Родины предатель

У лейтенанта не было какой-либо предвзятости по отношению к турецкому народу. Совсем никакой. Хотя, может быть, совсем чуть-чуть. В любом случае, он не считал их варварами, разбойниками, коим мнением обладала его дорогая матушка – госпожа Вероника. Хорошо, быть может, в душе его и вправду была доля ненависти к османам, но было ли связано это с предвзятостью или пережитыми событиями, что имели место в его жизни? Лейтенант не знал. Он вообще не любил разбираться в чувствах и эмоциях своих, полагаясь лишь на свой ум, сообразительность и то, что по обыкновению называют рассудительностью. Командир всегда им был доволен и горд, хотя, он порой и смотрел на сына странною тоской, быть может, разочарованием, но лейтенант не выдавал тревоги в своем сердце и отвечал отцу долгим и упрямым взглядом. Командир сам научил его упрямству. Научил всему тому, что знал сам. Идеология, которую по крупицам складывало греческое правительство, лейтенанту преподносилась религией, и он верил в каждое слово, в каждую идею, в каждый призыв. Верил, шел и призывал. «Да здравствует новая Греция», - кричит командир и лейтенант чувствует, как в ушах стоит привычный торжествующий гул греческих горожан. Ему кажется, что слова командира громом пронеслись по граду, что он величает Смирной, и он совершенно не видит, что осколками покатились сердца османского люда. Лейтенант не верит в братство и равенство народов Смирны, и ему горько всякий раз, когда солдаты греческого полка поднимают ружья и дрожащими пальцами жмут на курок. Раздается дотошный звук выстрела, и омертвленные тела сородичей тяжелым грузом падают наземь. Лейтенант отворачивается и крепко жмурится, стискивая зубы и сжимая кулаки все крепче, до боли, лишь бы только протяжно не завыть. Лейтенанту более ненавистна война и он все сильнее хочет того, что остальные зовут братством. Мимо проносится тайфун, комета, и сбивает его с ног. Неожиданно, совершенно непредсказуемо. И ему приходится смириться с тем, что она в его жизни теперь имеет место. Лейтенант пытается вывести ее из себя всякий раз при их встрече, но постоянно тонет в ее бездонных глазах. Безумная, дикая, совершенно сумасшедшая. Османская мятежница, залог всех проблем, так скоро появившихся в его размеренной (насколько позволяет положение в стране) жизни греческого лейтенанта. Постоянно не может оторваться от нее. Постоянно, это чертово постоянно. Но что поделать, если постоянно она, обойдя его, быстрым шагом направляется куда подальше от врага ее народа, так она говорит, и лейтенант провожает ее взглядом и не понимает, почему терпит все это. Он впервые не может совладать со своими чувствами, впервые за долгие годы, и он пугается, страшится их. Лейтенанту кажется, что всему в мире есть объяснение и предназначение, но для собственных чувств объяснения найти не может. Они так много ругаются, так громко, так сильно, и ему нравится ее ярость, ее гнев, мятеж. Ему нравится блеск в ее прекрасных глазах, и пухлые губы, которая она сжимает всякий божий раз, когда он опять, вновь, снова задел ее, а через секунду и не остался в долгу. Прекрасная амазонка. Лейтенант видит слезы в глазах цвета небесной лазури, и новая волна ярости сметает последние остатки его самообладания. Гнев всегда сжигает его изнутри, когда он видит боль в глазах своей маленькой госпожи, и он сам задыхается от той же боли. Но она куда более сильная, куда более разрушительная. Эта боль для лейтенанта совершенно запретная. Он хватается огрубевшими ладонями за грудь, хочет порвать этот несчастный, поганый, проклятый мундир, и жечь, жечь, жечь его в пылающем огне, потому что перед глазами все еще отчетливо виден образ прекрасной Смирны, с отчаянием в голубых бездонных глазах, побледневшей кожей и темными кругами под веками. Она все еще улыбается ему той грустной, прощальной полуулыбкой, ладонью хрупкой ослабевшей руки чуть хлопает по его плечу, и смотрит на него так долго, так печально, так смиренно. Она говорит, что готова и жить, и умереть ради той, что зовется ее Родиной, и теперь он все более верит ей, верит ей, и он хочет закричать об этом, лишь только бы маленькая госпожа жила, любила. Лишь бы только толстая грубая веревка не обхватывала ее нежной тонкой шеи. Маленькая госпожа впервые плачет на его плече, ладонями схватившись за ворот его мундира, прильнув к нему, цепляясь, словно за спасательный якорь, и лейтенанту становится трудно дышать, потому что он так отчетливо чувствует тепло ее тела. В старом заброшенном подвале, который величается типографией нескольких отважных патриотов, он впервые не сдерживает собственных чувств, впервые идет на поводу у того, что не зовется его разумом, и ему радостно, ему так радостно, что он улыбается сквозь поцелуй. Щека горит, на нем еще виден отпечаток ее ладони, и его растерянный взгляд посреди заброшенной комнатушки никак не может скрыть блеск в его карих глазах. Он говорит ей, или уверяет себя, что не мог полюбить турецкую мятежницу, и она верит ему. А почему бы ей не поверить ему? Он поддается вперед, хочет ринуться вслед за ней, но та стена, та невидимая стена между ними еще на пала, не канула. И ему остается лишь смириться. Лейтенанту больно. Он чувствует, как что-то вязкое и горячее разрастается на его груди, и ему кажется, что из легких будто бы выкачали весь кислород. Воздуха и правда стало меньше. Сквозь болезненную пелену он ловит взгляд голубых глаз, и замертво падает на холодную поверхность турецкой земли. Он думает о том, что умереть от руки его амазонки – самая лучшая смерть. Он предает ее. Предает Родину, глядя в глаза своей маленькой госпоже. Лейтенант сбрасывает с себя серый мундир, как тяжелое бремя, но в душе разрастается пожар, сжигая все то, что когда-то было ему дорого, то, за что он клялся умереть. Он умер сам. Любовь не ведает преград. Его Родина – преграда. Он бы сказал о том, что делает это ради мира, процветания, братства, но он бы солгал, ведь так? Он делает это ради нее, ради нее одной, и это не кажется ошибкой. Пусть чувство вины и дальше сжигает его изнутри, а тлеющие угольки все постепенно остывают, угасают. Потому что она улыбается, когда не видит на возлюбленном вражеского мундира. Она улыбается, и он улыбается ей в ответ. Маленькая госпожа закрывает его своим телом, и его губы растягиваются в победной улыбке. Благодарной улыбке. Она настолько маленькая, настолько хрупкая, и нет более в мире сердца, куда бы поместилось столько отчаяния, отваги и самоотверженности. Куда бы поместилось столько любви. У лейтенанта не было какой-либо предвзятости по отношению к турецкому народу. Совсем никакой. Теперь он уверен в этом. Лейтенант бы сказал, что делает все это ради мира, процветания и братства, но он бы солгал тогда. Он не хотел лгать. Любовь – его единственный ориентир. Он говорит, жизнь без любви не имеет смысла, и его маленькая госпожа берет его руку в свою ладонь и легонько сжимает ее. Лейтенанту больше не нужно обманывать себя. Ибо он является тем, кого по обыкновению принято называть предателем своей Родины.