Моя вина

Он знал, что Рики уйдёт. Знал со вчерашнего дня, хотя не думал, что это случится так скоро, и понимал, что сделать ничего не сможет. Поэтому не пытался. Но когда под утро, вернувшись с работы, обнаружил квартиру пустой, всё равно испугался до дрожи, до мучительных болевых спазмов в животе. Особенно когда увидел, что все немногочисленные личные вещи Рики аккуратно лежат на своих местах. Первой мыслью было, что их убежище всё-таки обнаружили, что сейчас на лестнице раздастся стук тяжёлых сапог, удары в дверь, и появятся даркмены. Гай так живо представил себе эту картину, что холодный пот пробил его с головы до ног, и он беспомощно опустился на кухонную табуретку, безвольно свесив руки. Нет, трусом он не был никогда. Просто очень устал за последние месяцы. Устал бояться, больше не за себя, за Рики, устал прятаться и шарахаться от старых друзей, но больше всего — от навязчиво зудевшей в голове мысли, что всё оказалось напрасно, всё было зря и неправильно. Ясон Минк теперь мёртв, а ему удалось спастись, вырваться из кипящего огненного ада почти без потерь: пара синяков и здоровенный болезненный кровоподтёк на левой руке не в счёт. Тогда он ликовал. Эйфория от одержанной победы над врагом кружила голову сильней, чем забористый стаут, и к бункеру, в котором он запер Рики, Гай летел, как на крыльях. Желание рассказать о своём триумфе было почти невыносимым. Он почему-то не подумал, что Рики может не обрадоваться его появлению. Что идея снять пэт-ринг, просто удалив его вместе с членом, не покажется тому хорошим решением проблемы, а известие о гибели Ясона Минка произведёт эффект, обратный тому, на который рассчитывал Гай. Хорошо, что он всё-таки сдержался и не успел распустить язык. Но причиной этого стало не пришедшее понимание, а встретивший его тоскливый, недоверчивый взгляд тёмных, больных глаз. Гай промолчал. Просто обнял, прижал к груди, вложив в этот жест всю свою любовь, весь страх, неуверенность, всю боль и отчаяние, пережитые за последние дни. В тот момент ему показалось, что прошлое вернулось, и дальше у них обязательно всё будет хорошо. Надо только немного подождать. Рики сейчас плохо, он ещё не оправился после операции, напуган и растерян, он ещё не знает, не понимает, что теперь свободен, что больше ему ничего не грозит. Рики не понял и не оценил. Гай чувствовал, конечно: дело не в его привязанности к этому блонди, а в том, что Рики был настоящим мужчиной не только внешне. С членом или без — это ничего не меняло. И то, что верный друг использовал его как наживку, что снял пэт-ринг таким способом, не заручившись согласием, посчитал, что имеет право решать чужую судьбу, поставило в их отношениях точку. Сейчас, конечно, Гай это понимал. Тогда же свято верил, что идея замечательная, а цель справедлива, и поэтому цена не казалась такой уж огромной. В новую квартиру, которую Гай снял заранее, разрабатывая план убийства Ясона Минка, он перевёз Рики без проблем. Сказал: «Отсюда надо убираться. Меня могут искать», — и тот молча дошёл до взятого напрокат видавшего виды грузовичка, молча сел на пассажирское сидение, хотя было видно, что движения причиняют ему сильную боль, и так же молча поднялся по лестнице в грязном подъезде с исписанными стенами, покрашенными синей облупившейся краской. Гай облегчённо выдохнул. Он не представлял, что стал бы делать, если бы Рики упёрся. Сил ни на что не оставалось, но всё прошло хорошо. К сожалению, радовался он рано. С того первого дня Рики замкнулся. Он ни разу не заговорил сам, на вопросы отвечал короткими репликами, только по существу, игнорировал или произносил несколько слов невпопад, как будто не понимал, о чём его спрашивают. Гай старался не обращать внимания, делал вид, что всё нормально, всё хорошо. Понимал, что Рики нужно время, поэтому с разговорами не навязывался. Тем более что было видно: почти десять дней в бункере, препараты, которых щедро отсыпал Кот и от которых Рики почти не ел и не осознавал происходящее вокруг, операция, последующие волнения — всё это серьёзно пошатнуло здоровье Рики. Он передвигался с трудом, ел по-прежнему очень мало и нехотя, большую часть времени спал или находился в прострации, ничем не интересуясь. В первые дни после взрыва Дана Бан Гай был весь на нервах, спал вполглаза, чутко прислушивался к звукам на лестнице и почти не выходил на улицу, используя для готовки тот набор продуктов, которым запасся заблаговременно. Каждую минуту он ждал, что за ними придут, осторожно выглядывал в окно, осматривал узкий захламленный дворик, но дни тянулись, ничего не происходило, и его постепенно стало отпускать. Их новая квартира располагалась в полуразрушенном доме на границе Кереса с Мидасом. Из окна единственной спаленки, в которой Гай разместился один — Рики предпочитал диван во второй, проходной комнате, — при желании можно было увидеть столбы с оборванными проводами. Здесь проходила граница, раньше отделявшая Керес от остального мира. Это место Гай выбрал сознательно. Со старыми друзьями и знакомыми встречаться было опасно. Если их ищут, то информация о местонахождении злоумышленников, скорее всего, стоит денег, и у кого-нибудь обязательно возник бы соблазн их получить. Постепенно Гай успокоился и стал выходить на улицу, хотя в Кересе по-прежнему не