Letters from the past

      Прошлый вечер прошел ровно, за ним другой и другой. Я проводил время на студии, записывая альбом, давался он мне тяжело, намного тяжелее, чем я себе это представлял. Однако атмосфера творчества и какой-никакой поддержки со стороны братушек не давала упасть духом, и стремительно я подбирался к отметке «7» — середине моего альбома.       А еще была она — Юля, как-то незаметно и тихо ставшая частью всего этого. Она всегда присутствовала где-то рядом, знала, в какой момент сходить за пачкой сигарет ребятам и мне и почему-то всегда вкусно пахла, когда я в усталости плюхался на диван рядом с ней, где она, по обыкновению, сидела, поджав ноги, с ноутбуком и молчаливо следила за моими потугами перед микрофоном за толстым слоем стекла студии.       Я незаметно для себя привязался к милой, немного странной девушке. Она необычным образом уравновешивала тот поток пиздеца, что происходил и внутри, и снаружи. Мы не были парой, как могли думать многие; нам просто было комфортно вместе. Хотя я все больше признавался сам себе, что впадаю в зависимость от её присутствия в моей жизни.       Я стянул наушники и злобно бросил их на пол, обитый мягким ковролином. Пнув ногой дверь, я хлопнул ей так, что на минуту показалось, как стекло, отделявшее меня от звукаря, вот-вот норовит рассыпаться на мелкие кусочки. Парни, отвлекшись от какой-то тупой беседы, с опаской проводили меня взглядом, а я развернувшись на пятках, уже бесчувственно и апатично грохнулся на кожаный диван. — Где Джули? — тихо спросил я. — Устал, бро? — пропустив мой вопрос мимо ушей, также тихо спросил Ярик, примостившись рядом со мной и протягивая холодную банку пива — с открытого горлышка еще скатывались капельки влаги. Меня это начинало бесить. — Где. Джули. — Цедя каждое слово, переспросил я. — Или тебе удобнее её звать Юлия? Вы же с ней, вроде как, русские кореша? Бедные студентишки, по которым дома тоскуют мамка с папкой? — Эй, остынь, парень! — сердито воскликнул он, — она пошла за продуктами в магаз. Он на соседней улице, если че! Последняя фраза была брошена мне уже вдогонку и донеслась до моих ушей только у лифта.       Выскочив на улицу, я нервно закурил, одновременно с этим жадно глотая холодный воздух. В легких вмиг помутнело. Я злостно подумал, отчего я еще не заболел какой-нибудь ужасной болезнью с таким-то образом жизни. Ах да, регенерация. Вечная регенерация. Из-за обиды на себя, на тупой трек, который все не сводился, на магазины, потому что они были расположены на разных углах улиц и НЕ СОИЗВОЛИЛИ быстро обслужить человека, который мне нужен был именно сейчас, в данную минуту, я зло пнул мусорный бак. Туда же полетел окурок. Простояв еще минут десять под ветром (Господи, погода хотя бы иногда здесь меняется?), я решил зайти обратно в здание. — Выпустил пар, маньяк? — хлопнув меня по плечу, спросил Пит, другой наш знакомый с парка. — Не зарекайся, — жутковато улыбнулся я ему в ответ, на что тот недоуменно отпрянул, — да ладно тебе, я шучу.       Уже более спокойно я приземлился на кресло, поскольку диван был занят новыми посетителями, я достал блокнот с текстом и начал его вдумчиво перечитывать, оставляя кое-какие заметки на полях. Это несколько меня разрядило, и я потерял счет времени на какую-то долю часа.       