С этим надо дальше жить

Горизонт медленно окрашивался в бежевый. Край солнца уже выглядывал из-за моря. Волны не спеша окатывали берег, а после с плеском, проскакивая меж редких камней, убегали обратно. Этот плеск, шум моря умиротворял. Легкие потоки приятно обдавали лицо мужчины, растрепали его и без того взлохмаченные волосы и развивали его пальто по ветру. Но он даже не дрогнул — очень долго так стоял и наблюдал за восходом. Уже не первый день. Только вспомнить бы, который... Аркадин потерял счет времени. Ему по-прежнему казалось, что прошло не больше суток. Но календарь говорил прямо противоположное. И не доверять ему не было причин. Ветер усилился, и Валера поморщился, когда он ударил ему в лицо с новой силой. Волны также стали стремительнее заходить на берег. Одна из них добежала до ног музыканта. На это Аркадин лишь потоптался на месте, но уйти так и не решил. Он закрыл глаза и вдохнул поглубже. Когда легкие наполнились, ему показалось, что они сейчас разойдутся по швам, и потому выпустил воздух обратно. Спустя пару минут Валера все-таки поежился под порывом ветра и, еще раз глянув на море, развернулся и медленно пошел прочь. Где-то в Москве сейчас в перемешку со снегом шел дождь. Капли барабанили по стеклу, стекали вниз, обгоняя друг друга. А за окном по шоссе равнодушно проносились машины. И так же беспрерывно дул холодный ветер... Валера не просто знал это — он чувствовал. И ничто не могло его в этом переубедить. Именно из-за той давящей атмосферы большого города Аркадин и сорвался со своего места, чтобы приехать сюда. Он не знал, как вернется домой. Самым пугающим, и от этого более ярким было ощущение больно бьющей по ушам тишины после хлопка входной двери. Этого уже нельзя было избежать. Но и смириться Валера не мог. О его внутренних переживаниях также говорил его внешний вид. Большие круги под глазами говорили о недосыпе, растрепанные волосы — о том, что с утра у него даже нет сил взять в руки расческу, а еще более ярко выраженная худоба — что он давно не брал в рот ни крошки. Кожа стала болезненно бледной, приобрела почти белый цвет. И из всех этих факторов можно было сделать вывод, что сейчас он больше напоминал ходячий труп или скелет, обтянутый кожей, ежели человека или самого себя. Это было справедливо — Аркадин и чувствовал себя точно также. Где-то он уже слышал фразу "Странно, что пустота может так сильно болеть", но лишь сейчас в полной мере понял ее смысл. Только было ни капельки ни странно. Ведь совсем недавно вместо этой пустоты было сердце. А теперь Валера даже его не ощущал. Рана пульсировала в груди и отдавала ноющей болью, но Аркадин уже не воспринимал ее. Изначально он был настолько поглощен этой болью, что она стала с ним одним целым, в итоге спровоцировав равнодушие. Равнодушие к абсолютно всему. Хлопнув дверью, он услышал работающее радио и облегченно выдохнул. Разувшись, Валера убавил громкость у приемника и подошел к окну. Небо уже было оранжевым. Еще немного, и люди начнут просыпаться и выползать из своих домов... Только Аркадин будет проводить очередной бесцельный день в ожидании нового рассвета, упершись мутным взглядом в стену напротив — это состояние уже приходилось вместо сна. Только сил не придавало. Надо было на время переехать к кому-нибудь, или, по крайней мере, оставаться у кого-то на виду. Сейчас Валере нужно было живое общение. Однако он сам уехал, никого не предупредив, и даже сейчас не отвечал на звонки. Редким исключением было сухое краткое СМС, по которому и определить-то можно было только разве, что он жив. Но и это Аркадин никак не воспринимал. Ему казалось, что никто ему, в принципе, и не звонит. Валера отвернулся от окна, глянул на так и не тронутую им застеленную постель, и совершенно случайно его взгляд упал на гитару. Лишь посмотрев на нее, музыкант понял, что должен сделать. Мужчина неловко подхватил инструмент, будто не держал его десять лет, и опустился на край кровати. Почему-то он думал, что будет долго колебаться, но пальцы сразу же прошлись по струнам. Вскоре комната наполнилась не только ненавязчивой мелодией и тихим голосом Аркадина, но и светом из окна — солнце вовсю разгулялось. И когда песня закончилась, Валера поднял взгляд на эти лучи, бегающие по комнате, и вдруг почувствовал, как на душе ему тоже стало чуть-чуть светлее. — С этим надо дальше жить... — повторил он свои же слова самому себе, поворачивая голову в сторону окна. Свет больно ударил ему в глаза, он поморщился и прищурился, но не отвернулся. Не отвернулся... Лишь сидел, щурясь, и вспоминал. Вспоминал все подряд. А солнце впервые за столько дней его хоть немного согрело.