светился. Деньги заканчивались, но он заранее присмотрел себе место работы. Это был сравнительно недорогой бордель «Орхидея», где сдавались девочки, мальчики и пустые номера почасово — вполне распространённая практика в Мидасе. Рабочие руки в таких заведениях нужны постоянно, а если к ним прилагался наглухо закрытый рот, то хозяина не волновало, что идентификационный чип у обладателя этого рта отсутствует. Платили монгрелу намного меньше, чем если бы он был гражданином, но зато не задавали лишних вопросов. Если нагрянет облава, Гай не должен был ни в коем случае признаваться, что работает в «Орхидее» и получает деньги. Пришёл монгрел из Кереса потратить сэкономленные карио и попробовать секс с женщиной. Такой вариант объяснял всё и даркменов бы тоже не удивил. Гай возвращался домой обычно под утро, с пакетом еды из ресторана того же заведения. По дороге, накинув капюшон и натянув свитер почти до глаз, заскакивал в пару ближайших лавок, чтобы купить сигареты, которые в «Орхидее» стоили очень дорого, и всякую хозяйственную мелочь — кофе, сахар и прочее. Сначала владельцы магазинчиков напрягались при виде странного посетителя и тянулись к спрятанным под прилавками обрезкам арматуры, но со временем к нему привыкли и даже стали мило улыбаться. Клиентов, которые исправно платили, хоть карточкой, хоть наличными, а не брали продукты в долг, все любили. Рики Гай обычно находил неподвижно лежащим на диване. Он спал, смотрел в потолок или сидел в старом кресле с порванной тряпичной обивкой, из-под которой торчали куски грязной ваты, бессмысленно уставившись в выключенный экран телевизора. На появление Гая реакции не было никакой. Гай быстро готовил еду на маленькой кухне, а точнее, раскладывал по тарелкам то, что приносил, кипятил чайник и звал Рики. Тот входил, с трудом садился, молча ковырял вилкой в тарелке: было видно, что это не капризы и не попытка досадить — даже ту малость, которую Рики отправлял в рот, он проглатывал через силу. Потом пил чай и опять отправлялся на свой диван. Гай сидел за кухонным столиком напротив, стараясь смотреть в свою тарелку, и последнее время тоже молчал. В первые недели он пытался заговаривать на разные темы или спрашивал о самочувствии. Рики реагировал, как человек, которого неожиданно разбудили — вздрагивал, удивлённо смотрел на Гая, как будто не узнавал, потом приходил в себя, отвечал односложно или шёл в комнату. Мысль, что впереди их ждёт счастье, теперь казалась сомнительной. Сейчас, вспоминая, как он изобразил себе победу над ненавистным соперником, Гай мог только удивляться своей глупости. В голове он представил это, как настоящий триумф, и даже нарисовал картинку — Рики радостно бросается ему на шею, Бизоны хлопают по плечам и кричат: «Ура!», они пьют за победу и... рагон его знает, дальше фантазия Гая не простиралась. Тогда ему казалось, что всё будет именно так. Иллюзия распалась, оставив чувство недоумения, а Рики теперь больше напоминал сломанного дроида с ограниченным набором функций, чем себя прежнего. С Бизонами Гай встречаться боялся. Так получилось, что в родном Кересе тоже оказалось небезопасно, а рассказать кому-нибудь, как он хитро заманил блонди в ловушку, было равносильно подписанию себе смертного приговора. Он уговаривал себя, что в их положении остерегаться надо всех, но на самом деле боялся именно расспросов друзей. Рассказать всю правду оказалось невозможно. Потому что теперь Рики был кастрат, а для монгрела подобное увечье хуже, чем смерть. Это Гай знал и раньше, но тогда казалось, что это не главное, а из любого положения найдётся выход. Теперь же вся бессмысленность того, что он сделал, повергала в ужас. Ясон Минк пришёл бы на встречу в Дана Бан в любом случае. Он направлялся за своей вещью, за своей игрушкой, потеряв чувство опасности, посчитав монгрела несерьёзным противником, и поплатился за это. Но для получения результата Гаю достаточно было просто запереть Рики на время в бункере, а что делать с пэт-рингом, можно было решить потом, после того, как рагонов блонди взлетел бы на воздух. Решить вместе. Теперь он считал, что после смерти Ясона это, скорее всего, стало бы неважным. Болталось бы проклятое кольцо и дальше на своём месте, безмолвное и безопасное. Кому какое дело в Танагуре до беглого пэта мёртвого блонди? Сейчас Гай почти был в этом уверен. Но он поспешил и проиграл, в результате не получив ничего, и если парни узнают, что он сделал с Рики, то в лучшем случае его просто зарежут. В лучшем случае... Рики был свой, по неписаным законам Кереса сделать такое со своим — хуже, чем предательство, а с предателями тут не церемонились, с ними поступали особенно жестоко. Сам Рики не упрекал его, даже не бросал укоризненных взглядов, но Гай чувствовал — это конец, возврата к прошлым отношениям не будет. Через месяц такой жизни Гай наконец решился и рассказал о смерти Ясона Минка, надеясь, что это если не обрадует — в том, что гибель блонди может вызвать у Рики радость, он уже сомневался, — то хотя бы встряхнёт Рики и выведет его из состояния апатии. Подчиняясь голосу разума, он существенно подкорректировал правду о том, что произошло в Дана Бан. Рассказал только, что хотел поговорить с Минком, назначил встречу, но в последнюю минуту испугался и не пришёл. Это было почти