Любить того, кого нельзя

Учитель всегда говорил много мудрых вещей, на то он и учитель, на то он и мастер, чтобы следить за другими. Как это он всегда повторял среди прочего? Любите тех, кого нельзя, и вы победите там, где никто другой не сможет? Что-то не стыковалось. То ли за давностью лет что-то из наставлений сенсея позабылось, то ли травмы давали о себе знать. Несколько ударов головой, которые, на первый взгляд, прошли бесследно. Леонардо растер пальцы, его напряженные мышцы лица совершенно не помогали действительно мобилизовать мозг и вспомнить, как верно звучало наставление. Любите кого нельзя. Было. Всегда надо тянуться к своим идеалам, так, мол, только и идет развитие. Куда? И развитие ли это, а не бешеная гонка наперегонки с собой по тупиковому маршруту? Мутант поднялся с циновки и, с остервенением работая кистями, разминая их, заходил по комнате. Вечером здесь, в новом убежище того, кого выбрало одиночество, часто бывало грустно, но каждый раз печаль временно скрывалась за домашними делами и прочими хлопотами. Их всегда хватало, такое неожиданное обилие для одного. Леонардо предлагали переехать. И весельчак, обретший свое очередное счастье с юной лаборанткой, которая, наверное, еще и не такого насмотрелась в своей короткой жизни, так что большая говорящая черепаха ее не смущала. И Донни намекал, что они с отцом, делившие их старый дом, будут только рады, если вернется и старший. Даже приглашали перебраться в небольшой буддийский храм, где Леонардо, пряча от окружения специфическую внешность, трудился. Пожалуй, только Раф и не звал, хотя и это вопрос спорный. Однажды побывав у лидера команды в гостях, темпераментный черепах заметил вскользь: "Ну и хули ты тут пнем торчишь?" Видимо, намел на иное решение, но Лео то ли не понял сразу, то ли также сразу принял альтернативное решение. Это его собственный дом, и он остается здесь. Наедине с собой и фразой, о которой все больше думал последнее время. Любите тех, кого нельзя. С этим все просто. «Кого нельзя» сдержанно улыбалась с фотографии на стене. Рядом темнел бок отцовского неброского, но дорогого костюма. На светском мероприятии, посвященном открытию нового спортивного центра, в толпу, окружавшую именитых гостей, пробрался некий субъект с поддельной аккредитацией. Он деловито делал фотографии всех участников, а оставил себе лишь одну, впоследствии даже вернув брату камеру. А фотография, вот она, на стене. Напротив фразы "Любите кого нельзя" можно с чувством выполненного долга педантично поставить галочку, только обещанная победа почему-то не приходила. Девушка смотрела на парня так, как будто он сошел с ума. Она не смеялась, не кричала, не гнала его, а лишь выдавила из себя "Мне жаль" и растворилась в сумерках. Теперь мужчина и женщина. Она красивая и стройная, еще более расцветшая, все еще одна рядом с властным отцом. Брак с каким-то выдающимся дипломатом оказался неудачным, не оставил наследников. Как-то ее видели в обществе известного японского футболиста, потом поговаривали, что ее избранник имеет отношение к мафии. Последнее более, чем вероятно, зная круг общения Ороку. Победы не ожидалось. Нигде. Лео молчал, равнодушно посматривая сводку светских новостей, он отрешенно мечтал о дорогом особняке, спорткаре или другом элитном транспорте, туго набитых мешках денег. Все это волновала черепаха лишь по одной причине: так он бы мог чаще бывать в высших кругах и, соответственно, чаще встречать неприступную Караи. Ту, кого любить нельзя. А если и можно, то только на беду и во вред себе, печально, бессмысленно и саморазрушающе. Такая любовь не окрыляла, не давала ни грамма сил на подвиги или хоть какие-то достижения, она просто была, убивая с каждым днем, проведенным без предмета обожания. Без нее остальное превращалось в обузу. Какое-то лидерство в черепашьей команде, которого мутант никогда не искал и принял от жизни и Сплинтера как испытание. Ответственность, волнения, тренировки, медитации, понукания братьев к выполнению того, что они не желали делать, но было надо. Зачем все это? Если Лео и победил, то не заметил этого сам. Главного он не выиграл. В результате все очень неправильные братья счастливы. Хотелось за них порадоваться, но на смену всем чувствам давно пришла безразличная тоска. Будни напоминали друг друга, как вереница серых стражей, тянувшаяся вдоль дома Леонардо. Он просто был. Выходя ночью, надолго останавливался у еще светившегося газетного киоска и с упоением листал газеты. На него не обращали внимания - странный посетитель всегда после продолжительных мук выбора что-либо покупал, а однажды вообще помог поймать вора, чуть не подхватившего лежавшую у зазевавшегося продавца на журнале купюру. В хрониках про Караи писали мало. Ороку не любили суету вокруг себя, а потому Лео часто довольствовался лишь крупицами. Наверное, это единственное, что еще имело смысл в его жизни. Остальные псевдодостижения унесены ветром, стерты все одинокие следы на песке. Черепах любовался на ту, что уже наверняка забыла о его существовании. Миру нужны новые герои, те, что принесут этот самый мир