Часть 3
14 ноября 2017 г. в 01:09
Я с удовлетворением скомкал тетрадные листы и выкинул в мусорный пакет. Туда же полетели искусанные колпачки шариковых ручек и пустые банки из-под пива.
— Ну и срач тут у тебя!
В комнату ввалился Ярик, которого, впрочем, все предпочитались звать Дикки, из-за его говнястого характера и невообразимого умения находить проблемы на свою задницу. Забавный каламбур, неправда ли?
— У тебя не лучше, — пнув в него пустую коробку из-под пиццы, я хлопнул ладонью по клавиатуре и окончательно вырубил комп.
Все, что я написал за ночь уже было в недрах этой пластиковой бандуры.
— Настроение, смотрю, у тебя айс? — почти нараспев произнёс друг. Пройдя вглубь комнаты, он плюхнулся на диван и вальяжно закинул ноги в грязных сникерах на журнальный (когда-то) столик.
— С кого снял? — едко пошутил я.
Дикки не оценил моего юмора и посмотрел куда-то в бок, будто задумавшись о чем-то высоком.
«Ну и хер с ним», — подумалось мне.
Я двинулся в сторону душа, запах бомжа не вписывался в мои сегодняшние планы, тем более глубоко сидевшие аристократические корни все ещё пытались пробиться редкими ростками сквозь мою уже порядком загнившую душонку.
— Это творческий беспорядок, — кинул я парню и прошёл в ванную.
Из зеркала на меня смотрело опухшее чудовище, с синяками под глазами и кое-где пробивавшейся щетиной. Я провёл рукой по ежику волос на голове и переместил взгляд на мозоли на руках. Почему-то даже спустя годы они не сходили. «Все-таки руки мужчины всегда будут способны на труд», — внезапно промелькнуло у меня в голове. Помотав головой, я отбросил в сторону все мысли, хоть на секунду способные возвратить меня в мои темные времена, боясь потерять эйфорию вчерашней ночи. Наскоро почистив зубы и приняв душ, я начал аккуратно водить бритвой по холодному лицу. Мне не шла борода. Она росла какими-то козлиными отростками, напоминая молодого Фреда Дёрста. Я поморщился.
— Ты скоро там, нет? — скучающе промямлил Дикки из комнаты.
Сняв с зеркальной полки часы, я смахнул какую-то металлическую побрякушку на кафель и даже не заметив ее, наступил босой ногой на холодный пол. «Ах ты ж сука, блять!» — выругался я инстинктивно на русском. Опустив взгляд вниз, я заметил крупное кольцо, походившее более на мужское, чем на женское. Хрен знает, может кто из пацанов оставил.
Я вышел из ванной в шортах, обходя тесную комнату в поисках футболки и джинс. Дик присвистнул.
— Пидор, что ли? — усмехнулся я.
— Просто твоё девственное тело требует наскальным рисунков, мэн.
Ну уж нет, мне стало дурно от этой мысли. В моей ситуации и редкое фото-то было подобно смерти, а уж татуировка точно запечатлит момент не только на моем теле, но заклеймит меня как опасного преступника, которого и сквозь года найдут в федеральном розыске. Хотя мысли что-то набить мне приходили не раз, но я отгонял их как навязчивых мошек, сохраняя минутные связочки благодушия.
— Я подумаю, — промямлил я, — у меня есть некоторые задумки.
— Вот и отлично. Набьёшь в честь своего первого альбома, чувак! — Дик, уже успевший закурить, смачно выпустил мне в лицо струю горького дыма, за что тут же подучил поджопник.
— Двигай, мелкий, — я уже нацепил футболку и джинсы, зачем-то засунув утреннюю находку в узкий карман, попутно завязывая кеды.
Мы вышли на улицу, где бесноватые подростки гоняли на великах, сшибая все на своём пути. Свернув за угол, нас встретили полицейские, к слову, нечастые гости в районе, воровато оглянувшиеся в нашу сторону. Преимущество явно было за местными парнями, что удивительно грело мне душу где-то в закорках груди. С минуту постояв у подземного перехода, я затушил сигарету и одобрительно похлопав Дикки по плечу, перепрыгнул через турникет в метро.