правдой. Действительно, в последний момент Гай отчётливо понял, что схватку с блонди не переживёт, и просто взорвал заряд, когда тот зашёл в здание. Вначале он хотел швырнуть пэт-ринг Минку в лицо, и чтобы обязательно при этом смотреть ему в глаза. Увидеть, как в них появляется осмысление того, как это кольцо могло оказаться отдельно от своего носителя, и как они загораются бессильным гневом. Сейчас Гай понимал — больше всего тогда ему хотелось другого. Чтобы Минк узнал: всё это провернул он — простой монгрел, которого блонди считал пылью под ногами, чтобы осознал, как был не прав, не видя в Гае соперника и угрозы, и понял, что недооценил его. Но в последний момент инстинкт самосохранения остановил монгрела и заставил задуматься. Какой смысл во всей этой нелепой демонстрации? И какая основная цель того, чем был занят его мозг последний месяц? Гай успокоился, подумал и просто установил датчики движения возле основного заряда. Когда они зафиксировали нужный объект и сообщили, что Минк вошёл в зону поражения, он включил устройство. Бабахнуло так, что Гай думал — его всё-таки накроет, на взрыв такой мощности он не рассчитывал. Зато в том, что блонди не выжил, можно было не сомневаться. Рики же он сказал, что Ясон пришёл в Дана Бан, искал Гая в сооружениях и по нелепой случайности забрёл куда-то не туда. Сдетонировали старые боеприпасы в подземных ярусах, оставленные там в своё время повстанцами — просто несчастный случай. Эта версия почти полностью совпадала с официальной, и, рассказав полуправду, Гай ничем не рисковал. Рики выслушал молча и не задал ни одного вопроса. Поверил он или нет — было непонятно. Гай посмотрел в больные глаза, кажущиеся неправдоподобно большими на осунувшемся лице, как будто в первый раз увидел глубокие тёмные тени под ними, складку между бровей, появившуюся совсем недавно, сжатые губы, и вдруг его осенила догадка — Рики всё это время ждал проклятого блонди! Ждал, что Минк всё-таки появится и заберёт. Как искалеченный пёс ждёт своего мёртвого хозяина, не понимая, что произошло непоправимое. Надеялся, что тот придёт за ним, а когда этого не произошло, то решил, что его выбросили на помойку, как поломанную игрушку. Ярость чёрной волной затопила сознание, и Гай наконец поверил, что Рики действительно стал другим. Перед ним сидел кто угодно, но не его Рики. Совсем чужой человек, который не понимал его, и которого не понимал он. Но в несчастьях этого парня, в том, как он сейчас выглядел, и в его боли был виноват именно он — монгрел Гай, который не смог вовремя остановиться и подумать. Ярость отступила, погашенная острым чувством вины. Гай встал, подошёл сзади и в первый раз за эти почти два месяца обнял Рики. Знакомый запах отозвался в теле головокружением, руки задрожали — тело помнило больше, чем разум, и упорно отказывалось считать этого человека чужаком. Рики замер, заледенел в его объятиях и вдруг, неожиданно вывернувшись, апперкотом слева коротко и зло врезал в челюсть, вложив в удар все оставшиеся в ослабевшем теле силы. Гай отлетел к стене, больно приложившись затылком. Рики молча встал, перешагнул через его ноги, вышел и закрылся в ванной. Всё было понятно. На следующий день он ушёл. Просто ушёл, оставив Гая одного. Когда Гай это окончательно осознал, то, конечно, кинулся на поиски и, конечно, не обнаружил никаких следов. Если Рики хотел раствориться в Кересе, то найти его будет не так легко. Первые дни Гай пытался вести поиски осторожно, не привлекая внимания, но когда прошло три дня, и он понял, что по-прежнему топчется на месте, осторожность исчезла, уступив место отчаянию. Он метался по Кересу, вспоминая всех общих знакомых и все тайные схроны, но Рики как будто провалился сквозь землю. Работу в «Орхидее» Гай забросил в первый же день после случившегося. Точнее, вспомнил, что где-то работает, к концу недели, но мысли вернуться у него не возникло. Да и, скорее всего, там его уже никто не ждал. Он встретился с Бизонами и, не вдаваясь в подробности, рассказал, что Рики вернулся, но они засветились в Мидасе и еле ушли от даркменов. Что Рики ранен, а он тоже получил дубинкой по голове, отлёживался у одного знакомого скупщика краденого... В общем, наговорил с три короба, и Бизоны поверили. Теперь на поиски кинулась вся банда. Но ни через неделю, ни через месяц след бывшего вожака найти не удалось. Постепенно жизнь стала входить в обычную колею. Гай окончательно понял, что беспокоился зря, его никто не ищет. Скорее всего, о его участии в истории с гибелью Минка не узнали. Единственный, кто знал, что в Дана Бан Ясон приехал на встречу именно с ним, — Катце. Они случайно столкнулись возле развалин, и он видел в руках Гая пульт от детонатора, но потом Гай нажал кнопку, и загремевшие взрывы отвлекли внимание Катце. Хотя тот и кричал что-то надрывно сквозь грохот, слов было не разобрать, а рёв пламени, дым и летящие обломки позволили скрыться без помех. Пораскинув мозгами, Гай сообразил, что вряд ли тот будет делиться своим знанием с кем-то из Танагуры. Его хозяин был мёртв (а в том, что Катце работал именно на Минка, Гай уже не сомневался), и теперь ему придётся позаботиться о своей безопасности и благополучии самому. Вряд ли Катце захочет оказаться замешанным в этой истории даже в качестве свидетеля, поэтому