде Томаса. Он и его Голод были разделены тонкой зеркальной гранью. Серебряная рука твари железной хваткой вцеплялась в его руку, и мой брат, как бы ни упирался, по локоть проваливался в Зазеркалье. Я знал, что ему тяжело дается это контролирование своей темной стороны, видел напряжение в каждом движении, когда мы встречались. Я опустил глаза в пол. Больше, чем ответственность, я ненавидел беспомощность, а Томасу я не мог помочь ничем. Мог только радоваться тому, что он не похож на свое семейство и что он, вообще, есть. Выстрел застал меня врасплох. Впрочем, сейчас несложно было это сделать. Я осмотрелся по сторонам в поисках источника звука и только тут понял, что стреляло отражение. Вернее, стреляли В отражении. Томас качнулся и упал. На его груди по рубашке стремительно разрасталось красное пятно. Это что еще такое? Я нахмурился, смутная догадка появилась в моей голове, когда к лежащему Томасу подбежала Элейн. Она присела рядом, в ее руках был платок, который она, видимо, собиралась прижать к ране. Это случилось сразу, как только она коснулась кожи Томаса. Я сжал зубы, пытаясь приготовиться к тому, что произойдет сейчас. Голод вампира Белой Коллегии должен был сделать все, чтобы вампир выжил. Томас был без сознания или на грани того, а значит, не мог контролировать своего демона. Элейн коснулась его груди и, вздрогнув, замерла. Кожа моего брата сияла серебром. Очень быстро он начал приходить в себя, и также быстро Элейн стала оседать рядом с ним. На ее лице застыла безумная, счастливая улыбка. С ней она и умрет, только подумал я, как Томас открыл глаза и оттолкнул ее руку со своей груди. — Элейн… — тих позвал он, почти с ужасом глядя на нее. — Вы меня слышите? О, да, она его слышала. Слышала, чувствовала и хотела. С той же абсолютно безумной улыбкой и страстью в глазах она потянулась к Томасу, он попятился от нее. — Не оставляй меня! — выдохнула она. — Томми! Он вздрогнул и застыл на месте. Я знал, кто звал его так. Он протянул руку, Элейн быстро прижалась к ней щекой. Она терлась об его ладонь, как кошка, разве что не мурлыкала. Впрочем, думаю, она была в таком состоянии, что могла и начать урчать. Я смотрел на эту сцену и, кажется, ничего не чувствовал, а может, просто уже дошел до дна в том, что способен ощущать человек. Я просто знал, что случится дальше в мельчайших подробностях. Все равно, что наблюдать за химическим экспериментом, о котором ты прочел в учебнике. Ты уже точно знаешь, что и в каких пропорциях взято, что с чем смешано, что получено в осадке, какой газ выделится. То, что показывало зеркало, тоже было химической реакцией. Дано: один раненый вампир Белой Коллегии и одна женщина. Условия: она коснулась его, Голод, желающий любой ценой выжить, завладел ей. Итого… Я знал ответ — вот и все. В глазах Томаса, уже выглядевшего вполне по-человечески, опять сверкнул холодный металл, на губах заиграла чарующая улыбка. Элейн прижалась к нему. Я знал — вот и все. Но оказалось, что предполагать и видеть в реальности — разные вещи. Иной наверняка знал это. — Ты не станешь второй Жюстиной, — шепнул Томас и поцеловал Элейн. Это длилось пару мгновений. Потом она упала на пол — счастливая и мертвая. Мой брат поднялся и не оборачиваясь ушел в темноту Зазеркалья. Зеркала опустели. Я — тоже. — Все? — спросил я у тишины, голос прозвучал хрипло, будто я долго кричал. — Наигрался? — Да, — вдруг ответили зеркала. — И что теперь? — мрачно поинтересовался я. — Убьешь или найдешь другую тему для своих нереалити-шоу? — Я не собираюсь убивать тебя. О, это радовало. Или не радовало? Потому что тогда возникал вопрос, что же надо этой твари. — Я ухожу, — бухнули зеркала. — Ты свободен, Страж Дрезден. Я почувствовал, что отражения больше не удерживают мои ноги, и бросился к алтарю. — Даже если ты разобьешь его, ничего не изменится. Я выполнил свою задачу, — прокатилось по