В вагоне было прохладно. Редкие вечерние пассажиры устало листали газеты, либо дремали. Мой взгляд привлекла девушка напротив, мягко провалившаяся в сон. Благо три остановки оставляли мне шанс понаблюдать за ней вдоволь и утонуть в собственных воспоминаниях.
Копна волос, забранная в небрежный пучок, уронила несколько прядей, утопающих в красном кашемировом платке. Девушка полу-улыбнулась себе или же чему-то, что занимало её теперешние дорожные сновидения и безболезненно уронила правую руку на колено.
Я посмотрел на бледную кожу, показавшуюся из-под черного манжета и подивился контрасту со спелым оттенком женского лица. В воспалённом мозгу возникла старая-старая картинка, будто бы из диафильма, моего самого настоящего прошлого из всех, что сидели глубоко в подсознании.
1921 и мы с отцом едем поездом из Петрограда в вагоне-купе, с мягкими местами. А напротив, как и сейчас, — спящая красавица.
Должно было, она лишь загорела в путешествии или же в работе. Однако эти мысли тут же пролетели стремительной пташкой над теми, что прочно сидели в моей юной затуманенной голове. Вагон качало из стороны в сторону, плавно убаюкивая мягкое от дремоты тело. Было легко и просто предаваться праздным мыслям, которые я, ещё не осознавая событий, остававшихся за границей моей родины, лениво растаскивал по закоулкам сознания; это было бессмысленно, но весело. Это было не то, что сейчас.
Запах сливового вина доносился из-за соседней перегородки. На минуту это вынуло меня к реальности, вытаскивая из того самого облака мыслей, постоянно обволакивающего мою затуманенную голову.
Я снова вернулся в вагон метро, поскрипывающего на узких рельсах и горестно усмехнулся своему положению.
Отчего спящая незнакомка показалась мне такой необычной? Было то, что создавало то глубокое непонимание в моей душе, острее и острее возникавшее с каждым новым брошенным взглядом на её розоватое лицо.
Я снова ударился в воспоминания. Они были похожи, а такие безумные флешбеки сводили меня с ума, особенно в теперешнем состоянии.
Возможно, то безмятежное бездействие, поселившееся в нашем с отцом старинном плацкарте, с какой-то величественной ленцой проникавшее в самые поджилки, никак не могло прийти к согласию к тому, что происходило снаружи, за поездным мирком, где течение времени более не входило в жизнь его обитателей, существуя по собственным законам вагонов-ресторанов, которые, несмотря ни на что все так же продавали откуда-то взявшуюся буженину и селедку, оставляющую густые масляные следы на затертых салфетках; по законам кондукторов, изредка пестривших красными лентами в петличках, и газетных лавочников, негласно вознесшимися над всеми прочими источниками новостей и предубеждений о будущем.
Грязное окно вагона искаженно отражало серые пейзажи речных пойм, мельчавших от силикатного песка, небрежными кучами сброшенного близ железнодорожного полотна. Кое-где, но все же реже, мелькали обгорелые угольки сосен. Свистел гудок, олухом бивший по ушам и вызывавший почему-то спазм в низу живота.
Я снова явственно почувствовал это, схватившись за ремень джинс. Дикки недоуменно посмотрел в мою сторону, возможно, этот идиот решил, что хочу предаться публичной мастурбации.
Глубокий вдох и пелена прошлого исчезла с глаз. Электрический свет освещал лишь светлый облупленный вагон лондонской подземки. Мы поднялись с наших мест, оставив симпатичную особу досматривать свои дорожные сны.
Путь от станции до дома, в котором находилась наша импровизированная студия, обитая старыми пыльными коврами и обставленная выторгованными у ямайцев вертушками, составил не более десяти минут.