Что-то мягко прикоснулось к моей щеке, стало немножко щекотно и я поежился, проведя правым плечом по виновнице моего неудобства. Юля осторожно, боясь спугнуть мое хрупкое спокойствие (хотя с ней его несказанно, в разы больше), перегнулась через мое плечо и, опершись на спинку кресла, вчитывалась в мелкие строчки на блокноте. Я также молча наблюдал за бегающими зрачками глаз, силясь понять, на каком она месте останавливает свой взгляд, где переводит дыхание, а где задумчиво делает паузу и, отведя взгляд, воспоминает о чем-то своем. Было приятно и легко наблюдать за ней, она не вызывала приступа ревности к собственному творчеству, какого-либо стеснения; наоборот, я с удивлением для самого себя заметил, что мне это… лестно? Хм, об этом стоит подумать, этого стоит опасаться. Я ночевал по сквотам, кочевал автостопом, Сворачивал с дорог и поворачивал на тропы…       Юля тихонько вздрогнула, будто по её телу пробежали мелкие мурашки. Увольнялся отовсюду, откуда не выгоняли…       На этой строчке уже вздохнул я, удивляясь самому себе: как же так удалось завуалировать неприглядные факты моей необычной биографии в причудливые метонимии, а ведь ей, похоже, понравилось. Или нет?.. На полке Кроули, открытка с котом и Некрономикон…       Она еле видно улыбнулась. Я знал, о чем она подумала: «Мирон, ты зазнайка, такой зазнайка, который сам же от этого балдеет, » — так она сказала мне однажды.       На следующей строчке я затаил дыхание. Она не блистала какими-то литературными излишествами, лишь только более сложная конструкция рифмы, не более… Она была, скорее, личной, что-ли. В низу живота неприятно сжалась пружинка, будто бы измеряя меня на прочность: я жутко боялся, что она не поймет, к чему здесь такая грубая форма, ее оттолкнет это. Меня вообще удивляла моя реакция, но химические процессы в организме, происходившие на данный момент, все это заглушали целиком и полностью: были только я, она и этот мой дурацкий трек, который я пытался записать сегодня пять раз. Другие пишут альбомы быстро, я этот выстрадал — Вырвал, вызвал и выдавил, выдрал, высрал и выблевал, Выжрал, вынюхал, выкурил…       Она потупила взгляд вниз, тихонько покрутив шнурки у своей кофты, а после мягко перевела на меня взгляд. В глазах была лишь безмерная забота и какая-то странная мне жалость.       Ясно. Все ясно до самого окончания.       Я нервно выдрал листок из блокнота с текстом и запрятал в задний карман джинс. Ей не понравилось. Она просто подумала, что я либо псих (ха, что отчасти, все-таки, иронично), либо лишенец, яростно требующий к себе повышенного внимания. Меня затошнило от отвращения к самому себе, от того, что я мог бы создавать такое ощущение.       Я быстро встал и подошёл к столу взять стакан воды, в горле предательски пересохло. «Отдай, » — из-за спины тихо послышался голос Юлии.       Я хмыкнул про себя, зачем ей эти червоточинки на тетрадном листе, она будет по ним ставить мне диагноз или проследит мою политическую индифферентность? Я развернулся к ней и злобно оскалился. Проявлялась не лучшая моя черта, согласен. — Зачем он тебе? — произнёс я. — У тебя правда очень хорошие стихи, — не унималась она. Я устало закатил глаза. — Я не пишу стихи, это не стихи! — я нервно стукнул дном стакана об стол, отчего она вздрогнула, — извини. — Ладно, пусть так, — глядя мне в глаза сказала она. Запнувшись на секунду, она продолжила, — мне понравилось. Я опять хохотнул, что выглядело крайне неадекватно и даже оскорбительно. Но в такие моменты я то ещё дерьмо, самобичеванием я займусь позднее, не переживайте, обязательно займусь. — Юль, иди домой, — уже серьёзно произнёс я, как и она, глядя ей в глаза, — я дико устал. Не хочу ругаться с тобой. — И я не хочу, — чуть жёстче ответила она. — В чем тогда проблема? — отстранённо произнёс я, разглядывая свои кеды, будто бы видел их в первый раз. — Можешь ответить на один вопрос? — я удивился. — Хорошо, валяй, — я старался изо всех сил изображать безразличие, но получалось действительно с трудом. Я вообще не понимал, если честно, отчего все это происходит именно со мной и именно в данный момент. И какие небеса прислали мне сюда эту Юлю. — Что тебя тревожит? — задав вопрос, она зарделась румянцем, который показался мне очень