зеркалам мне вслед. — Ты даже не представляешь, жизни скольких ты задел. Не важно, умрут ли они или просто уйдут от тебя, однажды ты останешься один, и тогда ты сорвешься. Мы подождем. Мы умеем ждать. Я не хотел знать, кто это — мы, я не хотел слышать ничего об одиночестве. Я не собирался этого допускать… Насколько это в моих силах, конечно. А сил у меня хватит, поверьте. Да даже если не хватит, Иной не учел сил тех, чьи дороги пересеклись с моей. Не то, что бы я считал себя центром мироздания, с которым все боятся расстаться, но если я во что-то и верил, то в дружбу, семью, в то, что хорошим людям должно везти. Хоть иногда. Хоть раз, но сильно. Поэтому я врезал со всего размаху посохом по алтарю так, что по зачарованному камню пошла ветвящаяся трещина. Через мгновение от него остались лишь осколки. *** — Ну что? Разобрался? — судя по доносившимся с того конца провода звукам, Рамирес ел. — Да, — просто ответил я. — Что там было? Я замялся. Что ему сказать? Соврать? Кучка подростков, которым я зачитал Законы? Или рассказать правду? Я не был уверен, что осведомители Белого Совета не засекли нашу с Иным разборку. Рамирес — хороший человек, мне не хотелось ему лгать, тем более, что я и так делал это слишком часто. — Там был Иной, — решившись ответил я. Из трубки послышался звон разбитой посуды, какая-то возня, Рамирес поперхнулся, потом в перерывах между кашлем он быстро заговорил: — Ничего не предпринимай. Я сейчас же соберу отряд Стражей. Не знаю, хватит ли десятерых против Иного… Хотя, наверное, против Иного не хватит и сотни. Но мы хотя бы сможем вычислить, кто его призвал, и… — Ничего не надо, Карлос, — прервал его я. — Ты с ума сошел, Гарри? — взвился он. — Кто-то обладал достаточными знаниями и способностями, чтобы вызвать Иного, а ты говоришь, что ничего не надо. Его присутствие в нашем мире уже ничем хорошим нам не светит! — Его присутствия в нашем мире больше нет, — устало ответил я. — Ты что, его?.. — недоверчиво начал Рамирес. — Не издевайся, — буркнул я. — Вряд ли у кого-то хватит сил забить Иного. Он просто ушел. — Ушел? — в голосе Карлоса недоверчивости стало еще больше. — Он же мог уйти сам, если только достиг своей цели, ведь так? Зачем он приходил? — Похоже, что… — я запнулся, — похоже, он приходил поговорить со мной. Рамирес поперхнулся второй раз за это утро. — Знаешь, Гарри… Несмотря на все мое сверхъестественное очарование, ни один Иной не приходит поболтать со мной на досуге. Чему я рад, вообще-то. Это наводит на некоторые мысли, тебе не кажется?.. Так что это был за чокнутый? Я потер висок, начинала болеть голова. — Он назвал себя Сплетающим Судьбы. — Никогда о таком не слышал. — Я тоже. Мы оба замолчали. Тишина в телефонной трубке, наверное, сама тяжелая из всех, что может быть. Никогда не знаешь, почему молчат на том конце — думают, не хотят разговаривать, отвлеклись и не слушали тебя, хотят, чтобы ты нажал отбой, а может, вообще обрыв связи. Или, может, человека на том конце уже нет в живых?.. Лучше, конечно, надеяться, что разговор двух чародеев вызвал аварию на телефонной станции. — Рамирес? — позвал я. — Угу, — послышалось в ответ. — Я не хочу, чтобы ты подумал что-то не то, — сказал я. — Поверь, я не знаю, что нужно было этой твари. — Да не надо тебе меня уговаривать, — буркнул Рамирес. — Я тебе верю, Гарри. Ох… Может быть, я всего лишь устал, но мне показалось, что в голосе Стража слышится тень сомнения. Чертов Иной… Прежде чем я успел что-то сказать, быстро заговорил Рамирес. Слова рвались из него, будто он боялся, что если не скажет сейчас, не скажет их уже никогда. — Знаешь, Дрезден, почему я стал Стражем? — на самом деле он не ждал моего ответа. — Когда я учился магии, ну, был начинающим, хоть и подающим огромные надежды, чародеем, я дико боялся нарушить Законы. Стражи казались мне чем-то средним между церберами, палачами и