будет молчать. Бизоны давно поставили в поисках жирную точку. — Может, умер где. Истёк кровью в каком-нибудь подвале, — вздыхал Норрис. — А может, вернулся к своему папочке, — хмыкал Люк. — Живет где-нибудь в Апатии, лопает хлеб с маслом, лижет туфли и наслаждается жизнью. Гай молча кивал, соглашаясь со всеми предположениями. Рассказать правду о Дана Бан и Ясоне Минке он так и не рискнул, но уверенность, что Рики жив, не покидала ни на минуту. Слишком много огня было в этом парне, не мог он просто сдохнуть в подворотне, как больной пёс. А ещё Гаю казалось, что если бы случилось непоправимое, он бы обязательно почувствовал. Ведь Рики был его частью, и когда-то он поклялся, что будет защищать его даже ценой собственной жизни. Он правда так думал тогда, думает и сейчас. Тем не менее, выводы напрашивались сами собой — Рики в трущобах нет, — и, немного выждав, Гай решил обратиться к тому, чьими услугами однажды пользовался. Зико — один из лучших хакеров Нил Дартс — за деньги готов был предоставить любую информацию. Почти любую. Не воспользоваться этой возможностью было бы глупо. Снова лабиринты Нил Дартс, наладонник с GPS и очки ночного видения. Всё это уже происходило однажды и теперь воспринималось привычно. Лифт, комната с картинами на стенах, роскошные ковры и низенькие диванчики — Зико встретил старого клиента в прежней обстановке и, лёгким жестом пригласив присесть, вежливо осведомился о причине визита: — Надеюсь, информация, потребовавшаяся тебе сейчас, не будет гореть у меня в руках, как это было в прошлый раз. Больше всего на свете я ценю собственную жизнь, Гай, — и, произнеся это, мальчик с фиолетовыми волосами и глазами цвета распустившихся фиалок улыбнулся. — Я ищу своего друга, Рики, в Кересе его называют Дарк, и готов заплатить за любую информацию. Внешний вид Зико, так поразивший Бизонов в первую встречу, выбивал из колеи и сейчас. Хакер совсем не изменился. Сколько же ему лет на самом деле? Гай был почти уверен, что Зико старше него, но внешне тот выглядел, как подросток, очень красивый андрогин с нежным и мелодичным голосом. Гай положил на стол мидасскую кредитную карточку — знал, что кересские деньги тут не котируются. Зико ловко засунул её в маленький переносной терминал и перевёл на свой счёт оговорённую сумму. Это был хороший знак, это было согласие на сделку. — Постоянным клиентам скидка, — очаровательно улыбнулся хакер. — Тем более что твою проблему я могу решить, не поднимаясь с дивана, прямо сейчас. Гай напрягся. Он не ожидал, что всё окажется так просто. — Рики теперь живёт в Мидасе, работает на Катце. Кто это такой, думаю, ты знаешь. Гай кивнул. Человек со шрамом на щеке. Последнюю встречу с ним забыть было невозможно. Тогда же Гай окончательно поверил, что тот работает на Железный город. — Ясон Минк... — Тихо, Гай! — Зико предостерегающе поднял руку. — Некоторые имена не стоит произносить даже здесь. Пусть тот, кого так называли, и мёртв. Мы говорим о Катце. Только о нём и о твоём друге, который теперь — правая рука человека со шрамом, и что это означает, ты должен понимать. Гай на минуту замолчал. Зико не торопил, тоже молчал, с интересом рассматривая посетителя. — Он получил гражданство? — хмуро спросил Гай, засовывая кредитку в карман. — Откуда мне знать такие подробности? — опять взмах рукой, теперь означавший неопределённость. - Бизнес у них вполне легальный. Но когда дело касается тех, кто работает... сам знаешь, на кого, строить предположения бессмысленно. Гай досадливо хмыкнул и нахмурился. — Ты знаешь, где живёт Рики? — Знаю, — Зико усмехнулся. — Только тебе не скажу. Не готов потерять постоянного клиента. И не хочу, чтобы пошли слухи, будто я подставил кого-то из своих заказчиков. Мне дорога моя репутация. Подумай сам, Гай: если он не сменил внешность и имя, если он не скрывается, живёт и работает совершенно открыто, то... — То значит, что у него есть серьёзный покровитель, — закончил за него монгрел. — Значит, он нашёл для себя новый поводок. — Мы все ходим на поводках, — Зико рассмеялся лёгким серебристым смехом. — Только не я, — обиженно буркнул Гай. Досаду на самого себя скрыть не удалось. Мог бы и сам догадаться, у кого может найти убежище Рики. — Я свободен, и у меня нет хозяина. — Нет хозяина? Позволь возразить тебе, монгрел, — улыбка хакера стала оценивающей. — Твой хозяин, Гай, — это система, твой поводок — статус и социальное положение, неужели ты не понимаешь этого? Они держат тебя в пределах Кереса. Соглашаясь со своим статусом и с установленными системой правилами, ты признаёшь своё поражение. Иногда ты напрягаешься и натягиваешь поводок, и тебе кажется, что это целое восстание, но в результате ты можешь только немного прогуляться по Мидасу, ненадолго почувствовав себя героем. Это ничего не меняет ни в тебе, ни вокруг тебя, это предусмотрено системой — давать нам выгул, иллюзию того, что мы при желании можем изменить положение вещей. Но стоит попытаться сделать хоть один лишний шаг в сторону Танагуры... один лишний шаг — и петля задушит тебя. И насилие тут не цель — это только инструмент системы. Такой же, как иерархия, привилегии или голод... Ты боишься голода, монгрел? Не отвечай, всё равно не признаешься. Даже себе. Рики сейчас живёт в Апатии, в тех кварталах, куда тебе ходу нет. Это