в сердца людей. Например, Ороку Саки и Караи. Чем не герои? Оба занимались благотворительностью, помогали строить различные полезные здания, развивали их. И люди радовались им, глупо и простодушно. Как и другим - владельцы магазинов косметики тоже делали сограждан счастливыми. Как все просто! У девушки новые помада и тушь, она в хорошем настроении. Или владельцы питейных заведений. Посидел мужчина в баре за своим любимым пивом - уже и жену-пилу терпеть проще, пока хватает припасенного в душе тепла и позитива. В Лео что-то сломалось, тот самый механизм, запускавший циркуляцию его собственного счастья. Он равнодушно взирал на алкоголь и клубы, скрывался от размалеванных женщин. Дорогие и модные бренды одежды и техники, и те не трогали его, не заставляя прилагать усилия, дабы немедленно заполучить их. К Караи это не приближало, а значит, не имело смысла. Как все просто. Встречаешься с одной, с другой. Раз в жизни нет любимой, есть куча других. Так почему же не "спасибо" тянуло сказать в ответ, когда кто-нибудь да обращал внимание на благородство и нескладную под балахонистой одеждой фигуру. Они даже не похожи на Караи, хотя бы немного внешне, чтобы закрывая глаза, обнимая ее, представлять себе другого человека, ее, настоящую. Они раздражали, начиная знакомство с требований, они становились несносными и истеричными, стоило только отказать. Лео отказывал, строго - появилась с годами и такая черта, - отсеивая всех, кто не являлся Караи. Всех. Тогда становилось спокойно. На миг. Иногда грустно смотреть на прогуливавшиеся пары, их смех и поцелуи, но, невзирая на это, спокойно. Лео не приходилось мириться с другим человеком, с тем, кто ему не подходил. Никто не оставлял в его душе грязных следов, никто не портил настроение, никто не мельтешил перед глазами. Хорошо. Плохо только, что Караи не рядом. Он любил кого нельзя и проиграл. Что-то пошло не так. То ли мысль Сплинтера оказалась глубже, чем черепах мог предположить. То ли что-то еще. Раньше Лео искал ответ на этот вопрос, теперь гнал прочь часто приходившую мысль, чтобы не расстраивать себя лишний раз. Если бы помогало. Она не улыбалась на фотографиях. Не имела такой привычки, а, возможно, новый ухажер не радовал ее. Плохо думать о незнакомцах не хотелось, но мысль вновь и вновь возвращалась к этому пункту в списке разделявших их препятствий. Семья не знала, они не видели фотографий Караи, мутант прятал компромат от чужих глаз. Они думали, что Лео еще не нашел свое счастье, но непременно найдет, надо только искать, надо, в конце концов, выйти из затхлой комнаты. Вопреки законным страхам сенсея, в мире находились те, кому нравились крепкие зеленые ребята с панцирями. У Лео все получится, надо только начать. Мутант кивал, не слушая, он наперечет знал все произносимые слова. И знал, что вторую Караи ему не найти, а первая не про его честь. Так что там тогда за стенами комнаты? Зачем выходить? Какие поиски? Поиск новых страданий и разочарований, что Караи ему не получить? Вот спасибо, это было у Лео и так. Мутант уже любил. Рафа и Майки, удивительно запросто для мутантов менявших девушек, и затворнику Дону не понять, каково это любить по-настоящему, трепетно и обреченно, того, кого нельзя. Осталось только победить. Кого только? В таком состоянии уже одинаково наплевать и на футов, и на городскую шпану. Пусть они захватывают банки, выкручивают руки правительству – пусть делают, что хотят. Лео так устал от спасения мира, которого уже давно не было в его душе. Черепах потихоньку жил дальше, каждый день выбираясь наверх только ради труда в храме или, что еще глубокомысленнее, покупки очередного журнала, где говорилось о деяниях или хотя бы пассиях Ороку. Да, а еще в магазин – немного хлеба, какие-то овсяные хлопья и овощи. Ни пиццы, ни пива или газировки – все осталось в прошлом, - а иного не хотелось. Никаких иных вредных привычек не осталось. Мутант жил скромно и бестолково. Медитировал, пытаясь понять смысл умной фразы сенсея, и не понимал. Взирал на толстевшего Майки, он-то не отказался от пиццы и дегустировал все, что встречались на пути, и не понимал. Та же участь постигала и Рафа – пиво делало свое дело, и, кажется, панцирь уже начинал кому-то жать. А Лео не менялся, подтянутый, крепкий, жилистый. Тренировки, работа, прогулки; тренировки, работа, прогулки. Методично, день за днем. И Караи, которая всегда оставалась с ним, рядом или нет, но с ним. С тем, кто так и не смог победить, кто только любил ту, кого нельзя. Иногда казалось, что мисс Ороку знала о тайных чувствах черепаха, его безмолвных молитвах о том, чтобы ситуация изменилась и недоступная Караи возникла на пороге холостяцкого убежища. Но только иногда. Она – житель другого мира, там все иначе, не злее, не равнодушнее, просто иначе. И их миры не спешили раскрыть объятия друг другу, выпуская, как при обмене пленными, двоих на нейтральную территорию, чтобы у них появился шанс все прояснить. Пока же миры не спешили друг другу навстречу, Лео трепетно вглядывался в фото красавицы в черном коктейльном платье, прижимающей к боку серебристый клатч.