призраками, прячущимися в темных углах и ждущими, как бы тебя побыстрее схватить. — Ты был не далек от истины, — хмыкнул я, но Рамирес не обратил на меня внимания. — А потом появился Гарри Дрезден. Чародей, в открытую работающий чародеем. Причем умудряющийся делать это под Дамокловым Проклятьем! — Вызвал бы этому чокнутому ребят в белых халатах и с уколами успокоительного — проблем было бы меньше, — кажется, я общался сам с собой. — Никто из чародеев не смел так разговаривать с Мерлином, как ты. Черт, Гарри, да ты заставил весь Совет говорить на английском, хотя они испокон веков говорили на латыни! Для нового поколения чародеев ты — герой. Бунтарь, конечно, не без этого, но герой. Из-за тебя они верят, что пользоваться светлой магией круче, чем быть чернокнижником. Они же в тебя верят. Я не знал, что сказать. Я мог бы отшутиться, но все это слишком походило на слова Иного, а я помнил, чем закончил тот свою речь. — Артур Лэнгтри, может быть, и не лучший Мерлин, — с горечью сказал Рамирес, — но за свое руководство Белым Советом он сделал одну грандиозную вещь. Он дал тебе Серый Плащ. Ты бы только знал, какой эффект это произвело! — он засмеялся. — Гарри Дрезден — сын чернокнижницы, ученик Джастина ДюМорна, убивший своего учителя с помощью магии, то есть нарушивший Первый Закон, сам тысячи раз использовавший такую магию, которая была на грани Законов — и вдруг Страж. — Да, Мерлин сглупил, чего уж говорить, — я хотел, чтобы эта беседа закончилась. — Можешь смеяться, сколько хочешь, — ответил он. — Уже давно идут разговоры, что Белый Совет отжил себя, что старейшины слишком упертые и не понимают нового времени. Мерлин одним твоим назначением заткнул всех. Новое время, говорите? Хотите новых героев? Вот вам Страж Дрезден. Все счастливы. Ты — символ перемен. — Сейчас идет война, вот и берут, кого ни попадя. Рамирес помолчал. — Точно, они просто не знают, какой задницей ты являешься в реальности, — добавил он. Я смущенно вздохнул. — Ладно, Карлос. Пойду уложу свои символические кости в кровать, а то моя символическая голова раскалывается после встречи с этим фанатом плетения. — Опять смеешься, — по голосу Рамиреса было слышно, что он улыбается. — Наверное, поэтому я тебе и верю, что ты всегда умеешь смеяться над собой. — Ага, я вообще милашка и весельчак, — пробурчал я. — Только ты не любишь ответственность, Гарри, — усмехнулся Карлос. — Не хочешь признать, что твоя жизнь оказывает влияние на жизни других людей. Прими уж, что ты никогда не останешься один. «А еще я знаю, как выплести из твоей жизни тех, кто тебе дорог. Я знаю, как выдергивать их ниточка за ниточкой, — отразился голос Иного в моей голове. — Однажды ты остаешься один. И тогда ты сорвешься. Мы подождем. Мы умеем ждать». Я знал могущество Иного: если он обещал, то, скорее всего, мог это исполнить. Их изгнали в Извне не за неприятный запах изо рта, страшновато, когда такая тварь собирается с тобой что-то сделать. Только я знал, в чем ошибался Сплетающий Судьбы. Человеческая жизнь — не простое плетеное кружево, нельзя выдернуть всего лишь одну нить, чтобы распустить все целиком. Моя судьба перевита с чьими-то, а их — с другими, тех — с третьими — бесконечно цепляющееся полотно. Есть узлы и перекрестия, которые вряд ли под силу разорвать даже Иному. Молли нарушит Закон? Майкл оставит меч? Ласкиэль вернется? Сьюзан попробует крови? Томас вернется к своему образу жизни вампира Белой Коллегии? Я знал, что связан с их жизнями, но знал, что и они связаны еще с очень многими людьми и нелюдьми. Не только я влиял на них, но и другие. Сплетающий Судьбу считал, что все так просто? Я же считал, что мы еще повоюем, если кто-то попытается провернуть что-нибудь из предсказанного им. — Я рад, что это так, Карлос, — ответил я и повесил трубку. У меня богатая фантазия, но в коротких гудках мне показалось, что я слышу звон разбитых зеркал.