очень дорогая часть города, она прекрасно охраняется, тебе не добраться до своего друга живым, монгрел, не стоит даже пробовать. Гай помрачнел, спорить было бессмысленно. Теперь бы он ни за что никому не рассказал, что однажды смог убить блонди. Потому что — хакер был прав — гордиться было нечем, убийство Ясона Минка ничего не изменило. Всё стало только намного, намного хуже. Зачем он это сделал и чего ждал? Признания, одобрения? Он думал, что таким образом сможет изменить свою жизнь, а вместо этого окончательно потерял Рики и уважение к себе, и последнее было самым ужасным последствием его авантюры. Он был никем и ничего не смог изменить, совершённое теперь не прибавляло ему значимости даже в собственных глазах. Он не знал, занял ли кто-нибудь место Минка, или блонди теперь двенадцать. Его никто не искал, не пытался отомстить. Теперь это вызывало обиду и разочарование — он по-прежнему не заслуживал внимания элиты. Пустое место, кусок старого дерьма, трущобный мусор... — Организуй мне встречу с Рики. Фиалковый мальчик грустно покачал головой: — Извини, я говорил тебе, что дорожу своей жизнью. — Организуй мне встречу, я хорошо заплачу. Хакер смотрел на него в упор, не мигая. — Хорошо, — наконец произнёс он тихо. — Я попробую. Но обещать ничего не буду. Если Дарк согласится. Только если он согласится. Никаких неожиданных и случайных столкновений. — Да, — Гай кивнул. — Я позвоню тебе, — Зико сделал прощальный жест рукой. Это означало конец переговоров. В эту ночь Гай заснуть не смог. Он думал. Опять удивлялся, почему сразу не догадался, не понял, куда ушёл Рики. Этот парень всегда мог правильно оценить свои шансы и найти выход из самого тяжёлого положения. Конечно, жить в Кересе кастратом он бы не стал. Как бы Гай ни обманывал себя, убеждая, что тайну удастся сохранить, в душе он знал: дело даже не в том, что Рики не простил. Он бы никогда не согласился с зависимостью, на которую его обрекало положение кастрата. Гай знал его тайну, а значит, теоретически держал за горло. И можно было сто раз сказать, что он никогда бы не воспользовался своим преимуществом, но факт оставался фактом — потеряв зависимость от Ясона, Рики никогда бы не захотел для себя ещё большей зависимости, и неважно, от кого. Он не стал бы заложником их общей тайны. Когда Рики узнал, что блонди мёртв, то понял: придётся выживать самому. Выжить в Мидасе с его проблемой было намного проще. Там не действовали суровые законы трущоб, и то, что невозможно в Кересе — сущая ерунда для специалистов мидасских клиник; но чтобы иметь возможность туда обратиться, нужно было, как минимум, перестать быть отбросом общества и иметь хорошие деньги. Что предпринял Рики для решения этих двух первоочередных задач, Гай не знал, но догадывался, а то, что Рики пошёл ва-банк, засветившись у Катце после смерти покровителя, говорило об отчаянии. Гай не мог понять себя — рад он или нет, что у Рики всё хорошо, но его в любом случае никто не спрашивал. Рики принял решение самостоятельно. Зико позвонил через неделю. Ничего по телефону обсуждать не стал, и Гаю снова пришлось проделать долгий путь по лабиринтам узких улиц Нил Дартc. Это была ерунда: чтобы встретиться с Рики, он готов был идти даже рагону в зубы, но всё оказалось бессмысленно. Потому что Рики от встречи отказался. Зико был напряжён, кусал розовые аккуратные губы, разговор ему не нравился, но он всё равно держался вежливо и в меру корректно: — Видеть он тебя не хочет. Велел передать, чтобы ты не вздумал крутиться вокруг него, и что теперь каждый за себя. Сказал, что и так подпустил тебя слишком близко, а ты воспользовался этим и жёстко поучаствовал в его судьбе. Больше он не даст тебе такой возможности. Если примешь совет, он будет такой: прислушайся к этим словам, монгрел, и оставь Дарка в покое. Ты чем-то сильно ему насолил, он был очень сдержан во время разговора, но внутри... внутри он весь кипел, я умею видеть такие вещи. Ещё он сказал, что знает — ты обманул его, это был не старый боекомплект. Не представляю и даже не хочу гадать, о чём это, но, думаю, тебе известно, что он имел в виду. — Я понял, — Гай поднялся. — Ты выполнил свою работу и гонорар отработал целиком. У меня нет претензий. — Подожди, — Зико слегка коснулся рукава его куртки. — Я не хочу тебе зла, парень, поверь. Но ты же знаешь, какие ходили слухи о Катце и о том, на кого он работал? — Он работал на Синдикат, на Ясона Минка, — бесцветно ответил Гай и опять сел. Произнося имя покойного врага, трепета он не испытывал, раскаяния или радости, впрочем, тоже. Пустота. — Да. То, что я сейчас говорю с тобой об этом, означает только одно — мне разрешили этот разговор. И если ты это понимаешь, то должен понимать и что такими кадрами, как Катце, не разбрасываются. Ясон Минк мёртв, но интересы Танагуры на чёрном рынке остались, а лучше, чем протеже Минка, в мутной воде плавать не умеет никто. Если Катце ещё жив, значит, его лояльность Синдикату проверена и не вызывает сомнений. Но теперь Танагура не допустит ошибки, которую совершил его прежний хозяин, они умеют делать правильные выводы. Катце — это слишком много ценной информации, которая может попасть в посторонние руки, поэтому теперь система безопасности прикрывает и его тоже, а Рики работает на этого человека. Чем