красивым, я даже на долю мгновения расслабил все мышцы лица, отдав полную волю глазам, что наблюдали за её состоянием; но тут же отделавшись от страха задать вопрос, так как он уже прозвучал, она уставилась на меня. — Ничего не тревожит, — как можно более сухо ответил я, — абсолютно ничего. — Но твои строчки, они… — Юля, — я сделал паузу и положил ей обе руки на плечи, чуть надавливая и делая акцент на каждом слове, — это рэп, здесь все построено на контрасте, декодинг иной, понимаешь? — я врал ей, как последний мальчишка, но с упорством и мастерством многолетнего лгуна, — от пацанов пацанам, — продолжал я, — поэтому ты и не поняла. Она нахмурилась. — Ну или неправильно поняла, — чуть мягче добавил я. Мне перехотелось продолжать этот разговор. Я понемногу приходил в себя, осознавая, что веду себя, по крайней мере, глуповато для взрослого мужика.       Но боже мой, что случилось в следующую минуту! Юля отпрянула, сердито окинув меня взглядом, развернулась и направилась к выходу, не сказав ни слова. Я стоял ошарашенный, но в то же время с облегчением подумал, что помириться труда все равно не составит. «Нет, ну что за самоуверенность у меня вечно?» — мелькнуло в мыслях. Ладно, насрать пока. Я постоял немного, в бездействии ничего в голову не приходило. Нет, не насрать, определённо не насрать.       Я быстрыми шагами направился за ускользающей в коридоре спиной, где настиг свою собеседницу изо всех сил напяливающую на себя куртку, не попадая рукой в рукав. — Подожди, я помогу тебе, — я потянулся к её капюшону, как вдруг тоненькая ручка проскользнула мне под футболку и засунула руку в задний карман, выудив оттуда блокнот.       Я, охуев от поворота событий, зажал запястье Юли и тупо посмотрел ей в глаза. «Что она хотела этим показать, доказать?» — недоумевал я. Во мне не было ни злости на неё, ничего. Я больше удивился своей неосмысленной реакции.       С минуту мы так и стояли, молча глядя друг другу в глаза — она сжимала в руке мой блокнот, а я сжимал её запястье. «Мне важно, что у тебя внутри, » — тихо произнесла она. Я устало расцепил кулак, на запястье девушки осталось красноватое пятно. — До завтра, — и она, не дождавшись ответа, застегнула куртку, предусмотрительно убрав блокнот во внутренний карман, прошла вглубь коридора, тяжело открывая массивную дверь.       Я молча проводил её взглядом. В душе боролось странное чувство, годами рвавшееся наружу, но которое я, как дикого зверя, всегда доселе держал на привязи. Я не хотел бежать за ней, звонить и кричать ей в трубку, стоять под окнами её дома.       Тут было что-то большее, которое я описать, увы, не смог бы никакими эпитетами. Да и, по правде говоря, название этому в языке уже было, но было оно такое затасканное людьми, заляпанное смазливыми и глупыми определениями, ставшее от этого каким-то пошлым и мне противным. Но сейчас я все как-то легко понял и принял.

***

      Ночью меня разбудил писк телефона. Щурясь, я сквозь темноту три раза пытался понять имя отправителя. Забив на это, я открыл сообщение. Я протирал книги до дыр — наждачка! Судьба иначе распорядилась, как злая мачеха, Закинув меня солдатом удачи сюда… Я видел всё! От Оксфорда до Воксела, От лобстеров и кокса на подносах и до гоп-стопа. За просто так, йостерку по  посткодам на кросах, Я знаю как отбросы, так и лоск этого острова. Не следуй за мной по стопам, я — вечный аутсайдер, Когда затихнут споры, пройдёт на форумах кипиш Когда ты с рэпом альбомы в мусоропровод кинешь Когда мой родной город уйдёт под воду, как Китеж, Тогда по ходу финиш… Ну, а пока что… Я буду жить вопреки ожиданий чужих Не зная, что принесёт очередной поворот И если путь — моя суть, с ним моя жизнь Я буду знать, что я взял свою из сотни дорог…       В ту ночь я больше не уснул.