дальше ты будешь от них держаться, тем дольше проживёшь. Не думай, что я распустил язык, монгрел. Всё это мне поручили передать тебе. Гай хмуро кивнул: — Ещё раз спасибо. — Не за что. Безопасность клиента мне небезразлична. Я просто отрабатываю свои деньги, Гай. Береги себя, держи язык за зубами и больше ко мне по этому вопросу не обращайся. Зико встал. В стене открылся проход, в который он и шагнул, но всё-таки обернулся почти на выходе: — Забудь о Рики. Потому что он точно помнить о тебе не хочет. Он сказал, что ничего тебе не должен, а ты знаешь, что означает в Кересе такая формулировка. Гай знал — теперь они не враги, но чужие. Навсегда. Дни потянулись один за другим: безликие, пресные и затхлые, как заплесневелый батон. Карты, стаут, иногда вылазки в Мидас, утреннее похмелье, тошнота, головная боль и желание умереть, которое отступало только после очередного стакана забористого пойла. Днём он иногда выползал в Керес, брался за любую предложенную работу, что-нибудь ел, слушал новости и сплетни, которыми трущобы всегда переполнены, встречался со скупщиками краденого и теми, кто предлагал лихой быстрый заработок. Вечером опять был стаут. Много стаута. По утрам из мутного зеркала над умывальником на него смотрел незнакомец. Бледное, осунувшееся лицо, мешки под глазами. За эти два года он, казалось, состарился на все десять. Для жителей трущоб это было в порядке вещей и никого не удивляло. Старели тут быстро, а жили недолго. Он и так задержался на этом свете по сравнению с многими. Гай жил один и даже не представлял себе, что у него может появиться человек, которого он захочет подпустить к себе близко. Даже с постоянным партнёром как-то не сложилось. Обычный секс почти не интересовал. Короткие перепихи после очередного карточного выигрыша или случайный трах по пьянке с кем-нибудь, неважно с кем, лишь бы был согласен, личной жизнью назвать сложно. Всё окончательно потеряло смысл. Теперь, когда страсть молодости угасала, Гаю наконец стало понятно стремление Рики вырваться из кересского отстойника. Он удивлялся, как мальчишка, только что покинувший Гардиан, мог понимать то, что стало очевидно Гаю только сейчас. Старые походы в Мидас, каждый из которых заставлял их сердца гореть, стали теперь докучливой необходимостью, возможностью выжить, просто заработать немного денег. Без Рики, без ощущения его поддержки и горячего, пропитанного адреналином секса после удачной вылазки, эти походы превратились в рутину. Гай ощущал себя плывущим в плотном потоке нечистот. Изо дня в день постоянная борьба за выживание, за бутылку стаута, курево и более-менее приличную еду. Он чувствовал, что тупеет, теряет быстроту реакции и желание продолжать это бессмысленное барахтанье. Рики в Кересе не появлялся, человек со шрамом на лице — тоже. Видимо, интересы Железного города обходили стороной кварталы трущоб. Так прошёл ещё год. Вокруг по-прежнему ничего не менялось. Банда распалась полностью, её место заняли новые. Бизоны теперь встречались редко. Гай даже не понял, когда окончательно пропал Сид. Он говорил, что нашёл какую-то работу, но не сказал, какую. Друзья расспрашивали, а он только загадочно улыбался. Потом стал появляться всё реже, задерживался недолго, и было видно, что встречами со старыми товарищами он тяготится, общими у них были теперь только воспоминания. Поэтому никто не удивился, когда однажды Сид больше не пришёл. Гай надеялся, что у него всё хорошо. А вскоре в очередной разборке зарезали Люка. Это получилось почти случайно. Люк последний год плотно сидел на игле. Доза дури, которую он вливал в исколотые вены, была уже запредельной, денег постоянно не хватало, а то, что удавалось добыть, Люк почти полностью тратил на наркотики. Он очень исхудал, был больше похож на скелет с обтянутым сухой кожей черепом, чем на молодого парня, брался за всё, что могло принести лишнюю копейку, и Гай видел, что осталось ему недолго. Сам он тяжёлой наркотой не баловался, так, курил иногда по пьяни траву, и всё. Как-то вечером их подписали на посредничество между двумя бандами, делившими территории. По меркам Кереса Гай с Люком уже считались взросляками, серьёзными людьми. Малолетки берегов не видели, большинство из них были только год-два как из Гардиан и, чтобы избежать лишнего кровопролития, обращались к бывалым, чтобы те развели их по законам Кереса. Переговоры зашли в тупик, монгрелы схватились за ножи, и не успел Гай сообразить, что надо линять, как Люк лежал на грязном полу с дыркой в животе. Гай, плюнув на творившееся вокруг светопреставление, позвонил Коту. Тот оказался на месте, и через полчаса Гай уже стоял под дверью его квартирки. Кот принялся за дело бодро, но сразу сказал, что у него нет запасов крови для переливания, а у Гая оказалась другая группа. К тому же почки раненого были на последнем издыхании, печень не в лучшем виде, и поэтому надежды почти не было. Пока врач порылся в телефоне, нашёл и вызвал двух монгрелов с нужной группой крови, услугами которых он пользовался в экстренных случаях, пока те приехали, было уже поздно. Перед смертью Люк ненадолго пришёл в себя. — Не надо, Гай, — попросил он. — Какая разница — чуть раньше, чуть позже. Мне всё равно долго не протянуть. Я уже труп. Мы все тут трупы. Гай смотрел в бледное, неподвижное лицо товарища и понимал, что тот прав — подобная участь ждёт и его. Рано или поздно. Такая смерть для Кереса - дело обычное, так здесь заканчивало большинство. Палёный стаут, нож в живот, передоз — жизнь монгрела не стоила и одного карио, особенно если некому прикрывать спину. Он заплатил Коту, поручив его заботам тело, пошёл домой, прихватив по дороге стаута, и нажрался вдрызг в полном одиночестве. Чтобы не помнить. Потом он бился головой об пол, рыдал, ломал от бессилия и так еле живую мебель. Утро встретило очередным тяжёлым похмельем. Впереди маячил ещё один пустой день. Норрис, можно считать, остепенился. Он теперь был совладельцем мастерской Макси, по кересским меркам — человеком состоятельным и серьёзным. Гай изредка заходил к нему в гости. Норрис всегда был загружен работой по самое не могу, но старого друга встречал с радостью. О Рики Гай вспоминал каждый день. Он представлял его таким, каким тот был до встречи с блонди, в те далёкие дни, когда, казалось, солнце светило ярче, а мороженое было таким классным, что даже воспоминания о нём вызывали во рту сладкий привкус. Тот Рики был горячим, порывистым, дерзким. Гай вспоминал его глаза, его улыбку, его манеру держать голову, вспоминал их горячий весёлый секс и то, какой тёплой и гладкой на ощупь была смуглая кожа, как он пах, как радовался и злился. Тогда рука сама находила ширинку брюк. Гай ласкал себя, перебирая дорогие воспоминания, смаковал их, как запретное лакомство и кончал: мучительно, сладко, с болезненным стоном, потому что знал — уже через минуту вернётся одиночество, ощущение безвозвратности потери и безумная, жгучая тоска. В первый год во время своих вылазок в Мидас Гай подсознательно ожидал, что когда-нибудь обязательно встретит Рики. Он даже представлял себе, как идёт, сворачивает за угол, и тут навстречу выходит Рики, улыбается и говорит: «Привет!» Но время шло, и потихоньку Гай перестал играть глупыми надеждами. Город был очень большой, тем, кто занимался чёрным рынком, нечего было искать в туристических кварталах Мидаса, а туда, где плавала рыба большого бизнеса, не было хода монгрелам. Сегодня Гай в очередной раз выполз на Аллею Казино в Мидас в надежде подрезать кредитку, телефон или часы у зазевавшегося туриста. Пока ему не везло. Нарядно и дорого одетые гости Амои сторонились угрюмого, неопрятного человека со следами постоянных возлияний на лице. Казалось, что надпись «Керес» теперь клеймом вытеснена у него на лбу. Всё-таки щипач — это занятие для молодых. Гай невесело усмехнулся, когда ещё один инопланетный зевака опасливо покосился в его сторону и предусмотрительно накрыл ладонью карман. Толпа на Аллее была довольно плотной, люди толкались, задевая друг друга плечами, и вероятность поживиться всё равно оставалась. Зверски хотелось курить. Гай свернул на соседнюю улицу, где людской поток казался не таким плотным. Она была широкой, с ухоженными пешеходными тротуарами по обе стороны от проезжей части. На первых этажах окружавших её небоскрёбов располагались уютные кафе, рестораны, модные магазины, вдоль которых тянулись дорогие парковки с замершими на них шикарными аэромобилями и аэробайками. Гай как раз подыскивал место, чтобы остановиться и тихонько покурить, не привлекая внимания, как вдруг на противоположной стороне улицы открылась дверь небольшого кафе, и на высокий порог вышли двое. Он узнал их сразу. Вот так, кинул один взгляд — и больше не смог отвести. Высокий, стройный белокожий человек с волосами необычного красноватого цвета и заметным даже с такого расстояния шрамом на левой щеке. И второй — чуть ниже ростом и смуглый. Его тёмные волосы причудливо торчали в разные стороны, казалось бы, в хаотическом беспорядке, но беспорядок этот явно был делом рук искусного модельера. Оба были одеты в дорогие неброские костюмы, но при этом странным образом выделялись в яркой толпе и обращали на себя взгляды прохожих. Гай остановился и замер в растерянности, не зная, что предпринять. А эти двое о чём-то болтали, остановились на ступеньках, и Рики развернул небольшой рожок мороженого, который держал в левой руке. Аккуратно положил блестящую обёртку в утилизатор, с одобрением осмотрел закрученную спиралью сладкую горку, а потом с удовольствием, одними губами, аккуратно снял с самой верхушки небольшую красную ягоду и, состроив глубокомысленную гримасу, сосредоточенно разжевал её. Потом повернулся к Катце — и вдруг рассмеялся, сразу превратившись в того Рики, с которым за спиной так хорошо было нестись на байке по Кересу много лет назад. Конечно, он изменился за эти годы. Возмужал, и его природная харизма теперь не обжигала, она горела ровным, уверенным пламенем, не оставляя равнодушным никого. И прохожие улыбались и становились чуть счастливей, глядя, как этот красивый парень искренне радуется обыкновенному мороженому. Гай ожил и уже хотел окликнуть бывшего друга, но вдруг... Человек со шрамом, уверенно протянув руку, аккуратно провёл по нижней губе Рики средним пальцем, стирая невидимую сладкую каплю, и тоже улыбнулся. Жест был простым, но очень интимным и таким понятным, что Гай остановился, как будто перед ним вдруг выросла прозрачная, но совершенно непреодолимая стена. — Так-так-так! А кто это у нас? — насмешливый голос за спиной заставил монгрела резко вздрогнуть и повернуться. — И ПКП нет, как, собственно, и ожидалось! Рагон, как же ему не повезло — это были «бдительные»! Сразу четверо, они явно вышли на охоту. Эти парни не церемонились, жестоко зачищая улицы Мидаса от выползавших из трущоб на промысел монгрелов и получая удовольствие охотников от преследования и поимки. «Бдительные» называли это « охотой на дворняг», и монгрелы для них только мусор, добыча, а те, кто попадал им в руки, были счастливы отделаться просто побоями. Но иногда после такой встречи кто-то вдруг исчезал с концами или был избит так, что становился инвалидом. Монгрелы ненавидели «бдительных» и платили им той же монетой, поэтому Гай предпочёл бы, чтобы его остановили даркмены. Тёмные закон соблюдали до мелочей, и единственное, что бы ему грозило — отправиться обратно в Керес, так как поймали его не на горячем, и чужих вещей в карманах пока не завелось. «Бдительным» же было всё равно. Одного только факта, что он монгрел, достаточно, чтобы получить серьёзные неприятности, и они не заставили себя ждать: — Смотри-ка, Вуди, это же тот парень, который месяц назад подрезал Сима! Я его сразу узнал! «Вот, блядь, не повезло!» — выругался про себя Гай и сделал удивлённое лицо: — Вы с кем-то путаете меня, парни! Я не знаю никакого Сима. — Конечно, не знаешь. Ты, когда сунул его заточкой, имени не спрашивал, — хохотнул высокий мидасец с залысинами и небольшой аккуратной бородкой. — Но я тебя сразу узнал, монгрел! Гай осторожно отступил назад, спиной к витрине магазина, чтобы не пропустить удар сзади, и бросил взгляд на противоположную сторону улицы. Рики и Катце пока никуда не делись. Они болтали, Рики ел мороженое, рыжий курил и довольно скалился. — Эй, монгрел, куда ты таращишься? — худощавый парень с синими волосами обернулся, пытаясь проследить за его взглядом, но ничего не понял. — Только не говори, что ты турист и ждёшь друга, — опять хохотнул тот, кого звали Вуди. — От тебя за километр несёт кересской подворотней. Эй, монгрел, ты что, язык проглотил? Совсем спятил от палёного стаута? Гай прижимался спиной к стеклу и смотрел через улицу. Туда, где Рики доел своё лакомство, Катце докурил сигарету и метко отправил окурок в утилизатор на ступеньках кафе. Оба не торопясь направились к припаркованному почти тут же дорогому аэрокару. Катце сел на сиденье с пассажирской стороны, а Рики обошёл машину и открыл водительскую дверь. Гай понял: ещё несколько секунд, и... — Рики! — то, что вокруг стояли «бдительные», а прохожие опасливо обходили место разборки, стало вдруг совсем неважным. Забыв основное правило выживания в Кересе — «Никогда не оставляй спину незащищённой», — Гай рванулся к аэрокару. — Ри... — вибронож плавно вошёл под ребро в левый бок. Боли он сразу не почувствовал. Темноволосый обернулся. Гай всё-таки смог сделать один шаг, но потом голова закружилась, колени подломились, и он понял, что лежит на тротуаре. — Сваливаем! — испуганно заверещал Вуди. — Сейчас даркмены всех загребут! — Привет от Сима! — выкрикнул синеволосый мидасец, и «бдительные» рванули по улице, расталкивая прохожих. Как в замедленной съёмке, Гай видел — Рики достаёт из кармана коммуникатор, что-то говорит в трубку, а потом садится в машину. Серебристая дверь плавно опустилась. Через затемнённые стекла ничего не было видно. — Это Гай, — голос Катце, как всегда, был лишён всяких эмоций, но Рики давно научился улавливать почти неслышимые их оттенки. — Я узнал его, — Рики кинул коммуникатор на полочку под приборной панелью, — и вызвал даркменов и скорую. Оператор видел, с какой линии поступил вызов, значит, здесь они будут не позже, чем через две минуты, — его голос сейчас мог по безликости поспорить с голосом Катце. — Я не врач, а с ловлей злоумышленников тёмные справятся намного лучше, — Рики нажал кнопку на центральной панели, запуская двигатель. В боковое окно он не смотрел. — Ты позвонишь диспетчеру спасательной службы? — Наверное... Да, позвоню. Из дома. Сегодня был тяжёлый день. Я хочу в душ, горячий ужин, а потом в постель и тебя. Или просто тебя, без ужина я согласен обойтись, — Рики смотрел вперёд, но машина с места не трогалась. — Завтра мы летим на Галарию, — продолжил он. — Господин Зави ждёт результатов, а мне не терпится попробовать местную кухню. Катце тихо рассмеялся: — В мой прошлый визит в Макео я нашёл изумительный маленький ресторанчик на берегу моря. К vip-клиентам там выходит сам шеф-повар, а два поварёнка приносят такую маленькую жаровенку... В зеркале заднего вида замелькали огни аэробайков даркменов и машин службы спасения. Рики бросил долгий взгляд в боковое стекло — на неподвижное тело на тротуаре, которое многочисленные прохожие опасливо обходили по проезжей части. Потом поднял аэромобиль в воздух и нажал кнопку на звуковой панели. — ...и на ней готовят местные деликатесы. В основном свежевыловленных морских обитателей. А повар рассказывает страшные легенды и пошлые анекдоты. Это очень вкусно и забавно. Море в Макео ещё холодное, но сады уже зацвели... «Весь мир — иллюзия. Ничьё будущее не высечено на камне. И никто не знает свой завтрашний день. Поэтому будь счастлив. Будь счастлив сегодня», — тихо пел голос из динамиков. Аэромобиль мчался в синем безоблачном небе над Мидасом. Рики смотрел вперёд и улыбался.